Муни издал какие-то странные гортанные звуки и затряс головой. Ободренный иностранец стал что-то длинно объяснять, произнося каждый слог необычайно четко и ясно. Вскоре он уже придвинулся бочком к старику и подсел к нему на пьедестал.

— Понимаете, прошлый август у нас был, возможно, самым жарким в истории. Я работал в одной рубашке в своем оффисе на сороковом этаже. Эмпайр Стейт Билдинг. Вы, конечно, слышали, что в то лето у нас отказали электростанции. Битых четыре часа просидел я у себя наверху без лифта и кондиционированного воздуха. А потом всю дорогу в поезде я думал, а когда вошел в свой дом в Коннектикуте, то сказал Рут (это моя жена): «Зимой мы отправимся в Индию, пора взглянуть на другие цивилизации». На следующий день она первым делом позвонила в бюро путешествий и велела нашему агенту все устроить. И вот я здесь, Рут приехала вместе со мной, она сейчас в Сринагаре, а я осмотрю здесь все и вернусь к ней.

Когда он закончил свой длинный монолог, Муни задумчиво поглядел на него и пробормотал:

— Yes, no.

Сделав эту уступку другому языку, он продолжал по-тамильски:

— Я вот еще какой был, — он показал рукой на фут от земли, — когда услышал, как мой дядюшка говорит…

Не известно, что он собирался сказать, потому что в эту минуту иностранец прервал его:

— Ну и зубы у вас, дружище! Как это вам удалось так хорошо их сохранить. Сколько вам лет?

Старик забыл, что он хотел рассказать, и только заметил:

— У нас ведь скот тоже порой пропадает. Гепард унесет или там шакал, но случается, что крадут и из соседней деревни. Но мы всегда узнаем, кто это сделал. Жрец из нашего храма зажигает камфару и видит в ее пламени лицо вора, а когда его ловят…

И он изобразил руками, как рубят на мелкие кусочки мясо.

Американец внимательно посмотрел на его руки и сказал:

— Понимаю, понимаю… Рубить что-то? Может, я вас задерживаю, вам надо нарубить дров? Где ваш топор? Дайте его мне, покажите, где рубить, и я вам это сделаю с удовольствием. Знаете, это мое любимое занятие, мое хобби. У нас на берег выбрасывает много всякого дерева, по воскресеньям я только и делаю, что рублю дрова для камина. Знаете, я чувствую себя совсем другим человеком, когда сижу у камина и смотрю, как играет в нем огонь. Правда, порой приходится сунуть туда целый воскресный выпуск «Нью-Йорк таймс», чтобы огонь разгорелся.

Он улыбнулся, вспомнив о «Нью-Йорк таймс».

Муни вконец растерялся, но решил, что лучше все же попытаться ускользнуть. Он пробормотал:

— Пора домой.

И стал осторожно подниматься с места. Американец схватил его за плечо и в отчаянии спросил:

— Неужели здесь нет никого, решительно никого, кто бы мог мне перевести?

Он поглядел на дорогу, но в этот жаркий час она была совершенно пуста. Внезапный порыв ветра закрутил столбом пыль и сухие листья у обочины и понес их в сторону гор. Незнакомец пригвоздил Муни к памятнику и спросил:

— Эта статуя ваша? Может, продадите ее мне?

Старик понял, что речь идет о коне. С минуту он подумал, а затем произнес:

— Я вот еще каким был мальчишкой, когда услышал, как мой дедушка рассказывает про этого коня и воина, а мой дедушка сам был вот каким мальчишкой, когда слышал, как его дедушка, чей дедушка…

Краснолицый прервал его. Показав на коня, он сказал:

— Я дам вам за него хорошую цену. Не зря же я здесь остановился!

Он ни минуты не сомневался в том, что глиняный конь принадлежит Муни. Возможно, он пришел к этому выводу оттого, что тот сидел у подножия коня, напомнив ему других продавцов сувениров в этой стране.

Муни посмотрел в ту сторону, куда был направлен указующий перст краснолицего, и смутно осознал, что тема переменилась. Обрадовавшись, что тот хоть на время забыл о трупе, он восторженно повторил:

— Я вот такусенький был, когда мой дед рассказал мне об этом коне и воине, а мой дед сам был вот такусенький, когда ему…

Каждый раз, когда он пытался говорить о древности памятника, он лишь глубже погружался в трясину воспоминаний.

Муни говорил на таком тамильском языке, что самый звук его производил бодрящее впечатление. Иностранец слушал как зачарованный.

— Жаль, что у меня нет с собой магнитофона, — сказал он с приятной улыбкой. — Ваш язык звучит так красиво. От каждого вашего слова у меня прямо в ушах звенит от удовольствия. — И он показал на свои уши. — Вам свой товар рекламировать не надо. Я и так понимаю ему цену. Можете не объяснять его достоинств.

— В школу я никогда не ходил, — говорил Муни. — В те времена одних только браминов посылали в школу, а мы работали в поле с утра до ночи, от посева до уборки… Только когда урожай был собран и наступал понгал[22], отец разрешал мне поиграть с мальчишками у водоема. Так что я вашего языка не знаю. У вас в стране даже малыши, может, говорят на вашем языке, но здесь его знают только люди ученые и важные. У нас в деревне был почтальон, так он очень ловко мог бы поговорить с вами на вашем языке, но потом его жена сбежала с другим, так теперь он вообще ни с кем не разговаривает. Куда уж там разговаривать, если твоя жена так поступила? За женщинами нужен глаз да глаз, а не то они живо и тебя продадут, и весь дом.

И он засмеялся собственной шутке.

Иностранец захохотал, вынул еще сигарету и протянул ее Муни, который теперь курил спокойно, решив оставаться на месте, пока этот чудак его угощает. Американец встал на пьедестал в позу лектора и, водя пальцем вдоль резных украшений на шее коня, сказал, произнося слова медленно, слог за слогом:

— Об этом товаре я могу произнести целую речь, лучше некуда… Взгляните на это удивительное сочетание желтого и индиго, правда, сейчас краски немного поблекли… Как это в вашей стране получают такие оттенки?

Муни, теперь уже уверенный, что речь идет о коне, а не о трупе, сказал:

— Это наш хранитель, он несет смерть нашим противникам. В конце Калиюги[23] этот мир и все другие миры будут разрушены, а спаситель явится в образе коня по имени Калки. Этот конь оживет и поскачет по всему свету, а под его копытами погибнут все дурные люди.

Стоило ему заговорить о дурных людях, как в его воображении возникли фигуры лавочника и деверя. С минуту он наслаждался мыслью о том, каково им будет под копытами… Так деверю и надо, зачем он поджигал его дом?

Пока перед внутренним взором Муни развертывалось это приятное видение, американец воспользовался паузой и сказал:

— Уверяю вас, в Соединенных Штатах у него будет превосходный дом. Книжный шкаф я сдвину. Знаете, я люблю книги и состою членом пяти книжных клубов, так что они мне посылают по своему выбору все, что хотят, да еще бесплатных приложений сколько! Они там лежат в гостиной навалом, вот такой кучей, с этого коня. Придется от них избавиться. Рут это может и не понравиться, но я ее уговорю. Телевизор тоже, должно быть, придется убрать, нельзя же, чтобы все стояло в гостиной. Рут, конечно, скажет: «А что, если к нам придут гости?» Коня я поставлю прямо посередине комнаты. По-моему, это гостям не помешает. Можно стать вокруг него в кружок и выпивать…

А Муни продолжал свое описание конца света:

— Наш пандит однажды рассказывал в храме, что океаны захлестнут землю огромной волной и поглотят нас, а этот конь станет больше самой большой волны и унесет на своей спине только хороших людей, а дурных собьет копытами в воду. Дурных ведь вокруг вон как много, — добавил он задумчиво. Помолчав, он спросил:

— А знаете, когда это случится?

Американец по его тону понял, что он о чем-то спрашивает, и сказал:

— Как я его перевезу? Сниму заднее сиденье и освобожу место сзади, туда хоть целый слон влезет.

И он указал на багажник своего автомобиля.

Муни погрузился в размышления об аватарах[24]. Наконец он сказал:

— Я, бывало, все ходил в храм, когда пандит там учил, хоть он говорил ночи напролет. Он нам и рассказал, что Вишну — это самый главный бог. Каждый раз, когда дурные люди нас совсем замучивают, он является и спасает нас. Он уже много раз являлся. В первый раз он воплотился в огромную рыбу и поднял священные книги на своей спине, пока воды потопа и морские волны…