— Разворованные курганы самые ценные. — сказал Иван. — Цацки и камушки — не велика ценность, а вот сохранность кургана — вот за что мы можем быть благодарно ворам. Потому что он не вскрывали курган, а попадали туде через… — он попытался подобрать слово.

— Проход, — продолжила сестра. — Они не вскрывали курган, а делали подкоп. Через проход, по весне в курган заливалась ледяная вода, — Марья показала аккуратный, геометрический ход с края кургана, — Заметь, как ровно вырыт… В итоге — вода замерзала и переводила инфотело в статичное состояние — в результате захоронение сохранялось тысячелетия. И ведь удивительно — только талая вода из горных ледников обладает таким уникальным свойством!

— Мы даже проводили эксперимент в разломе! — восторженно сказал брат. — И все сходится.

— Не то, что археологи. — буркнула Мария. — Вандалы.

Сон развернул карту и стал её внимательно разглядывать. Как-то автоматически схватил котлету и запихнул её себе в рот.

— А это что? — спросил он.

— Перекрытия из канадской сосны. А тут ещё дуб и лиственница.

— Лиственница хорошо живет в воде… — задумался ученик.

— Не говори с набитым ртом! — сказала Людмила Васильевна. Она явно была не в духе. Сон послушно заткнулся и уселся поудобнее.

— А почему вы решили что это были воры? — спросил он.

— Ну а кто же ещё? — спросили оба в ответ.

— Ну это могли быть… Обученные люди, хранители могил, которые прокапывали этот вот аккуратный проход, специально по осени, заливали водой, чтобы тела сохранялись. А в оплату брали себе заранее приготовленные камушки и украшения… Двести лет ведь прошло как-никак — такой срок сохранить память и знания об умершем… Наверняка услуга не дешевая.

— Ахаха! — радостно сказал Иван, вытираясь салфеткой и хватая последнюю котлету. — А добавка будет?

— А ведь действительно. — задумчиво произнесла Сет. — почему мы решили что это воры?

— Кнорозов так писал. — сказал Иван.

— Кнорозов много что писал. — ответила Марья.

— И у него не было тех исследовательских мощностей, что есть у нас. — произнесла Сет, сложив бумажки. — Он располагал только теоретическими данными. Но в итоге расшифровал три языка. А у нас — целый нетронутый курган! Кстати, документы. — она кинула на стол папку, и отчего-то Сон испытал острые ощущения де-жа-вю. — Полвека назад, когда запустили программу геомониторинга. — продолжила Сет, — были открыты абсолютно все залежи, вся нефть, все драгоценные камни, и в том числе — захоронения, клады, потонувшие корабли… Все что имелось в недрах — все нашли. Откопали, изучили, поместили в музеи. Последнюю проиндексированную могилу вскрыли полвека назад, а знания из информационного поля мы научились считывать совсем недавно. Поспешили мы с вскрытием, потеряли что могли. Почти все, кроме Принцессы. Очень вероятно — это последнее сохранившееся индейское захоронение, которое ускользнуло от вездесущих глаз Цикады просто потому, что случайно или по замыслу магов древности было захоронено в параллельном мире, точнее в параллельном кармане… В аномальной зоне. Временная или пространственная петля — неизвестно, но Принцесса — наша последняя надежда на то, чтобы узнать тайну вне телесного путешествия, которой владели майя. — она бросила взгляд на папку с бумагами. — Расписаться можно на последней странице. Завтра жду ответа. Обещаю — будет интересно.

— И не вздумайте что-нибудь сломать! Мне пришлось раздать свою годовую зарплату на взятки, чтобы получить это оборудование!

Профессор любил приукрасить. Или присочинить. Враньем это было не назвать — художественным сочинительством, быть может. А сочинял он с удовольствием и совершенно неожиданно.

Наверняка из профессора вышел бы распрекраснейший журналист, ведь любая, даже самая сложная и запутанная тема, в его устах преображалась до красочного рассказа. И ещё он умел шутить. Играть, как на сцене и каким-то невероятным образом оживлял всех персонажей. Наверное, кроме журналиста в нем умер ещё и актер. Два умерших гения в одном!

А учился Сон вразброс. В самом начале он обсудил с профессором список вопросов, которые ему интересны и они начали с самых основ. Примеров, задач и контрольных вопросов у него не было — зато были эссе, сочинения, очерки, описания, хроники, рассказы по мотивам… И ещё их надо было не просто написать без ошибок — а это было не сложно, ведь просиживая часами на русском языке она научился писать очень быстро… И множество других видов малой прозы, которую требовалось писать в качестве экзамена по каждой отдельной теме.

И уже с первой темы Сон застрял в истории танцев. Тему эту он возненавидел сразу и с самого начала хотел отложить её на подальше — но профессор как духом чуял — сразу начал прямо с неё. Потом, по содержанию эссе он что-то там ещё заведовал или пояснял, и снова предлагал написать собственные мысли. И затем опять разъяснял какие-то мелочи… И так до бесконечности. Были и школьные уроки, как этот — в аудиториях по пятнадцать человек, и даже со стереошлемами.

Стереошлемы были запрещенной технологией, так ка портили зрение, вызывали привыкание и помутнение сознания. Целые страны оказывались в плену у этой технологии, на западных континентах в стереошлемах проживали полжизни, а в восточной империи к примеру, стереошлемы вживлялись детям при рождении вместо глаз… И Сон даже начал понимать отчего — они потрясающе проецировали реальность! Практически воссоздавали новую. Он даже втихаря начал подумывать и себе такой завести — в Семицвете были свои законы и свои правила, здесь было легализовано все, что в империи запрещено. Другое дело, что надо же было их, стереошлемы, где-то раздобыть и провезти как-то через всю империю… Сон откинулся и попытался сфокусировать глаза на ближайшей точке — похоже на привратник, кстати. Интересно — привратник тоже был запрещен? Наверняка.

— Ну что, друзья. — произнес профессор. Класс преобразился — они стояли в длинном светлом коридоре с множеством прозрачных дверей. — Поднимайтесь, поднимайтесь! Нас ждет экскурсия туда… Откуда пришел каждый из вас.

— Цикада умеет работать со стереошлемами? — спросил Сон, догоняя профессора по длинному коридору.

— А что тебя удивляет? — удивился тот.

— Но это вроде как запрещено…

— Шлемы запрещены, а программы не запрещены. И это не означает, что Цикада не умеет чего-то… — они свернули за угол и оказались в просторном освещенном зале. На полу лежал белый ковер в котором сразу утонули ботинки, под потолком — розовые стеклянные окна, сквозь которые пробивался солнечный свет. — Цикада все умеет.

Они прошли в просторный зал.

— Это не модель мои друзья. А настоящий родильный дом. Какие есть в каждом небольшом городе. И здесь каждый из вас может посмотреть как рождается жизнь. Переключитесь в потоковый режим и пройдем к боксу номер 16, специально для нашей группы его оставили открытым.

— Вы наверняка увидели множество волн в самых разных спектрах. Светитесь как звезды! — провозгласил он. — Но обратите внимание на малопонятные шумы — так ваш шлем воспроизводит пространство случайностей. Просто шумы, приходящий откуда-то из космоса. Без начала и без конца, без определенного спектра — гигантская информационная свалка.

Сон попытался отрегулировать шум, но запутался в интерфейсе — там было двадцать разноцветных ползунков и куча малопонятных надписей. Неимперский русский был забавным языком, объедки вместо слов, екоторые буквы были давно смешанны. Он как-то пытался изучать этот язык — даже переключал на русском языке систему проверки правописания на неимперский русский, но не протянул и двух дней. Все думал, что в голове что-то перевернется, переключиться и он начнет понимать этот недоязык, как начал понимать математику и фехтование, но этого не поизошло. А уловить шум иного пространства так и не удалось — стоило ему прислушаться к странным шумам, как они сразу изчезали!

— Хотя бы для вида мог бы сделать заинтересованный вид. — злобно заметил староста. В классе профессора все было по-настоящему — дежурство, оценки, помошники, староста в конце концов. Это была почетная должность, профессор сам отбирал на его должность ученика. Нынешнего старосту звали Эрнест и он сразу давал всем понять, что дружить не собирается, ни с кем и вот конкретно с тобой — тем более. Журнал опозданий он вел придирчиво, на урок после звонка не пускал, тишину поддерживал идеальную и все в тайне его побаивались.