– Это что же такое? – удивлённо спрашивал стрелец, получив жалованье «новоделами». – Куда же я с ними пойду?

– А куда хошь! – глубокомысленно отвечал ему полковой казначей. – Ты пойми, дурья башка, они таперича столько же стоят, сколько и звонкое серебро!

Поначалу так оно и было, потому медные монеты принимались и ходили наравне со своими товарками из драгоценного металла. Однако потом «красных» денег по непонятной причине становилось всё больше и больше…

– А ну-ка, разберись! – дал царь поручение Даниле Полянскому, дьяку Приказа тайных дел. – Откуда это у нас меди боле, чем её монетные дворы бьют!

Начался сыск, и вскрылось большое количество деяний воровских и злодейских. Оказалось, что многие мастера денежных дворов всеми правдами и неправдами за немалую мзду передавали лихим людям подлинные чеканы.

Не удержался от соблазна невиданно разбогатеть и Серафим Негожий, московский минцмейстер. Посватался он недавно к Марье, дочери купца Лыкова.

– На чужой каравай рта не разевай! – вытолкал его взашей краснорожий купчина. – Когда будет у тебя дом в предместье, да в нём куча добра всякого, тогда и приходи! А коли ты честный, то с этого воды не испить!

Машка-зазноба так засела в сердце у мастера, что он совсем голову потерял. С горя Серафим запил, выбрасывая на ветер всё своё и без того небольшое жалованье. Как раз в этот момент и подкатил к нему Митька-лиходей, что раньше фальшивую деньгу бил.

– Продай мне испорченный чекан! – предложил он, поблёскивая глазами. – Я за него тебе триста рублей серебром дам! Человеком станешь, все бабы твои будут!

Бес попутал влюблённого минцмейстера, и он ударил по рукам с Митькой. Вечером следующего дня, опасливо озираясь по сторонам, он передал прохиндею что-то тяжёлое, завернутое в чистую холстину. Заглянув под неё, тот бросил на стол перед Серафимом увесистый кошель.

– Смотри у меня! – погрозил Митька кулаком мастеру. – Если что – я тебя не видел, а ты меня не видел!

Через неделю на московский денежный двор пожаловали нежданные гости. Их привёл с собой подьячий Митрошка Короб, невесть где разнюхавший о недавней сделке минцмейстера.

– Ну-ка, несите все чеканы! – приказал он, грозно шевеля вислыми усами. – Обревизую я вас, и если хотя бы одного не найду, не сносить всем головы!

Однако проданный чекан был ломаный и по бумагам числился как в полную негодность приведённый путём разбития на наковальне.

– А кто его куски плавил? – тут же поинтересовался подьячий. – Хочу я поговорить с этим человеком!

Только взглянув в глаза Негожего, он как будто прочитал все его мысли.

– Ты чекан и продал! – сказал он, тыча толстым пальцем в грудь мастера. – Если так, то признавайся!

– Не продавал я чекан! – ответствовал Серафим предательски дрогнувшим голосом. – Разбил я его – и всё тут!

– Раз так – то так! – ухмыльнулся Короб. – Но смотри, давеча поймали мы Митьку-фальшивомонетчика. Пока он молчит, но у нас и немой со временем начинает разговаривать! Коли надумаешь что – лучше сам всё расскажи! Теперь ты тоже под следствием, так что из Москвы ни шагу!

После его ухода Негожий чувствовал себя так, как будто ему в глотку уже залили расплавленный свинец.

«Бежать мне надо, пока не поздно! – решил он про себя. – Митька, видать, долго молчать не будет!»

Однако жизнь распорядилась судьбой минцмейстера совсем по-другому, и так быстро, что он и опомниться не успел.

В воскресный день пошёл он на Красную площадь, чтобы немного развеять среди людей своё дурное настроение. На свою беду или счастье, он оказался среди толпы, внимавшей что-то старательно зачитывающему громкому голосу.

– Что там деется? – спросил Серафим у соседа, тыча его локтем. – Об чём читают-то?

– Письмо там нашли! – с охотой сообщил ему тот, сплюнув под ноги. – Пишут, что бояре Милославские, Илларион да Иван, а также Ртищев и Стрешнёв к королю польскому переметнуться вздумали! Сказывают, это они медные деньги придумали, а царь-то не знает всего этого!

Толпа грозно шумела, подобно огромному морю, всё прибывала и прибывала. Вскоре мастер почувствовал, что зажат со всех сторон и уже не сможет выбраться из людского потока.

– К царю пойдём! – стали раздаваться вокруг нестройные возгласы. – К царю, пускай накажет изменщиков! Доколе медные деньги будут ходить! Уже за них ничего не купишь!

Как стекающий с высоких гор селевой поток, человеческое море устремилось вперёд. Его вожаки уже знали, что Алексей Михайлович находится в Коломенском, где отмечает с семьёй и приближёнными именины родной сестры Анны.

«Вот это влип! – подумал Негожий, идя вперёд против своей воли. – Вот это пошёл развеяться! Ведь бунт же это, настоящий бунт, иначе не скажешь!»

– Выдать изменщиков! – кричали в толпе, потрясая кулаками. – Мы сами им суд учиним, скорый и беспощадный! От этих кровососов простому люду никакой жизни нет!

Когда дошли до дворца в Коломенском, выяснилось, что царь на обедне в церкви.

– Какая там обедня! – заорали вокруг буяны, разогретые водкой. – Пущай с народом поговорит!

К удивлению Серафима, двери церкви вдруг распахнулись, и в гущу толпы вышел сам Алексей Михайлович. На его лице мастер не увидел даже тени страха или сомнения, царь держал себя достойно и уверенно.

– Что привело вас, люди добрые? – громко спросил он, окружённый чернью. – Я государь ваш и готов ответ держать за слуг своих! Однако нет их сейчас со мной! Дослушав обедню, я поеду в Москву и немедленно разберусь, замыслили ли они что-нибудь лихое!

Сначала толпу успокоили эти смелые речи, и люди хотели уже возвращаться обратно. Но тут прибыла новая волна мятежников, Алексея Михайловича стали нагло толкать, кто-то даже пытался оторвать сверкающие золотом пуговицы его кафтана.

Сделав несколько шагов назад, царь быстро скрылся от своих подданных за массивными дверями церкви. Их немедленно закрыли изнутри, и никто из толпы не успел последовать за ним.

Почти сразу же сзади раздался топот копыт и лихое гиканье, заставившее многих обернуться. Люди увидели, что на них во весь опор несётся лава дворянской конницы, блистая на солнце вынутыми из ножен саблями.

– Что же это деется? – заплакал кто-то сзади. – На безоружных рейтар да детей боярских бросать?

Толпа побежала прочь, безжалостно давя упавших или оступившихся. Однако впереди была Москва-река, и многие стали прыгать в неё и тонуть, пытаясь перебраться на другой берег.

Заметив на берегу большую лодку, Негожий и какой-то парень в стрелецкой одежде перевернули её и спрятались под днищем крепкого судёнышка. Вскоре вокруг них стали раздаваться предсмертные стоны и хрипы умирающих людей. Когда всё стихло, они осторожно выглянули наружу.

Мастер с ужасом увидел, что берега реки вокруг покрыты человеческими трупами. Кто-то ещё был жив и громко звал на помощь, тщетно пытаясь выбраться из-под груды мёртвых тел.

– Глянь, тут ещё двое! – подбежал к ним молодой дворянчик с окровавленным палашом. – Вяжи их, ребята, пока эти бунтовщики в бега не подались!

Ох, и велика река Лена, много больших и малых рек делают её шумной и полноводной! Правый приток водной артерии носит название Киренга, что в переводе с эвенкийского означает Орлиное гнездо. Славна пушниной и богата рыбою да диким зверем Усть-Киренская волость!

Только один раз в год, в летнее время, собирается в устье Киренги большая ярмарка. Чего только не встретишь на ней – от собольих шкурок до московских пряников! Везёт сюда торговый люд разнообразный товар, чтобы продать подороже и купить подешевле!

Но не за покупками пришёл сегодня на ярмарку Никифор Черниговский, казачий пятидесятник Илимского острога. Ждал он появления воеводы Лаврентия Обухова, чтобы собственными глазами проследить за его бесчинствами.

– Едет вражина по Лене вниз, не торопится! – доложили пятидесятнику верные люди. – В каждой деревеньке останавливается, порет мужиков да насилует девок, что покрасивше будут!