Мне очень не хотелось, чтоб он поселился в моей квартире, и я уже стала обдумывать, как бы ему намекнуть на это, но Кирилл, словно догадавшись о моих мыслях, опередил меня:

— Может, я поеду в гостиницу?

Я смутилась и, вероятно, от смущения сказала совершенно противоположное тому, о чем думала.

— Зачем? Поживешь у меня… — Я взглянула на его лицо, оно просияло, и во мне стало просыпаться какое-то давно позабытое чувство глубокого беспокойного трепета.

«Я же любила его. Я безумно любила его! Я умирала, сходила с ума, страдала! Я мучилась так, словно Бог навалил на меня сразу все свои испытания, и вот — он передо мной. И я снова начинаю сходить с ума», — думала я, исподволь пытаясь более пристально разглядеть Кирилла.

— А ты ничего устроилась, — определил Кирилл, разглядывая содержимое холодильника, загружая туда варенья, соленья, маринованные грибочки и натуральный липовый мед с пасеки Валеры. Все эти гостинцы мне передала Ларка. К родителям Кирилл зайти не решился, хоть и давно помирился с отцом, который некоторое время после моего отъезда демонстративно игнорировал Кирилла, отворачиваясь и не отвечая на его робкие приветствия.

— Вашими молитвами, сэр, — ответила я, вложив в свои слова как можно больше сарказма. — С голоду не умираю, от обиды, как видишь, и от бессилия — тоже.

— Я и не сомневался в твоих резервах, как физических, так и психических… — разогнулся Кирилл, поставив последнюю банку в холодильник. — Ты работаешь?

— Ну, как тебе сказать…

— Так и скажи — как есть. Работаешь?

— Боже мой, да что ты ко мне пристал? — с трудом подавляя раздражение, сказала я и посмотрела на него в упор. Щеки его слегка побледнели. Совсем несильно, это было заметно даже под суточной щетиной. «Наверное, он не успел побриться, — подумала я. — А мог бы подняться и раньше, чтоб не являться пред мои ясны очи в таком неряшливом виде».

Я вспомнила Лешу. Как он встал раньше меня, как занял очередь, как вымылся, выбрился, увлажнил лицо каким-то лосьоном.

— Ты почему не побрился? — неожиданно для себя спросила я Кирилла.

— Я… — хотел было оправдаться Кирилл, но тут же нашелся: — А зачем?

— Да, — согласилась я. — Зачем? Ты же такой один — неповторимый, неординарный, необычный. Тебя нужно любить уже только за это! — с сарказмом произнесла я и пошла из кухни.

— Ира, почему ты так цинична?

— Я цинична?

— И… жестока? Я проехал такое расстояние, я летел к тебе на крыльях. Я разбил семью, оставив жене и квартиру, и машину, и…

— Дочку? Самое бесценное в нашей жизни — это дети. — Я посмотрела на него с усмешкой. — А вот тут-то ты облажался. Если все это ты сделал ради меня, то я уже не та наивная дурочка, которая раскинет ладошки в изумленном: «Ах, какие жертвы!» — и бросится навстречу тебе и своему безумию.

— Ира! Что с тобой? Тебе не нравится, что я небритый? — Кирилл приблизился ко мне и снова попытался обнять меня, но я вовремя увернулась из его рук. — Я побреюсь! Это не суть.

— Не что? — по-идиотски переспросила я.

— Ты изменилась… — с сожалением констатировал Кирилл. — Ты стала…

— Да, Кирочка. — Я вошла в комнату и опустилась в кресло. — Да, миленький… Мы меняемся, меняемся, меняемся. Мы всю жизнь меняемся! Это только вы статичны и неизменны, как мраморные статуи. У вас соображение застывает лет в пять. Вам нужно лишь то, что не вызывает необходимости действовать и думать самостоятельно. Что, может, я не права?

— Я не понимаю тебя. — Кирилл заходил по комнате. — Не понимаю! Я ведь люблю тебя, как же объяснить это? Как объяснить? Знаешь, сколько я перестрадал?! И Лялькины пеленки стирал, и жене обеды готовил, и теще продукты возил…

— Стоп-стоп-стоп! — не поняла я. — Это что, связано с любовью ко мне?

— …И все время думал о тебе, — закончил Кирилл, и его нижняя губа задрожала вместе с подбородком. Вот-вот заплачет. Мне стало неприятно.

— Кира, — тяжело произнесла я. — Мне не хочется говорить об этом. Мне не хочется выяснять глубину и меру страдания каждого из нас. Наверное, во всех любовных трагедиях виноваты оба — и женщина и мужчина… Ты потерял меня. Я была глупой, наивной, слабой. Я не знаю, каким был ты, наверное, тоже глупым, наивным, слабым… Но ты был старше и опытней. Я не хочу сказать, что ищу себе оправданий, я хочу сказать только то, что ты потерял меня.

— А кто нашел? — Кирилл присел на ручку кресла.

— Пока никто… — Я уткнулась головой в его бок и заплакала. — Сначала мне показалось, что нашел… Но оказалось — нет. Я, как пустой фантик, который привлекает своей броской яркостью, его поднимают, рассматривают, даже кладут в коробочку к другим таким же пустым и ярким фантикам…

— Не плачь, Чучелиндушко мое. — Кирилл с опаской, осторожно коснулся моей головы. — Я же знаю, что ты не фантик! Я не положу тебя в коробку.

— Дурак! — разозлилась я. — Дурак! Я такая, какой сделал меня ты! Ты разодрал и выпотрошил мою душу! Ты выел всю начинку из оболочки! А теперь меня носит ветром, треплет, бросает в грязь. Кирочка, уезжай… После того, что было, я никогда не смогу жить с тобой. Никогда, понимаешь?

Кирилл встал с кресла, не зная, как ему поступить дальше.

— А можно я останусь у тебя до вечера? Не шляться же мне по улицам.

— Оставайся, — махнула я равнодушно рукой и пошла в ванну отмывать потекшую с ресниц тушь.

— Девять, — буркнула я, взглянув на часы в прихожей.

— Что? — Кирилл высунулся из комнаты и вопросительно уставился на меня.

— Уже девять, — сказала я, показывая на часы. — Четыре часа мы с тобой общаемся, а впечатление такое, будто прошла целая вечность. Будто мы не расставались вовсе.

Я включила воду в ванной и сыпанула туда полколпачка ароматичной соли. По квартире разнесся благоухающий запах клубники.

— Ирочка. — Кирилл подошел ко мне в тот момент, когда я расстегивала пуговки на блузоне.

Я быстро запахнула верх рубашки и повернулась к нему.

— Ирочка, а может, дело и не во мне?

— Может, и не в тебе, — не стала я спорить. — Кира, выйди из ванны, мне нужно побыть одной.

Кирилл переминался с ноги на ногу, все еще раздумывая над тем, что он хотел мне втолковать.

— Ты ведь всегда мечтала о принце из сказки… Я, конечно, не принц…

— Конечно. Иди лучше переоденься с дороги, пока я умоюсь.

— Но ведь это не сказка — это жизнь. Не бывает принцев в реальной жизни. — Он словно не слышал меня, и я стала выталкивать его из ванны. Когда он вышел в прихожую, а я уже прикрыла дверь, у меня вдруг нашлось, что ему возразить.

— Может, и не бывает! — крикнула я в узкую щелочку. — Но не об алкашах же мечтать, а? Не о дебилах, кретинах и садистах, правда? Ты ведь тоже не хочешь в жены стерву, истеричку, уродину или как?

Высказавшись, я не стала дожидаться ответа, а закрыла дверь, задвинув на всякий случай шпингалет, и погрузилась в нежную пену, оставив на поверхности лишь лицо.

Кирилл что-то кричал мне, но я глупо улыбалась, испытывая наслаждение от теплой ванны, и совершенно не слышала его контраргументов.

— Займись чем-нибудь, — бросила я, совсем не рассчитывая, что он прислушается к моему совету.

Звонок в дверь донесся до меня сквозь пенную вату приглушенной трелью.

Я пулей вылетела из воды, чтоб успеть показать знаками Кириллу, что я не жду никаких гостей, но было поздно.

— Ира в ванной. — Он широко распахнул дверь и разговаривал с кем-то, стоя в одних спортивках. Вид у него, конечно, был не из лучших. Сквозь открытую дверь я успела разглядеть его растрепанные волосы, поросшую буйной растительностью спину и голые босые ноги.

«Мамочка родная! Этого еще не хватало!» — мысленно ужаснулась я, представив себе, какими глазами на Кирилла смотрит Леша. Больше некому! Я машинально взглянула на часы.

Что бы вы подумали, застав в четверть десятого в доме у девушки, которая сейчас находится в ванной, полуголого мужчину?