P.S. Спойлер специально для слабонервных! Алан жив. Пуля в плече застряла.

====== 40. Третий круг ======

В голове яркой вспышкой взорвалась единственная мысль:

«Я убил».

Руки дрожали так, что оружие выпало из них, стукнувшись о подмерзшую землю прикладом. Глухой звук разнесся далеко в морозном воздухе. Лео словно бы в замедленной прокрутке видел, как бежит Юлька к близнецам, скорчившимся на бетонной дорожке. Как Серега трясет его за плечи и что-то быстро говорит, не разобрать, что. Казалось, будто рот его раскрывается беззвучно, а вернее, слова не были слышны, потому что в ушах звенело, кричало, шептало в ужасе многоголосие. Пульсом билось только одно слово:

«Я убил. Убил… убил… убил…» — и раскатывалось оно так, словно камни катятся с горы во время камнепада.

— Алан, — пробилось сквозь этот камнепад одно-единственное слово, одно из всех, что громко говорил ему Серый.

Ноги стали в один миг ватными, словно чужими, и отказывались идти, хорошо еще, что Серега практически тащил его на себе. Ему казалось, что несчастные десятки метров они преодолевали чуть ли не пять минут, хотя реально они бежали что есть сил, слыша только грохот сердца, которое колотилось так, будто вот-вот взорвется, разорвав грудную клетку на части.

Роберт уже не кричал. Он словно был не в себе, упав на колени, он прижимал к себе тело брата, не обращая внимания на то, что кровь, обильно пропитавшая рукав и половину толстовки Алана, не пощадила и его одежду. Вся передняя часть его черной куртки лоснилась от вытекающей из открытой раны густой красной субстанции.

Алан, к счастью, (Лео даже выдохнул), был в сознании. Он пытался зажать правой рукой рану на левом плече, но получалось плохо, кровь всё равно пробиралась сквозь пальцы и текла ниже, собираясь на холодной дорожке парка неряшливой вишневой лужицей.

Самым трудным было заставить Роберта отпустить брата. Но в конце концов это всё же удалось. Лео стащил с себя толстовку и майку, сначала попытался было разорвать ее, как в кино, потом мысленно выругал себя за идиотизм и просто растянул жгутом и завязал дрожащими руками на один-единственный узел, зато крепко, прямо поверх Аланова мокрого рукава, стараясь не смотреть на разодранное снаружи и зияющее внутри пулевое отверстие на задней поверхности плеча.

Холода, даже оставшись без майки, он не чувствовал, хотя на улице было, пожалуй, уже около нуля, и пар, вырывающийся изо рта, ясно об этом говорил. Куртку Лин накинул только тогда, когда Юля на него рявкнула. Алана же била крупная дрожь, и по видимому, с каждой секундой ему становилось все хуже и хуже. Он сделался бледен, как полотно, и только лиловые губы ярко выделялись на растерянном, каком-то детском лице. Роби вырвался от Юли и Серого и снова приник к брату, на этот раз осторожно обнимая его поверх импровизированной повязки. Он что-то тихонько нашептывал на ухо Алану, глядя в пустоту совершенно дикими глазами, а тот кивал в ответ.

Дальнейшее Лео помнил смутно, все спуталось в один безумный клубок, вой нескольких сирен смешался с криками интернатских, которые высыпали, словно горох из мешка, на улицу, кто в чем. Люди в форме, скорая помощь, носилки. Яркая вишневая лужа на дорожке почернела и казалась в сумерках огромной неряшливой кляксой.

Доктор только взглянул в лицо Роберту и даже пытаться не стал запрещать ему забираться в перевозку вслед за Аланом.

К этому времени солнце уже скрылось, и перекрытая полицией дорога образовала гигантскую пробку. Водители психовали, сигналили, однако ровно до того момента, пока не видели причину этой пробки. Увидев, мгновенно затихали и бочком, осторожно просачивались в узкое горлышко, быстро оглядывая жуткую картину и крестясь в душе. «Не дай Бог…»

Незнакомого светловолосого парня лет двадцати пяти быстро увезла труповозка, а водители, женщина средних лет и пенсионер в светлой бейсболке еще долго разбирались с гаишниками и оформляли документы. По всей вероятности, мужчина пытался избежать трагедии и резко затормозил, а женщина не успела среагировать и врезалась в него сзади. Но парня это всё равно не спасло. Видимо, он даже не успел осознать, что произошло, так быстро его душа распрощалась с телом.

Впрочем, для Лео это было слабым утешением. Хотя и разум, и внутренний голос, который с необычной для себя солидарностью был с ним согласен и горячо его поддерживал, твердили в унисон, что он поступил единственно правильно, когда из всех возможных вариантов выбрал на автомате самый верный.

То же самое твердили взахлеб и Серый с Юлькой. Когда они поняли, что Лин зациклился, то кинулись спасать друга от психологической травмы как могли. Но это почти не действовало. Убивать себе подобных — противоестественное, чудовищное действо, и как ни убеждал Лео себя в правильности поступка, что-то в его внутреннем стержне надломилось. Его долго тошнило, когда он всё же дополз домой, в завершении этого жуткого дня. Выворачивало просто до самого донышка, даже когда уже внутренностей, кажется, не осталось, организм все никак не мог успокоиться.

Стоило лишь закрыть глаза, как перед ним вновь вставала картина распластанного на дороге тела, изломанного, словно марионетка, с расколотым черепом и бело-красным месивом, брызгами на асфальте. И Лео вновь несся к унитазу. Дурак, и дернуло же его пойти к месту аварии. Серега был с ним, однако на него такого потрясающего впечатления эта жуткая картина не произвела. Правильно, подумал Лео, не он же убивал…

Эта навязчивая мысль не давала ему покоя ни днем, ни ночью. Беспокойство за Альберта с одной стороны, в котором он даже себе не желал признаться, но которое однако грызло его изнутри, словно голодный зверь, и эти навязчивые мысли об убийстве с другой, превратили его жизнь в кошмар. Так что калейдоскоп событий, которые обрушились на него, как и на всех свидетелей и участников трагедии, в общем-то ничего в этом кошмаре не добавил. Пожалуй, он даже был рад этим бесконечным нервотрепкам, опознаниям, процедуре дачи показаний и прочим, неизбежным в таких обстоятельствах, действиям. Они хотя бы немного отвлекали.

— Теперь меня посадят? — рискнул он спросить у немолодого следователя, с которым уже разговаривал в третий раз.

Тот на миг оторвался от компьютера, впился в Лео нечитаемым взглядом, потом вздохнул и, сняв очки, устало потер переносицу узловатым указательным пальцем.

— С чего взял? — осведомился он, снова водрузив очки на место.

— Нуу… — Лео растерялся. Для него ответ на этот вопрос был очевиден. Он вообще-то просто спросил, чтобы узнать, на сколько.

— Видишь ли, два дела, надеюсь, удастся объединить в одно производство, и это значительно все меняет. В общем, если коротко, то вот.

С этими словами он развернул ноутбук к Лео и открыл документ.

«Статья 39 УК РФ. Крайняя необходимость.

Не является преступлением причинение вреда… »

Он читал мелкий текст и плохо понимал, никак не мог сосредоточиться.

— А можно своими словами? — наконец оставив попытки продраться сквозь заковыристые формулировки, почти взмолился он. Он уже почувствовал, что следователь питает к нему что-то сродни симпатии и окончательно осмелел.

— Если своими словами, то не посадят. Девяносто девять процентов.

…После этих визитов он выползал выжатый, словно лимон, и с трудом добирался до интерната. От тренировок его пока, по вполне понятным причинам, отстранили, и это было даже на руку, потому что сил вряд ли хватило бы на все. Потому что в интернате его ждал еще один ад, и этот ад был Алан.

Свиридов вернулся из клиники на такси через три дня. Долго выбирался, расплатившись, потом, пошатываясь и держась за стену ладонью, добрался до лестницы и приступил к подъему, останавливаясь и переводя дух на площадках.

Лео, который как раз подходил к крыльцу, возвращаясь из отделения полиции, видел это представление в деталях, и пока догонял идиота, успел прийти в себя.

— Сдурел, что ли? Как тебя выпустили, такого нарядного? — он старался не показать облегчения при виде раненого, всё же волнение его не отпускало, а тут, увидев вполне живого, хотя и заморенного, парня, он почувствовал, что на душе мигом стало спокойнее.