—

Я тоже так думаю.

—

Так что вы тогда ожидаете от будущего?

—

Это — моя тайна.

—

Мне кажется, что я имею право знать эту вашу тайну. Я не хочу, чтобы моя рука увязла в нечистых делишках, которые вы, без сомнения, задумали, чтобы запутать очень ясное… явное дело.

—

Вы не будете нести ответственность за то, что я делаю и сделаю.

—

Я на это очень надеюсь.

—

Тогда, позвольте мне действовать так, как я считаю нужным это делать.

—

Я не могу вам в этом помешать, но я вам заявляю, что вам не оплатят ваше старание. Меня больше не интересует это наследство. Я смирился с тем, что потерял его, и не хочу больше слышать о нем от вас.

—

Вы услышите об этом от меня только тогда, когда я буду в состоянии вам доказать, что ситуация полностью изменилась. И для начала скажу вам о том, что это не произойдёт ни через неделю, ни через месяц, ни даже через год. Я хотел бы лишь добавить, что оставляю на ваше усмотрение оценку, которую вы дадите моим усилиям, чтобы вознаградить услугу, которую я вам окажу.

—

Если это так, что вы собираетесь сделать с бумагой, которую я вам подписал?

—

Покажу её, если вы когда-либо… или кто-нибудь другой начнёт сутяжничать… придираться к методам и средствам, которые я использовал. Эта бумага, месье, моя гарантия. Она доказывает, что мы с вами всегда все делали согласованно. Природа действий, которые вы мне поручили, там не указана, вы это признали только что сами. Из этого следует, что все, что я сделал до сих пор и сделаю в будущем… сделано мной по вашему указанию.

—

Иными словами, вы меня пытаетесь убедить, что если юстиция заинтересуется вашими делами, вы попытаетесь меня скомпрометировать. И я вас заранее предупреждаю, что вы в этом не преуспеете. У меня слишком устойчивая репутация в обществе, чтобы меня обвинили в том, что я дал согласие на неправомерные махинации. Давайте остановимся на этом месте, месье. Не хотите ли Вы мне отдать подписанную мной бумагу?

—

Нет, не более, чем письмо, которое вы мне написали месяц тому назад, и в котором дали мне ваши инструкции по поводу Бьянки Романо, и в котором шла речь о том, чтобы любой ценой помешать ей приехать во Францию, или, если она уже успела добраться туда, остаться там.

—

Очень хорошо, — гневно воскликнул месье Дюбуа. — Храните все… это смешно… и я не боюсь вас.

—

Я убеждён, — спокойно возразил месье Бланшелен, — что вы не смеялись, когда узнали, что шестьсот тысяч франков не попадут в ваш карман, потому что у вашего брата оказалось две дочери, а не одна, и теперь вы рискуете их окончательно потерять. Итак! Месье, вместо того, чтобы ссориться со мной и приписывать мне намерения, которых у меня нет, вы поступили бы гораздо лучше и несомненно, более правильно, если бы вы доверились мне… моему умению улаживать самые сложные проблемы. Я, конечно, затрачу на это моё время, но я вам отвечаю за конечный успех. Настанет день, когда я вам принесу наследство покойного месье Франсуа Буае на блюдечке с голубой каёмочкой, как ключи от завоёванного города, и вы не должны мне мешать его завоевать. Единственное, что я у вас хочу попросить. Ещё… дать мне… справку… банальную справку.

—

Справку! — эхом повторил за ним месье Дюбуа. — мне нечего вам сообщить. Берите справки, где хотите. Меня это не касается.

—

Существует одна, которую предоставить мне можете только вы, — сказал торговый агент равнодушно, — и я уверен, что вы не откажетесь, так это не в состоянии вас скомпрометировать. Много ли человек уже успели узнать, что Бьянка Романо была сестрой этой Пии, которая позирует художникам?

—

Можно сказать, что сегодня это будет известно всем… это обнаружилось вчера в мастерской художника, который пользовался этой второй дочерью моего брата, как моделью… в мастерской месье Поля Амьена.

—

Это тот самый молодой человек, который был с вами на спектакле в театре Порт-Сент-Мартен?

—

Да, и у него нет никакого мотива, чтобы хранить тайну этого родства. Но кроме того, был там один из его товарищей, пачкун красками, называемый Верро, который мне показался чрезвычайно болтливой персоной. Вы можете смело считать, что в этот час во всех мастерских квартала обсуждают эту новость.

—

Это вероятно, но для меня не так важно. Я стараюсь сосредоточиться только на одной детали.

—

Какой? — внезапно спросил месье Дюбуа, который позволил себя понемногу втянуть в расспросы человеку, с которым он, как ему казалось, только что порвал всяческие отношения.

—

Кроме вас, месье, кто ещё знает, что месье Франсуа Буае оставил своё имущество обоим девицам Романо?

—

Нотариус знает. Именно он меня об этом оповестил. Моя дочь также это знает. Она была там, когда он мне об этом сообщил.

—

А другие? Те, кого вы назвали только что… месье Амьен?… месье Верро?

—

Они не знают этого, черт возьми! Я был не в восторге от этой новости, и, естественно, не развлекался тем, что рассказывал всем подряд о случившемся.

—

Естественно, что вы им об этом и не расскажете. Но сестра покойницы, Пия? …

—

Ей ничего не известно. Но она, конечно, всё узнает.

—

Кто её предупредит? Это будете не вы, я надеюсь.

—

Это будет нотариус, вероятно.

—

Значит он

знает, что она сейчас в Париже?

—

Да, я ему сказал, что видел её только что. Она была как раз у месье Амьена, когда этот нотариус, который меня везде искал, представился там.

—

Черт! Это неприятно. Но, наконец, ему ведь не известен адрес этой девушки?

—

Не более, чем мне. Только, чтобы его получить, нотариусу будет достаточно осведомиться о нем у месье Амьена.

—

И вы полагаете, что он это сделает?

—

Я этого не знаю. Но, мне кажется, что это его долг.

—

Почему? Он что, — исполнитель завещания?

—

Нет. Он даже не составлял это завещание. Мой брат его написал лично, не консультируясь ни с кем, и это несчастное, прискорбное завещание лично вскрыл президент суда.

—

Тогда… этот нотариус не обязан искать наследников.

—

И тем более, что он всегда защищал мои интересы… даже при жизни моего брата. Я ему возместил ущерб от его командировок, и не думаю, что у него будет желание надолго оставаться в Париже.

—

Не могли ли бы Вы мне сказать, в каком отеле он остановился?

—

В маленьком отельчике на улице Булуа 75. Я очень надеюсь, что вы не отправитесь беседовать с ним, чтобы ввести его в курс ваших проектов, о которых я ничего не знаю и знать не хочу.

—

Я остерегусь делать это… но я вас прошу верить, что в моих проектах нет и не было ничего постыдного. Я хотел бы только убедиться, прежде чем он уедет, что он не стал заботиться о делах Пии Романо. И я могу справиться у вас вслед за этим… осмелюсь ли я у вас спросить его имя?

—

Мэтр Дрюжон, — ответил месье Дюбуа, вставший на путь признаний.

Самоуверенность, апломб месье Бланшелена гипнотизировала Дюбуа, уверения торгового агента в собственной честности успокаивали его совесть… и затем, хотя Дюбуа и утверждал обратное, но он полностью не отказался от призрачной надежды вернуться в свои права наследника огромного состояния.

Чтобы окончательно успокоить свою совесть, он решил не вмешиваться ни во что… но, секунду поразмыслив, Дюбуа решил, что будет глупо окончательно порвать с человеком, который обещал ему вернуть казалось навсегда потерянное наследство.

—

Я вас благодарю, месье, — сказал агент, — и клянусь, что вы не пожалеете о том, что решили воспользоваться моими услугами.

Месье Дюбуа не придал никакого значения этому заявлению. Он довольствовался тем, что сказал:

—

Помните, что не может быть никаких отношений между нами в деле о наследстве, пока оно не будет в той или иной мере разрешено.

И Дюбуа встал с важным видом.