—

Но ваши картины, наш дорогой мэтр, — воскликнул месье Дюбуа, — мы специально пришли, чтобы ими восхититься.

Он был в восторге от того, что с его языка слетели эти слова: " Дорогой Мэтр", потому что это выражение не для буржуа.

Верро, который внимательно наблюдал за этой сценкой, намереваясь потом посмеяться над происходящим, понял это намерение, и закусил себе губы, чтобы не рассмеяться.

—

Мои картины не заслуживают того, чтобы ими восхищаться, — скромно сказал Амьен, — но я был бы счастлив их вам показать. К сожалению, я не могу их хранить у себя по той простой причине… что я их продаю.

—

Вы их продаёте даже очень хорошо, и я вас с этим поздравляю, — воскликнул месье Дюбуа. — Ваше состояние в кончиках ваших пальцев, а живопись сегодня-королева профессий. Если бы у меня был сын, я из него сделал бы художника.

—

Хм! — хмыкнул Верро, — а накладные расходы. Краски бесценны. Цена на них чудовищна. Месье, я разорился на тер де Сьене

²

и жён де хроме

³

.

—

Ах! Месье — тоже художник?

—

Я льщу себя этим. Я стал им с самого нежного детства. Мне судьбой, уже при рождении, было предначертано стать художником. Поэтому у меня никогда не было учителя. Я — ученик природы. Поль, представь меня, наконец.

—

Жак Верро, мой школьный товарищ и друг, — прошептал Амьен, который много бы дал за то, чтобы этот вечный студент немедленно испарился из его мастерской.

—

Очарован знакомством с вами, месье, — серьёзно произнёс месье Дюбуа. — Пишите ли Вы портреты?

—

Я пишу и крашу все… все за исключением вывесок… хотя, если бы меня об этом попросил какой-нибудь несчастный коммерсант, я бы рискнул опозорить мою кисть. Но если бы мне оказали честь увековечить черты мадемуазель, вашей дочери, зафиксировав их на холсте, я уверен, что создал бы шедевр.

Этот комичный комплимент сильно разозлил Поля, хотя со стороны не казалось, что Верро не понравился мадемуазель Авроре, которая вознаградила его улыбкой.

—

У вас есть по крайней мере одна картина, — сказала мадемуазель Дюбуа, обращаясь к Амьену, — та, которую вы заканчиваете сейчас для Салона. На нее запрещено посмотреть?

—

Нет, конечно, — быстро ответил художник. — И я вам клянусь, мадемуазель, что если бы мне улыбнулось счастье и картина вам понравится, то для меня уже не будет не иметь никакого значения, если жюри Салона отвергнет мою работу.

Отец и дочь сели перед холстом, и месье Дюбуа воскликнул:

—

Смотри, вот та самая итальянка, которая потеряла свою сестру. Вы можете хвалиться, мой дорогой, вы поймали сходство. Это поразительно.

—

Я нахожу, что вы, месье Амьен, ей льстите, — в свою очередь сказала мадемуазель Дюбуа. — У неё, конечно, красивые глаза, но нижняя часть лица испытывает явную нехватку изящества. И если уж я осмеливаюсь говорить всё, что думаю, то добавила бы, что народность, которую предоставляет модель, грешит отсутствием изысканности.

—

Это-то, что я повторяю каждый день Амьену, — воскликнул шутливо Верро. — Мы упорствуем в наших привычках, привозя к нам в Париж из года в год жительниц Рима, произведённых специально для экспорта, и крутим одну и ту же, образно выражаясь, всем уже порядком надоевшую мелодию. Если бы Рубенс хотел нарисовать пастушку, сидящую у подножия гробницы Сесилии Метеллы, он просто взял бы красивую фламандку, и цитадель Антверпена была бы на месте гробницы. Ах! Дорогой Поль, если бы мадемуазель твоя гостья согласилась позировать вместо Пии, ты сделал бы настоящую картину, грандиозную и оригинальную, отличающуюся от всего, что выставляется в Салоне.

—

Но, — сказала прекрасная Аврора, — предполагая, что я на это соглашусь, месье Амьен не согласился бы, я опасаюсь, стереть со своей картины изображение этой девушки. Если он её выбрал, то это потому, что она ему нравится.

Амьен почувствовал, что от ответа, который он даст на этот вопрос, зависел успех проекта, который ему был дорог. Мадемуазель Дюбуа смотрела на него глазами, которые ясно говорили: если вы желаете жениться на мне, вы пожертвуете этим холстом и итальянской натурщицей.

Не то чтобы у неё было намерение на практике применить нелепые идеи Верро… у Авроры хватало вкуса, чтобы не заставлять художника изображать её пастушкой из Абруццо, но она хотела подвергнуть своего будущего мужа испытанию.

Отнюдь не модель ей не нравилась, а женщина, эта бедняжка Пия, чья несомненная красота так резко контрастировала с её собственной.

—

Ты сошла с ума, — вмешался в их разговор месье Дюбуа. — Наш друг Амьен не может пропустить Выставку, потакая одному из твоих капризов.

—

Если бы мадемуазель хотела мне позволить сделать свой портрет, я был бы самым счастливым человеком на свете, — тихо сказал Амьен, который надеялся выпутаться из затруднительного положения этим неопределённым предложением.

—

А я, разумеется, была бы самой счастливой женщиной, — сухо возразила высокомерная Аврора, — но упрекала бы себя вся мою жизнь за то, что лишила эту малышку бессмертия, которое вы ей собираетесь дать.

—

Я вам клянусь, мадемуазель, что у меня нет притязаний на то, что мои произведения переживут меня… и не более, чем Пия думает о том, что её черты войдут в историю. Бедная девушка работает, чтобы ей было на что жить… как и я, в конце концов, так как я продаю мои картины для этого же. Но я страстно люблю моё искусство, и если вы согласились бы послужить для меня моделью, я уверен, что сделал бы прекрасный портрет. Вдохновение нас частенько обходит стороной… нас, художников, которые вынуждены жить своим талантом. Для того, чтобы заработать больше денег, мы выбираем темы, которые больше всего в данный момент нравятся публике, покупающей наши холсты. Итальянские сцены выгодно продаются, поэтому я написал девушку, пасущую коз в римской кампании, хотя с таким же успехом мог бы нарисовать Трансеверинку, вставшую на колени перед мадонной. Хотя… если бы я мог писать картины, о которых мечтаю, то когда меня посетит вдохновение, я писал бы картины только для себя, а не клиентов.

—

И для меня также, я надеюсь, — добавила, улыбаясь мадемуазель Аврора, которую это заявление, замаскированное под жизненное кредо, полностью успокоило. — Но я вас предупреждаю, что если бы я решилась позировать для вас, я вам не оставила бы мой портрет.

—

Я был бы рад отдать его вам, — громко сказал Амьен, — но не мог бы вам поклясться, что не сохранил бы его копию.

—

А я бы не противилась этому. Весь вопрос состоит в том, чтобы знать, буду ли я позировать. Мой отец утверждает, что вы нанесёте себе большой ущерб, бросив работу над почти законченной картиной.

—

Но я могу и заканчивать эту работу и делать в то же самое время ваш портрет, — возразил Амьен, который прекрасно видел, куда метила мадемуазель Дюбуа.

—

Иными словами, вы разделили бы ваше время и вашу мастерскую между мной и мадемуазель Пией. У вас будет два холста и два мольберта. Пастушка стояла бы в одном углу, и я в другом, и у каждой из нас была бы своя очередь позировать вам. Я очень обязана вам, месье… вашей доброй воле… но вы мне позволите не принимать участие в такой гениальной комбинации.

Аврора сказала это столь сухим тоном, что багрянец залил лицо художника.

—

Я вам не предлагаю ничего подобного, мадемуазель, — ответил он холодно. — Я прекрасно понимаю, что вы не можете позировать здесь, так как я вынужден встречать в своей мастерской людей, которых вам не было бы приятно встретить, но если месье ваш отец мне разрешил бы работать у него …

—

Несомненно… я буду этому рад! — воскликнул месье Дюбуа, — с большим удовольствием.

—

Вы не думаете, мой отец, — прервала его мадемуазель Аврора, — что свет в вашем доме отвратительный и не годится для работы настоящему художнику. Впрочем, если бы я решила заказать мой портрет, я хотела бы, чтобы работа над ним началась с завтрашнего дня, и месье Амьен забывает, что завтра он обещал этой бедной во всех смыслах девушке отвести её на кладбище, где похоронили её сестрицу. Это обещание свято, и боже упаси, чтобы я помешала его исполнить.