А еще был Баки Барнс, к счастью или великому греху, занявший за столом место рядом со мной.

Основная часть приглашенных имела удовольствие танцевать в гостиной, где музыка гремела, как в самом настоящем клубе — докричаться друг до друга было невозможно, даже стоя рядом; я проверяла на Наташе.

За столом же остались Брюс, Хэппи, несколько незнакомых мне девушек и тот самый Баки, разливающий по стаканам жидкость различного вида и градуса на выбор «заказчика».

О чем с ним говорить, я не знала (и не очень хотела), хотя была вынуждена признать: при ближайшем рассмотрении он оказался многим горячее, чем тогда, в нашу первую встречу.

— Ну, а ты? Будешь переходить на водку? — обратился он ко мне, «обслужив» сидящих напротив девушек. Пальцы держали пустой, готовый стакан.

Руки — вот от чего было воистину сложно оторваться при взгляде на Баки Барнса.

Выгоревшие на солнце волосы, легкий загар на внешней стороне по рубашке, которую наверняка закатывали по локти. Пара едва заметных пятнышек-родинок на левом предплечье. Четко выделяющаяся сеть широких вен под светлой, гладкой, без видимых изъянов кожей.

Готова спорить на что угодно: близко знакомые с ним девочки сходили с ума по этим запястьям.

Я с сомнением покосилась на стакан. Секундная слабость — глаза-предатели вернулись к дивану и приковались к загорелой кисти, покрывающей худое девчоночье плечо.

Ненавижу.

— Да.

Проглотить невидимый, тугой ком обиды, разбухший в глотке. Пустая рюмочка, которую я отобрала у Хэппи, с легким звоном соприкоснулась с поверхностью стола. Барнса дважды просить не потребовалось.

Стакан он заполнил соком и услужливо приставил рядом. Наблюдая за его манипуляциями, я повторила маневр, беря в левую руку водку и в правую — сок.

— Итак, — веселый голос прозвучал с намеренным нажимом. Девочки, сидевшие против нас, оживились. — За Тони!

Он ловко опрокинул рюмку в себя. Даже не поморщился — приложился к соку, опустошая стакан сразу наполовину.

Я тяжело вздохнула, готовая к тому, что меня сейчас жутко передернет, но…

Вкусовые рецепторы, очевидно, не поняли обмана. А сок с надписью «мультифрукт» на коробке оказался очень вкусным.

— Как тебе сказать. Это своего рода интеллектуальные игры: вот Стиву на экзамене попалось задание с рассуждением на тему «Что было бы с США, если бы», — Барнс запнулся, поморщился, небрежно взмахнул рукой, — какого-то там месяца, какого-то года «не был убит Авраам Линкольн».

— 14 сентября 1865 года, — я улыбнулась и поежилась от очередного порыва ветра, упираясь хребтом в заборчик на веранде сильнее. — Это ведь заставляют знать каждого ребенка, сдает он экзамен по истории или нет.

Когда к столу начали постепенно подтягиваться другие ребята, мы с ним уже умудрились обмолвиться парой слов, завязав незатейливый диалог. Кто ж знал, что после третьей рюмки разговор станет настолько увлекательным, что шумное компаньонство покажется нам лишним?

Опьянение не было критическим. Скорее — на той стадии, когда развязывается язык и хочется поведать обо всем, о чем только успеешь, и когда пресловутая часть тела начинает медленно заплетаться, однако разум остается при тебе. Пока при тебе.

Баки смешно сморщил нос.

— Я даже геттисбергскую речь в свое время не учил. Это Роджерс у нас фанат.

Хотя никакой разговор не смог бы заманить меня настолько, чтобы бросить Хэппи в одиночестве, как это сделало вынужденное обстоятельство, именуемое Тони Старком. Он заявился на кухню, принимаясь нарезать круги недалеко от нас, и мне сталось слишком тошно от его общества, чтобы выносить то и далее.

Давно позабытое чувство пустого места, стоило рядом оказаться очередной флиртующей зазнобе. Я настолько беспечно умудрилась отвыкнуть от него, что удар ниже пояса едва не заставил согнуться пополам.

Худшая пара часов в моей жизни.

Я оставила стакан с соком на кухне, удаляясь вслед за Барнсом на веранду. О том, чтобы «украсть» по пути со стола кусочек какого-нибудь десерта, не шло и речи — кусок в горло не лез.

Старк танцевал с каждой подвернувшейся под руку девицей.

Лапал их за бедра, прижимал к себе, заискивающе улыбался и что-то нашептывал на ухо.

Я подталкивала Барнса в лопатки, боясь в любую секунду сорваться и дать волю эмоциям, подтверждая распространенный стереотип «все девчонки — плаксы». Самолюбие оказалось не просто задето — разбито, втоптано в самую грязь, по которому для верности еще и попрыгали, а после, как удобряемые органические вещества, прихлопнули лопатой.

За пару часов я поняла несколько истин: на улице с наступлением ночи становится порядком прохладно; если скрестить руки на груди, то не придется краснеть от осознания, что по коже бегут мурашки, а ткань сарафана — слишком тонкая, чтобы скрыть детали, не предназначенные для чужого взора; шлюхи мужского пола существуют. Да прости меня господи за сие мракобесное сквернословие.

Нужно быть отъявленной мазохисткой, чтобы полюбить одну из них.

Я не заметила, как замолчала на неопределенный промежуток времени, задумываясь и выпадая из реальности, — не очень прилично по отношению к моему собеседнику, — и посему вздрогнула от неожиданности, когда моего плеча коснулась чужая ладонь.

— Ты замерзла, — констатировал Барнс, бегло очерчивая пальцами линию руки до локтя. — Не хочешь пойти потанцевать?

Единственное, чего я хочу: вооружиться крупным валуном и зайти с головой под воду, оставаясь там до той поры, пока последние пузырьки воздуха не расчертят волнующуюся поверхность моря.

Из подрагивающих от прохлады губ вырвалось равнодушное:

— Можно.

Барнс взял меня за руку, ведя по направлению к входной двери.

Нет, я не дура и прекрасно понимаю, какое значение приобретает факт общения с тобой лица мужского пола на подобной вечеринке. В узких кругах об этом говорят: «склеил». Сначала он обнимает тебя за талию, а через пару минут толкает в незапертую комнату и скользит руками под юбку. Всем знакомая ситуация. Классика жанра.

Я не собиралась напиваться настолько, чтобы перестать воспринимать окружающую действительность и, неспособной к сопротивлению, оказаться в постели с Баки Барнсом. У меня есть голова на плечах и язык, умеющий выражать протест. А эта танцевальная «прелюдия»…

Черт с ней.

Подвыпивший новый знакомый — меньшее из зол, что меня волновало на данный момент.

Когда мы оказались в гостиной, то обнаружили, что верхнее освещение погасили. Желтоватые полоски света мазали кухню, и тусклое свечение бра освещало верхние ступени на второй этаж. Местами проглядывались огоньки вспышек — кто-то снимал танцы на камеру телефона.

На самом деле, здесь было очень весело. Возможно, я бы уже давно смеялась, склонив вперед корпус и цепляясь за плечи Баки, соглашалась выпить на брудершафт и позволяла этим рукам ловким движением сдергивать тоненькие лямочки сарафана в уединении темной комнаты, и мне не пришло б в голову сожалеть о содеянном. А, быть может, у меня был бы занудный парень, запрещающий мне посещать подобного рода тусовки под угрозой разрыва отношений, и сим вечером я бы сидела у себя дома, читая тошнотно-романтичную книжонку и думая, что его контроль на грани маразма — естественно и нормально.

Все было бы иначе, если б в моей жизни однажды не появился он.

Если бы мама не увлеклась плетением двух косичек на моей голове, кексы в духовке бы не подгорели. Если б еще юный и ретивый Снежок не запрыгнул на стол, сбивая со стола тарелку с печеньем и рассыпая единственное лакомство к чаю по полу, маме бы не пришлось печь эти самые кексы.

Пока она занималась устранением кулинарного конфуза и уговаривала папу сходить в магазин, я под шумок выскользнула на улицу.

Летнее солнце палило во всю, однако это не помешало мне разглядеть на площадке яркую красную кепку мальчишки, возящегося с большим игрушечным грузовиком.

Глупость.

Я подняла взгляд, неожиданно встречаясь с глазами Тони. Пристальные. Темные. Он прижимался к очередной девице, зарывался пальцами в ее волосы на затылке.