Бард тихо рассмеялся. А проповедник неловко замолчал, почувствовав себя вдруг забавным ребёнком, с жаром рассказывающим взрослому о найденных в горах красивых камушках.

Ульв высыпал на ладонь растёртые в труху травы, перемешал с солью, начал аккуратно втирать в бока рыбы.

— Ты любишь Ирландию, друг мой?

— Люблю, — сверкая очами, ответил Иоанн. — Это прекрасная страна. И души её жителей по большей части чисты, как её озёра и реки, хотя и бывают чрезмерно бурными и воинственными. Конечно, с жертвоприношениями должно быть покончено, но ни я, ни мои братья во Христе, не выкажем неуважения дивным древним традициям, я с замиранием сердца слушаю песни ирландцев, звуки волынок и арфы будят во мне возвышенные чувства и желание вознести благодарственную молитву к небу! Я никогда не оскорблю Душу Ирландии!

Бард, уже стоявший на коленях подле очага, медленно обернулся, и Иоанна затопило зеленью его глаз. Весенняя листва, ласковое море, молодой побег клевера… в пещере, однако, явственно запахло полынью. Друид встал и снова подошёл к грубо сколоченному столу. Откуда-то из складок своей бесформенной серой хламиды он извлёк терновую ветвь с увядшими цветочками.

Друид задумчиво глядел на колючее растение, а проповедник рассматривал его самого. Склонённое усталое лицо с запавшими, полными страдания глазами, обрамлённое тёмными прядями, тонкие, будто высеченные из камня черты… Однажды Иоанн видел очень похожую статую. Вот только руки у него были заняты, видимо поэтому терновый венок пришлось надеть на голову.

— Люди теперь другие, — тихо произнёс друид. — Им нужны новые боги. Вымерли дети Партолона, унесённые красной чумой, фоморов изгнали племена богини Дану. И хоть были они людьми, для Ирландии это были боги. Но и их время ушло. Скоро уйдёт и время Кенн Круаха. Мир изменился. А он не захотел меняться вместе с ним.

Иоанн подошёл к барду и прижал его руку к своей груди.

— Так почему бы и тебе, брат мой, не принять новую веру? Не родиться заново во Христе?

Ульв ласково улыбнулся и забрал руку назад.

— Ты ведь тоже священнослужитель, друг мой. Должен понимать. Чтобы заново родиться, для начала требуется умереть.

— Не нужно никаких смертей! — воскликнул христианин. — Истинный Бог есть Любовь! Ему не нужны кровавые жертвы.

— Зато Кенн Круаху нужны, — мрачно сказал Ульв и сделал короткий жест, давая понять, что не желает развивать эту тему.

Он вынул жареную рыбу из очага, положил на доску.

— Говорят, — произнёс друид неожиданно беззаботно, — в одной из рек Ирландии можно поймать лосося мудрости. Этот лосось подбирал орехи знания, нападавшие в море с куста, так что отведавший его мяса сможет прозревать прошлое и будущее, понимать речь зверей и поступать согласно с волей богов, не спрашивая о ней у друидов.

— Почему бы сразу не собрать орехи знания? — хмыкнул Иоанн, присаживаясь за стол. — Это же проще.

— Не проще. — Ульв пододвинул соблазнительно пахнущую рыбу гостю. — Чтобы найти место, где растёт куст с орехами знания, нужно обладать знанием, которое можно обрести, только отведав орехов. Так что вот тебе лосось. Вдруг, повезёт?

Когда Иоанн ушёл, друид вынес во двор остатки рыбы, подмёл пол, глубоко вдохнул… и недовольно поморщился.

— Вот всё в этих христианах хорошо, но, Иегова! Почему ты не завещал им почаще мыться?

Ульв бросил в огонь несколько веток можжевельника, который тут же весело затрещал, помахал рукой, разгоняя по пещере ароматный дымок.

Верховный Бард прошёл за границу тумана, опустился на колени перед каирном, начертал священные руны, закрыл глаза и начал Песнь. Туман заклубился вокруг, и к тому времени, как прозвучало последнее слово, глаза позолоченного истукана зажглись гневным огнём. Ульв кожей ощутил присутствие бога и смиренно опустил голову.

— У тебя хватило наглости заявиться ко мне? — пророкотал Кенн Круах. — Или Мэб остатки ума отшибла?

— Королева была добра ко мне, — не поднимая головы, сообщил жрец.

— Я вижу, — тело друида само собой поднялось в воздух, в лицо ударил ветер, разбросавший волосы. — И слышу. Слышу, как бьётся твоё чёрное цвержье сердце. И оно не здесь, а осталось там, рядом с ней.

— Разве твоё сердце не там же? — Ульв в одно мгновение отбросил маску смирения и дерзко уставился в глаза идола. — Разве не об этом я должен был петь?

— Я приказал тебе покорить её мне, а не влюбляться самому, — прорычал разгневанный бог так яростно, что земля сотряслась.

— Что ж, она оказалась достойна любви. У тебя хороший вкус. Но силой ты от Души Ирландии покорности не добьёшься. Как Великий Бард я обязан сообщить это тебе.

— Ты зарвался, щенок, — в голосе бога прозвучало едва ли не удовлетворение и… предвкушение. — Забыл, на кого тявкаешь? Слишком надеешься на свой волшебный голосок? У тебя теперь даже арфы нет!

— Обойдусь, — Ульв мотнул головой, но глаз не отвёл.

— Обойдёшься, — согласился Кенн Круах. — Я даже не убью тебя. Пока что. Хочу, чтоб ты посмотрел. Вот только помочь ей уже не надейся!

Голова певца сама собой запрокинулась вверх, рот раскрылся, а только-только народившийся крик заглушил поток хлынувшей в горло крови. Ульв упал на землю и забился, будто выброшенная на берег рыба. Рядом с ним в таких же конвульсиях заходился выдранный язык.

Иоанн метался по камере, не находя себе места. Он никак не мог объяснить себе, как так вышло, что восторженный рассказ о мудрости Великого Барда подвиг епископа запереть проповедника в подвале монастыря, обвинить в ереси и предательстве истинной веры.

Хуже того, Его Преосвященство собрал всех монахов, служителей и воинов Армага, чтобы отправиться к пещере друида и устранить его во славу Божию.

— Он околдовал тебя, брат мой, — ласково говорил исповедник, заглядывая Иоанну в глаза. — Покайся, и Господь примет назад своё заблудшее чадо.

Но Иоанн каяться не хотел. Он хотел предупредить угощавшего его рыбой человека с удивительными зелёными глазами, чтобы тот бежал, растворился в ирландских лесах, как это умеют делать только их дети, чтобы его смерть не легла тяжким грузом на душу просветителя, проповедовавшего Любовь. Ах, если бы съеденный лосось оказался тем самым, что лакомится заветными орехами у Яблочных Островов! Тогда, быть может, Иоанн понимал бы теперь речь птиц и зверей, подозвал бы к себе голубицу, что скачет вон там по двору, почти у самого потолка его узилища, и попросил бы передать послание говорящему на латыни Великому Барду. Но увы! Лосось, видимо, оказался обычным. А голубица продолжала бессмысленно клевать крошки. Иоанн сжал зубы. Подёргал решётку. А потом постучал в дверь и сообщил зевающему служке:

— Я покаяться хочу.

Тот неловко прикрывал рот ладонью.

— Жди теперь, отче. Все нынче утром уехали.

Чем ближе приближалось маленькое войско к месту обитания друида, тем большую робость проявляли добрые христиане. Епископ злился, стыдил священнослужителей, но поделать ничего не мог: уж больно велика была слава Великого Барда. Говорят, он может исцелять смертельные раны. Говорят, он знает все травы, все горы и все реки Ирландии. Говорят, от звуков его арфы сердце пойманным жаворонком трепещет в груди, а божественный голос покоряет и заставляет подчиняться воле певца. Епископ зябко передёрнул плечами. Бредни невежественных крестьян, разумеется. Хотя судя по тому, как друид нагнал тумана в голову несчастного Иоанна, какие-то основания у этих слухов были. Но ничего. Пришло время развеять легенду раз и навсегда. С божьей помощью он докажет и местным еретикам, и, самое главное, собственной пастве, что истинный бог сильнее дремучего колдовства и развеет его, как дым. Помолясь, да с распятием в руке.

— Выходи, Ульв, называемый Великим Бардом! Выходи и предстань перед истинным Господом!

Из пещеры неторопливо вышел мужчина. Свод её был так низок, что даже этому невысокому человеку пришлось наклониться, чтобы пройти. Друид оказался неожиданно молод и ожидаемо бледен. Последнее епископ отнёс на счёт естественного страха: вооружённые люди, широким полукольцом окружившие пещеру, представляли собой впечатляющее зрелище. Сразу несколько лучников целились в барда, но пока ещё не время стрелять.