—
Это не так уж трудно. Её знает весь квартал. Надо вам сказать, что я живу на углу улицы Мюллер.
—
А я на улице Мирра… получается, что мы соседи. И когда вы захотите сделать ваш портрет, то я…
—
Значит, вы фотограф?
—
Ни за что в жизни. Как вы могли подумать… такое низменное занятие… фотография… Нет… Я изображаю, но… но не карточках… и не на зданиях …
—
Художник… значит? Мне нравятся художники. Ваш друг тоже художник?
—
Он художник номер один в Париже, и зарабатывает этим такие же хорошие деньги, как и вы. И я это говорю не для красного словца, не для того, чтобы сделать вам комплимент, но не могу удержаться от того, чтобы не сказать вам, что вы прекрасно выглядите… и сразу видно, что вы крепко стоите на нашей бренной земле.
—
Ну да… неплохо, но?… Но скажите мне запросто… не скрывая ничего от меня… почему и о чем ваш друг хочет проконсультироваться с гадалкой?
—
Он хочет узнать, от какой болезни умерла малышка из омнибуса.
—
Ничего себе… это — странная мы
сль. Что касается меня, то я неё собираюсь попросить средство, способное вылечить от тяжёлой болезни моего мужа, который не встаёт с постели уже месяц. Ах! А вот и ваш товарищ, который закончил говорить с этими двумя стариками.
—
Он высматривает вас, мамаша.
Амьен подошёл к ним с совершенно преображённым лицом, на котором сияли блестящие глаза. Верро был совершенно изумлён этим внезапным преображением.
«У него такое довольное выражение, как будто он уже нашел Пию, — подумал он.»
—
Моя прекрасная госпожа, — сказал Амьен торговке апельсинами, — эти господа хотят с вами поговорить.
—
Они очень вежливые с виду. И чего они хотят от меня?
—
Сведений, в которых они нуждаются. Они вам объяснят, в чем дело.
—
Тогда, пошли к ним… чего тянуть, — воскликнула толстуха.
—
И в то время как она двинулась вперёд, Верро проговорил сквозь зубы:
—
Если я понимаю то, что всё это означает, пусть тогда мне в нос воткнут ту булавку, которую я отдал Фурнье.
—
Ты поймёшь это позже. Сделай мне милость, поди, найди фиакр, — сказал ему Амьен.
—
Как! А где тот, на котором ты приехал? Смотри-ка! Папаша Морель и нотариус заставляют подняться в твой фиакр эту апельсиновую бочку, и сами садятся в него следом за ней. Там не хватит места для нас. Черт возьми, нет! Не может быть. Они хотят уехать без нас… но куда, черт возьми?
—
Ты это сейчас увидишь, так как мы поедем вслед за ними.
Часть XI
В тот же день для жителей улицы Сурдиер, которые прогуливались перед дверями своих респектабельных домов, состоялся совершенно непредусмотренный спектакль, чрезвычайно удививший местных аборигенов.
Два фиакра, которые следовали друг за другом буквально ноздря в ноздрю, остановились на углу улицы Гомбуст, куда они прибыли по улице Сен-Рош, и расположились в ряд напротив одного из домов.
Из первого спустились четверо мужчин и дородная женщина, которые тотчас же разделились на три группы.
Одновременно, двое других мужчин вышли из второй кареты и направились мелкими шажками к рынку Сен-Онора.
Женщина вошла на улицу Сурдиер. В десяти шагах за нею шёл маленький старик с нахлобученной на голову шляпой тромблон.
Немного дальше за стариком шли два больших черта довольно неприятной наружности, которые передвигались шеренгой и в ногу, как два солдата.
Пятый пассажир из первого отряда пошёл тем же путём, что и первые путешественники по тихой улочке. Он был одет в чёрный костюм и обвязан белым галстуком, как распорядитель на похоронах.
Все эти люди, которые, казалось, не были знакомы между собой, являлись между тем частью одной и той же экспедиции, хотя внимательный наблюдатель сразу же догадался бы об этом.
Но мелкие торговцы, которые видели, как они проходят мимо их окон, не догадывались о такой незамысловатой хитрости, и никто из них не прилип к окнам, чтобы посмотреть на них и на то, что будет происходить дальше.
Женщина вошла во двор, который предшествовал довольно красивому дому, и переговорила с консьержем.
Маленький старик, который шёл за ней, прибыл, прежде, чем коллоквиум был закончен и, так как они оба спрашивали одно и то же лицо, портье дал им обоим один и тот же ответ:
—
Первый этаж, дверь слева. Но я не знаю, мадам, принимает ли она, поскольку я слышал, что мадам прорицательница собирается отправиться в путешествие.
Они поднялись по лестнице вместе, не обменявшись при этом ни одним словом.
Когда эта пара прибыла на лестничную площадку, всё было уже совсем по другому.
—
Вы хорошо поняли, что должны сказать, не правда ли? — тихо спросил женщину старик. — Вы — сестра моей приходящей служанки. Я глух, как пробка, и сделал уже все, что мог, чтобы излечиться от этой напасти. Вы мне рассказали о мадам Стелле, которая даёт консультации по поводу всех болезней, и вы меня привели к ней, чтобы она назначила мне лечение.
—
Знаю! Знаю! — ответила толстуха.
—
И когда вы меня представите, вы мне позволите говорить самому.
—
Это меня вполне устраивает, потому что я не знаю, с чего мне начинать разговор.
—
Вот эта дверь, — продолжил мужчина, показывая на табличку, на которой сверкало имя ученицы мадемуазель Ленорман. — Звоните, моя добрая подруга.
И в то время, как его кумушка нажимала на медную кнопку звонка, он заметил другую надпись, которая располагалась визави табличке гадалки.
—
Отлично! — прошептал он, — и торговый агент напротив. Это — её компаньон, держу пари. И у меня есть идея, как убить одним ударом двух зайцев.
—
Не открывают, — сказала женщина.
—
Звоните сильнее.
Она возобновила усилия, но без особого успеха.
—
Постоянные посетители наверняка знают способ попасть на сеанс гадания, какой-то приём, по которому их отличают от остальных, — тихо сказал старик. — Речь идёт о том, чтобы узнать, как они дают знать о себе, а это не легко. Продолжай трезвонить, и посмотрим, что произойдёт.
Перезвон не произвёл никакого результата. Ничто не шевелилось в квартире гадалки, ни одного звука не доносилось из нее, но человек, который ещё недавно был совершенно глух, сумел расслышать шум шагов в квартире торгового агента, и тихо приблизился к его дверям, чтобы попытаться получше расслышать происходящее там.
Он собирался приложить своё ухо к двери, когда эта дверь вдруг приоткрылась.
—
Вот это да! — Воскликнул глухой старик, — это вы, месье Фурнье!
Одновременно он просунул свою голову и руку в щель приоткрывшейся двери.
—
Как! Это-вы, отец Морель! — воскликнул мужчина, открывший дверь.
—
Ах! Как я доволен тем, что вас вижу, так как у меня куча новостей для вас. Много чего странного случилось в Гранд-Боке с тех пор, как вы туда больше не приходите… А я не надеялся вас встретить здесь. Я приехал с моей хорошей знакомой, чтобы проконсультироваться с мадам Стеллой.
—
Её там нет, — закричал ему в ухо Фурнье, сделав из своих двух рук нечто подобие рупора.
—
Ах! Жаль. Мне говорили, что она мне может дать средство, которое меня освободит от моего недуга. Придётся мне приезжать к ней ещё
раз… но, так как вы вот… передо мной… я хотел бы беседовать с вами.
—
У меня сейчас совершенно нет времени.
—
О! Могу вас заверить, что это не надолго. Вы можете мне дать пять минут?
—
О чем вы должны мне сказать?
—
О тех вещах, которые вас, несомненно, заинтересуют. Вообразите себе, что уже два дня учреждение нашего уважаемого отца Пуавро полно доносчиков и шпионов, а все нормальные завсегдатаи его покинули.
Фурнье продолжал держать дверь лишь немного приоткрытой и не казался расположенным пропустить отца Мореля внутрь квартиры.
Он смотрел на происходящую перед его глазами сцену с подозрительным лицом, и также косился краем глаза на толстую продавщицу апельсинов, которая издалека с интересом посматривала на их коллоквиум.