Тони задувал свечи на моем торте, за неимением альтернативы, выступившим в качестве именинного. Наташа снимала разворачивающееся действо на камеру телефона. Хэппи сам себя сфотографировал на фоне кульминационного эпизода и сразу выложил результат в «Инстаграм», подписав: «Веселье начинается». Я, заглянувшая в экран через его плечо, полюбопытствовала: почему «начинается», если мы уже целый день веселимся? Ответ не заставил себя долго ждать.
Предназначение большой сумки-холодильника, в которую мне запрещали заглядывать «раньше положенного», стало ясно — содержимое полнилось литрами алкоголя.
Было бы наивно предположить, что Энтони Старк отметит свое восемнадцатилетие скромно, в кругу самых близких друзей, исключая оговорки.
Едва с улицы послышался нарастающий, точно во встревоженном улье, шум голосов, соседствующий с шелестом колес подъезжающих автомобилей, я, сама не зная, зачем, улучила момент и тихо скрылась на втором этаже. В «своей» спальне.
Голос, раздавшийся из коридора после дробного стука, принадлежал Наташе:
— Можно?
Она не стала дожидаться ответа — отворила дверь, скоро юркнула в комнату.
На кровать подле меня плюхнулась объемная сумка.
— Ты об этом не знала? — задала она риторический вопрос. Я лишь перевернулась с бока на спину, одаривая пустым взглядом потолок. — Если тебя это утешит, я тоже не была в курсе. Но предполагала, что все закончится бурной вечеринкой.
— Я хочу домой, — губы прошептали сами. Веки в следующую секунду прикрылись.
С первого этажа раздался чей-то девчоночий, противный визг.
Я знала Тони Старка слишком хорошо, чтобы тешить себя глупыми надеждами, сродни: «сегодняшний вечер не будет похож на предыдущие», «люди меняются, он не исключение», «конечно, он не будет лапать ничью задницу на моих глазах, он же не помешанный на интимной стороне человеческих взаимоотношений бабник».
— Я не смогу смотреть, как он зажимает других, — то, что промелькнуло в мыслях, невольно сорвалось с языка. Прикрыв лицо ладонями, я подавила желание забраться с головой под одеяло и банально разреветься.
Матрас прогнулся под тяжестью другого тела.
— С чего ты взяла, что он будет зажимать других? Эй, — Наташа потянула мое запястье, заставляя взглянуть ей в глаза. — Зачем ему другие, если есть ты?
— Затем, что это Тони, — капризный порыв вырваться и отвернуться, однако она не позволяет. — А я — не его девушка, чтобы он отказывал себе в компании длинноногих, разукрашенных…
— Дур. Длинноногих, разукрашенных дур, — перебила мою тираду Нат, привлекая внимание. — Ты — не из их числа…
— Вот именно!
— Ты, — с упрямым нажимом, — особенная, Пеппер. Ты другая. Нет, если хочешь, я, само собой, разукрашу тебя и поделюсь чулками на вечер, — она многозначительно кивнула в сторону своей таинственной сумки, — только наружность гламурной кисы, — намеренная издевка, — твою сущность не изменит. Ты лучше всех их вместе взятых, и Старк это прекрасно понимает. Конечно, он идиот, но идиот умный. Что кукситься и запираться в комнате? Не глупи, — она легла рядом со мной, сделав упор на локоть. — Пойдем вниз, — как по команде, слух настиг удаленный грохот и голос Тони, командующий поставить источник шума «сюда». — О, — Наташа покосилась в сторону двери, лениво вздернув бровь, — колонки, наверное, заносят.
— Только колонок здесь не хватало, — утомленные вздохи на все, что включает в себя область представлений о веселье для Тони Старка, давно вошли в привычку.
Взгляд зацепился за ее сумку. И мысль, совершенно внезапная, стукнула в голову так резко, что впору удивиться, как сознание не пошатнулось:
— Можешь разукрасить, говоришь?
Зеленые глаза Наташи тронули искорки веселья.
Комнату мы на всякий случай заперли изнутри, а входящий вызов от Роуди я ненамеренно проигнорировала — и без прочего хватало хлопот.
Как выяснилось, с собой у Наташи были сменные вещи и типичная женская утварь (если закрыть глаза на весь оставшийся хлам, что так часто заполоняет пространство дамских сумочек, вроде флэш-карты, соседствующей с упаковкой тампонов).
Она рассекала пространство спальни в одних шортах и бюстгальтере, бормоча под нос что-то о майке, которая буквально минуту назад попадалась ей на глаза, когда снизу раздался первый клубный «мотив».
Из губ Наташи вырвался ироничный смешок:
— Понеслась.
В зеркале во всей красе отражался ее силуэт, и мне приходилось прикладывать определенную долю усилий, дабы взор не возвращался со странной настойчивостью к фигуре, какие обычно мелькают на обложках модных изданий. Ну, или не выткнуть себе глаз карандашом-подводкой.
Несмотря на низкий рост, пышные формы ни в коем разе не делали ее похожей на какую-нибудь бочку. Все смотрелось настолько изящно и гармонично, что я почти была готова поверить в бога, планировавшего при создании этой девушки добавить в «котел» щепотку сексуальности, но случайно опрокинувшего целую банку.
Оставив в покое трюмо и собственное лицо, я со вздохом развернулась на пуфике, заранее зная, какая участь меня поджидает.
На покрывале лежал возмутительно короткий желтый сарафан. С собой я, разумеется, ничего захватить не подумала, рассчитывая провести день в любимом, удобном платье, не соответствующем своим белым воротничком развернувшемуся в рамках позднего вечера случаю.
О стиле Наташи лишний раз говорить не приходилось.
— Нет-нет! — неожиданно возразила она, едва я потянулась к треклятому кусочку ткани. Рука замерла над тонкой лямкой. — Это тоже придется снять, — она покрутила пальцем по направлению к области, где располагалась моя грудь.
— Он итак едва зад прикрывает! Хочешь, чтобы все это, — звук шлепка натянутой резинки о кожу, с коим пальцы оттянули лямку части комплекта нижнего белья, — вдобавок вываливалось? — Протесты оказались ловко прерваны ретивым шагом в мою сторону. — Спасибо, сама справлюсь, — фыркнула, заводя руки за спину и старательно игнорируя ее легкое хихиканье.
Боже. «Прикрывает» — сказано громко.
Мягкая, тонкая ткань выделяла все, что только можно было выделить. Одно неосторожное движение — спадет лямочка, обнажая область декольте. Случайный сквозняк — летящая юбка устремится вверх, и прощайте остатки гордости.
— Как ты только его… носишь, — я ворчала, вертелась перед зеркалом и наклонялась под разными углами, с ужасом понимая, что даже самое малое движение может обернуться катастрофой. — Я будто голая.
— О чем я тебе и говорила, — определенно, вся ситуация ее забавляла.
За полчаса нашего отсутствия дом наполнился совершенно незнакомыми мне людьми: кого-то я пару раз видела в школе, кого-то — впервые. Тони отыскался не сразу. А когда в поле зрения попала взъерошенная макушка, я мысленно прокляла всех сверхъестественных существ, каких знала, ибо шествующая позади Наташа не дала мне взлететь по ступеням обратно и запереться в комнате до рассвета.
Он уже с кем-то миловался.
— Плохая идея, — не просто плохая — отвратительная. Наташа тоже его заметила — это я поняла по губам, недовольно поджавшимся на секунду. — Видишь? Он ее обнимает… и целует, — голос оборвался, когда Старк наклонился и чмокнул девушку в щеку.
И следом — еще одну.
— Ты — параноик! — недовольное шипение над ухом. — Он просто поздоровался со знакомой. Что ему теперь, весь женский пол избегать?
— У него весьма специфичный круг «знакомых», — я ссутулилась, стискивая руки на груди. Умудрилась кого-то толкнуть, направляясь на кухню, где было не так людно.
— Успокойся, пожалуйста. Эй, Роудс! — внезапный оклик на повышенных тонах едва не заставил вздрогнуть, хотя шумихи вокруг хватало. — Кто у нас главный по алкоголю сегодня?
Честно: пить желания не было.
Был только Тони, любезно беседующий и во все зубы улыбающийся какой-то бестии, да угрюмый Хэппи, чьему веселью не способствовали проблемы в личной жизни, и чье молчаливое, безропотное общество развязывало руки для спуска во все тяжкие — никто не останавливал, покуда на душе с каждым новым гостем (гостьей) становилось все более паршиво.