— Не смей, Берт, сука, отпусти меня! — получалось плохо. Сил не было совсем, непонятно почему, он же выспался? Но голова по-прежнему кружилась, и его тошнило, тошнота гнездилась не в желудке, абсолютно пустом, и не в голове. А где-то в груди. И сердце колотилось как бешеное, не давая ни вдохнуть ни выдохнуть. Темно в глазах…

— Не вздумай, — он трепыхался из последних сил, уже не надеясь ни на что.

— Берт, если ты… если ты, сука… если сделаешь… то все. Все! — он крикнул, уже в отчаянии, пытаясь отстраниться, однако ладонь уже проникла, сжала ягодицу и пробиралась дальше, ко входу. — Да! Мы трахались, понял? Как кролики, всю ночь. Да, он меня разложил как последнюю блядь! У меня в жопе полно его спермы! Понял? Это хотел услышать? — хриплый полукрик- полушепот. Ненавидящий. — Рад?

Рука дрогнула и замерла. Поползла назад. Кольцо рук ослабло, как будто из них, из этих рук, вынули кости, и они превратились в безвольные макаронины.

Роби сделал шаг назад, опустив голову, так, что волосы закрыли лицо и было непонятно, что там, за этой занавеской.

Алан без сил опустился на кровать. Сложился пополам, уткнулся носом в колени и на всякий случай устроил руки по сторонам от лица, чтобы ни лучика света не проникло. Да. Так было легче. Тошнота потихоньку отступала. Тяжелое дыхание. Роби. Он не видел, но почувствовал, как близнец сел на кровать, чуть прогнулся дорогой матрац.

— Врешь?

Пауза, во время которой Роби чуть не сдох. Реально. Долгая пауза, минута, не меньше. Это кажется, что минута — это быстро. Но если задашь вопрос и нет ответа, то минута тянется ровно вечность…

— Конечно…

Минута.

— Прости…

Это так трудно…

— Простишь?

— Пусти, мне лечь надо.

— Тебе плохо? — бля, он же мог ему сделать больно! Идиот!

— Мне хорошо. — глаза закрыты, дышит быстро и коротко, словно собака на жаре.

— Я тебе больно сделал? — больше всего хочется побиться башкой о стену. Ну почему он такой идиот?

— Да.

— Где больно? Покажи, где?

— Тут, — рука на груди, рука на лбу, — и тут.

— Пить хочешь?

— Давай.

— Сейчас, погоди. Где тут стаканы-то? Блин, ничего не найти! Вот. Нашел, — бульканье воды. — Держи, Берти. Берт? Эй. Ты чего? Берти! Да бля, Берти же!..

— Алло! Скорая? Примите, пожалуйста! Парень, без сознания. Адрес… Восемнадцать лет. Я брат. Да не знаю я!!! Я не кричу. Хорошо. Хорошо. Понял. Жду.

====== 29. ======

— Я не поеду в больницу!

Алан к приезду скорой уже вполне пришел в себя и даже пытался спорить, впрочем, без особого успеха.

— Да нам пофиг, парень, — равнодушно отбил рослый фельдшер, — подпишешь отказ и можешь спокойно кони двигать. Только не советую. Тепловой удар, знаешь, штука коварная. У тебя обезвоживание, так?

— Ну.

— Кровь густая. Плюс интоксикация от ожога, и она продолжается. Так?

— Ну.

— Плюс на кардиограмме перебои и тахикардия. О чем это нам говорит?

— О чем?

— О том, что без инфузионной терапии, дезинтоксикационной, электролитной и форсированного диуреза не обойтись. Так?

— А по-русски можно?

— А по русски — два дня под наблюдением, несколько капельниц, побегаешь в туалет, и если нет осложнений, то выпнем как миленького. Насильно сейчас даже в психдиспансере не лечат. — Он размашисто подписался в листе, поставил точку от души и на нее полюбовался.

Роби в дискуссию не встревал. Для него все было предельно ясно. Он методично набивал пакет вещами, собирал документы и только один раз скрипнул зубами, когда Алан, уже почти смирившись со своей долей, потерянно спросил:

— А второй?

— Что за второй? — насторожился фельдшер и вопросительно кивнул Роби, мол, что за дела?

Тот пожал плечами, отвернувшись и продолжая складываться.

— Ну я не один был, нас двое. Он, ну в общем, товарищ мой, он тоже обгорел.

— И тоже в обморок свалился?

— Да вроде нет, — неуверенно предположил Алан.

— Тут ведь дело какое, — словоохотливый фельдшер принялся укладывать переносной электрокардиограф в специальную сумку, — у меня тесть может бутылку водки выжрать в однова. И потом еще плясать пойдет. А я, к примеру, бокал шампанского на Новый год выпью — и через пять минут спатеньки. Домкратом меня не подымешь. Организмы у всех разные. Может он сейчас огурцом скачет? Вот поплохеет ему, вызовет он нас — приедем спасем.

— Иди иди, я за ним прослежу, — кинул Роби, застегивая сумку.

— Правда? — что-то в этой фразе было нелогичным, но затуманенный мозг Алана соображал с трудом, казалось, что ржавые шестеренки со скрипом проворачивались в голове, принося ощутимую боль.

— Конечно, — улыбнулся близнец, — он же твой товарищ, так? Значит, и мой тоже. У нас же с тобой все общее.

— Ннет, я лучше Игорю скажу, — подумав пару секунд, пробормотал Алан. — Пусть он…

— Скажешь ему, что два долбоеба забили на тренировки, заснули на пляже и обгорели как бараны? И сорвали график тренировок еще на пару дней? Не гони чушь. Игорю на вас посрать, а Ковалев только послезавтра вернется. Так что езжай спокойно, я покараулю.

После еды Лео стало намного лучше, хотя, против ожидания, все, что он с голодных глаз набрал в столовой, съесть не удалось. Видимо, желудок привык к пустоте, и довольствовался теперь крохами. То есть голод полностью не ушел, но то, что хотелось съесть глазами, уже упорно не лезло в рот.

Он решил сделать паузу и огляделся. В целом жизнь налаживалась. Кожа по-прежнему горела и болела почти везде, исключая только подмышки и зону плавок. К счастью, они были по типу шорт, и большой участок кожи остался невредим, так что вид у Лео, если его раздеть полностью, был довольно забавным. Впрочем, ни в баню, ни на нудистский пляж он не собирался, ни сейчас, ни в обозримом будущем, так что проблемы нет.

Тошнота и головная боль после еды совершенно исчезли, но на их место пришла слабость и осоловелость, которая подтолкнула мысли в правильном направлении. А именно, в том, что тренировки не волк, их можно и отложить на денек, а вот долг товарища хорошо бы выполнить. Воды притащить и узнать, когда наконец страдальца выпишут из больницы. Хотя… Это было актуальным еще вчера, когда номер приходилось делить с Аланом, сейчас же, когда все разрешилось и близнец перебрался к брату, стало уже всё равно.

Кстати, почему-то их нет на обеде. Интересно, до сих пор друг другу мозги выносят? Или уже помирились и друг друга из постели не выпускают? Да нет, на них это не похоже. Война войной, а обед по расписанию.

В дверях появилась сонная Юля с отпечатком подушки на щеке. Через пять минут она вяло плюхнулась на стул рядом с Лео.

— Привет, — протянула она, не глядя на парня, — ну ты негр! Хорошо оттянулся?

— Ммм, — неопределенно промычал тот, так что истолковать этот звук можно было как угодно. — А ты?

— Да вообще песец! — раздраженно фыркнула девушка. И, не конкретизируя, принялась за обед.

— Ты зря так поджарился. Облезешь, — заметила она через пару минут молчания, заторможенно пережевывая еду, видимо, судя по виду, не особенно и разбирая, что за еда оказалась в ее тарелке.

Лео ей не ответил. Он наблюдал за мухой, которая с маниакальным упорством садилась на один и тот же маленький пятачок на столе, ничем не отличающийся от других. Лео сгонял ее раз за разом, однако нервы у мухи были, как видно, из стали, потому что в пятидесятый раз она, покружившись, точно пикировала на излюбленный квадратный сантиметр пластика. В конце концов Лин, сдавшись и смутно чувствуя, что проиграл, применил запрещенный прием — застелил злополучный участок дешевой розовой салфеткой, выцарапанной из металлической салфетницы. Муха покружилась, обиделась и улетела.

— А ты чего такая дерганая? И почему песец? — запоздало поинтересовался он у соседки.

— Да представляешь, с этим уродом не только туда летели, но и обратно, да еще на соседних местах сидели! Офигеть удача!

— Приставал, что ли? — предположил Лео, мысли его в этот момент были далеко, он сказал просто чтобы не молчать, даже не подумав, как диковато звучит его предположение, и тут же попытался поправиться: