Наметив маршрут, Слава занялся яхтой. Выбор был богатый. Бабка с дедом с незапамятных времен выписывали «Огонек». Все прочитанные номера стопками, по годам, хранились в старом шкафу в «холодной» комнате. В той самой, где ночевал Слава.

Перелистав журналы, он отыскал несколько фотографий, на которых красовались парусные яхты. А на самой верхней полке шкафа лежала тоненькая стопочка цветных проспектов-раскладушек.

Эти проспекты-раскладушки привез дядя Шура из-за границы. Напечатано в них было не по-русски, зато фотографии просто замечательные: снежные вершины гор, морские побережья, песчаные, усыпанные купальщиками пляжи, порожистые реки, белоснежные дворцы, пальмы, большие красивые корабли… И яхты. Много-много яхт. Всевозможных типов и во всех видах: и в море, и на стоянках у пирсов.

Яхта, которую Слава облюбовал для себя, была не просто красива. Это была лучшая из всех яхт, какие когда-либо швартовались на Черноморском побережье, откуда Слава намерен был отправиться в плавание.

Небольшой, легкий, послушный в управлении иол. И название подходящее: «Вега» — одна из самых ярких звезд на нашем небосклоне. Борта были выкрашены в нежно-голубой цвет, а палуба и боковые стенки каюты пропитаны лаком, отчего дерево приобрело темно-медовый оттенок. Крышка каюты тоже голубая, а паруса белоснежные. И красный флажок на грот-мачте.

Почему-то на фотографиях, совсем мало яхт, у которых имеется бушприт. Свою «Вегу» Слава снабдил чуть вздернутым кверху бушпритом. С ним она выглядит еще более легкой и стремительной.

К середине лета «Вега» была готова к отплытию. Она царственно покачивалась у пирса, и все, кто проходил мимо, поглядывали на нее и ее капитана: одни восхищенными, а другие завидущими глазами…

Пока Слава гонял тузик вдоль берегов Озера, воображая себя отважным многоопытным яхтсменом, у Ромки на пришкольном участке тоже не обошлось без приключения. Пусть оно было не столь захватывающим и совсем неопасным для жизни, зато настоящим.

Впрочем, Ромка ни о каких приключениях и думать не думал. Не до того ему было. Опыты на пришкольном участке — раз. В огороде у дома росли арбузы и дыни — два. А ведь еще и с Борисом Васильичем по полям охота было поездить.

Ну, правда, за опытными посевами на пришкольном участке особого ухода не требовалось. Наблюдай, как все растет, и записывай в дневник свои наблюдения. Так-то оно так. Но только Ромке приходилось вести не один дневник, а целых три. Свой, Славкин и еще Мишки Белова.

Со Славкой все ясно. У Мишки тоже свои дела. Целыми днями то в машинно-тракторной мастерской отирается, то с отцом в поле на тракторе ездит. Непонятно, зачем в кружок юных агрономов записывался. Сколько раз забывал про свои делянки, по два и по три дня подряд не появлялся на пришкольном участке. Тогда Ромка брал в ботаническом кабинете его дневник и делал записи.

Никто его об этом не просил. Хотя, если разобраться, Мишкины делянки вовсе не были для него чужими. Ведь они с Мишкой проводили опыт по одной и той же программе. А поскольку Ромкины всходы оказались изреженными и сильно засоренными, то он считал себя в какой-то мере ответственным за результаты Мишкиного опыта. На Мишкиных делянках ячмень взошел на удивление дружно и развивался прекрасно. Не то что у Ромки.

Зинаида Сергеевна все никак не могла успокоиться.

— Ты, Рома, видимо, не проверил семена на всхожесть? — допытывалась она. — И вообще, мне кажется, ты не те семена посеял. Ведь я тебе для опыта выдала отборные, отсортированные семена. В них не могло быть никаких примесей.

Ромка молча вздыхал и, моргая белыми ресницами, смотрел куда-то в сторону. А в уголках его губ пряталась довольная улыбка. Зинаида Сергеевна не знала, что и думать.

А дальше вот что было.

Пришел Евгений Николаевич, поглядел на Ромкины делянки и строго спросил:

— Ты зачем это к ячменю рожь подсеял?

Ромка, весь пунцовый, молчал, опустив голову.

— Ты загубил опыт, — продолжал Евгений Николаевич. — И мне кажется, что тебя кто-то подучил… Я даже предполагаю кто:..

Тут Ромка разлепил наконец губы:

— Никто меня не подучивал! Я сам! Борис Васильич и не знает!

— Рома, как ты мог! — простонала Зинаида Сергеевна. — Никому ничего не сказав… — и умоляющими глазами посмотрела на Евгения Николаевича: — Может быть, еще можно что-нибудь поправить? Может быть, еще не поздно выполоть эту рожь? Евгений Николаевич задумался.

— А ведь это мысль! — вдруг просиял он. — Назовем опыт иначе: «Посев ячменя с заниженной нормой семян» Сколько растений у тебя на одном квадратном метре? — спросил он у Ромки.

Тот мгновенно ответил:

— Ячменя — пятьсот, а ржи — двести пятьдесят!

— Подходяще, — кивнул Евгений Николаевич. — Это будет даже интересно! — и распорядился: — Рожь — выполоть!

— Не буду я ее выпалывать! — вдруг дернул плечом Ромка.

— Рома, ты что себе позволяешь! — прикрикнула на него Зинаида Сергеевна. — Как так — не будешь? Почему?

— Потому что она — главная! — сказал Ромка. — Потому что это богатырская рожь! Я ее специально посеял.

— Я, кажется, догадываюсь, откуда ветер дует, — с обидой сказал Евгений Николаевич Зинаиде Сергеевне. — Ну что ж, в таком случае мне тут нечего делать, — и шагнул к делянкам Мишки Белова.

А Мишка был тут как тут. Потому что накануне Зинаида Сергеевна пожаловалась его матери. «Ваш Миша, — сказала она, — форменным образом прогуливает!» Мишкина мать пообещала, что больше такого не повторится. И Мишку наказали, строго-настрого запретив ему всю эту неделю ходить в мастерскую.

Евгений Николаевич посмотрел ячмень на Мишкиных делянках, полистал Мишкин дневник и остался доволен.

— Вот кого надо готовить на выставку, — сказал он Зинаиде Сергеевне.

И Ромку оставили в покое.

Июнь в том году выдался на редкость засушливым. За весь месяц не выпало ни капли дождя. Кое-где земля даже потрескалась, такая стояла жара. Зеленевшие поля раньше времени начали желтеть. Посеянный в первые майские дни горох сначала быстро пошел в рост, выбросил густую сочную листву. Но ведь чем больше растение, чем гуще на нем листва, тем больше ему и влаги надо. Да еще и сорняки свою долю требуют. А сорняков на рано и торопливо засеянных полях взошло видимо-невидимо.

Надо было видеть эти гороховые поля под конец засухи: желто-бурые свернувшиеся листочки; хилые, бессильно упавшие на землю стебельки; крошечные цветочки. Потом, когда пойдут дожди, гороховые стебельки будут усыпаны крошечными стручками.

А на некоторых полях, где посеяли пшеницу и ячмень, вырос один овсюг. Только если развести его заросли руками, можно было увидеть карликовые растеньица пшеницы или ячменя с карликовыми колосками.

Лишь на Клюквинском отделении поля и в июне были покрыты густой, буйно прущей вверх, с каждым днем набирающей силу зеленью культурных злаков. И ничего удивительного: ведь клюквинцы, прежде чем сеять, закрыли на своих полях влагу, внесли удобрения и уничтожили сорняки. Поэтому никакая засуха их посевам не могла повредить: пищи и влаги растениям хватило до самых дождей. Словно бы никакой засухи и в помине не было.

Только у Прометеева опять вышла неприятность. Объезжая клюквинские поля, главный агроном увидел, что многие из них засеяны не так, как планировалось. На половине полей ячмень и овес росли вместе с горохом. А по плану каждую из этих культур надо было посеять отдельно. Ну, конечно, управляющего опять вызвали в дирекцию и стали пропесочивать.

— Вы разве НЕ знаете, что план — ЭТО ЗАКОН, который НИ ПОД КАКИМ видом нельзя нарушать? — тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросил у него Евгений Николаевич.