В груди немного потеплело, когда губы Брюса тронула тень улыбки.

— Это из-за Наташи, — тише обычного ответствовал он, устремляя взор к морю. — «У бурных чувств неистовый конец»*.

Кажется, я никогда прежде не видела таких «голых» и печальных глаз у представителя сильной половины человечества.

«Это связано с тем, что вы за все утро не обмолвились ни одной фразой, кроме приветствия?» — хочется спросить мне, но из уст вдруг вырывается:

— Шекспир, — я учила в отрочестве несколько его сонетов.

Уголок губ Брюса слабо дергается.

— Знал, что ты поймешь.

Я не стала пытать его расспросами на тему: почему? как давно? возможно ли еще что-то исправить?

Я только придвинулась ближе, цепляясь за его локоть обеими руками и прижимаясь щекой к крепкому плечу.

Обо всем этом я спрошу Наташу.

«Знал, что ты поймешь».

А пока:

— Куда ты после школы? — спросил он некоторое время спустя, переводя тему, выбивая из моей головы не успевшие оформиться в вопросительную форму мысли.

Я лениво дернула бровью, не сильно беспокоясь о том, что Беннер не видит моего лица. Под веками медленно плясали желто-оранжевые круги.

— Если честно, я долго об этом думала. Еще не так давно только и мечтала, чтобы вырваться из города и начать новую жизнь в месте, где я никого не знаю, и никто не знает меня. Совсем с чистого листа. Не думая о прошлом.

— А сейчас? — его голос умиротворенно мешался с шелестом волн.

— А сейчас, — подхватила вопрос со вздохом, — у меня, наконец, появилась та самая, нормальная семья, о которой я всегда мечтала. И мне, наверное, хотелось бы этим насладиться, прежде чем я все брошу. Потом, когда окончу университет, наберусь ума и в принципе достигну социальной зрелости — тогда, да, конечно, уеду. Но пока… я не совсем готова.

— Это хороший выбор. Здесь еще, я точно знаю, остается Клинтон. Его девушка беременна.

Я распахнула глаза слишком резко, и солнечные лучи на секунду ослепили.

— Что? Это… а он…

Повернув голову, Беннер едва не столкнулся со мной носом. Он мягко улыбался.

— Он и рад, — проговорил таким тоном, что единственным словом, которого не хватало в качестве дополнения, как добродушного комментария, являлось незатейливое: «дурак». — Только и болтает, как построит ферму и купит трактор.

— Господи, — мои губы упирались в его плечо. Смешок получился чуточку нервным. — Ему ведь всего восемнадцать?

— Они любят друг друга, — в голосе Брюса не было ни осуждения, ни той самой «искорки интрижки», с коей люди обычно перемывают кости ближним, — и встречаются уже около трех или четырех лет. Думаю, это тот единичный случай, когда люди созданы для того, чтобы быть вместе. Хотя решение рожать весьма специфичное. Не нам судить, — добавил после недолгого молчания.

— Ну, а что ты?

— А я, — он грустно хмыкнул, — просто бегу. От всего, что держит здесь.

— И куда же?

— Дартмут.

— Дартмутский колледж в Нью-Гэмпшире? — я встрепенулась, отстраняясь от его плеча и заглядывая в глаза. — Но это на другом конце Штатов.

— Как раз поэтому я и подал в него документы, — на дне карих радужек плескалось слишком много откровенности, чтобы выдерживать взгляд Брюса Беннера в течение длительного промежутка времени.

Я растерянно перевела взор на его джинсы, прикусывая язык, с которого едва не сорвалось: «От себя не убежишь».

— Когда ты уезжаешь? — тихо, робко.

— Ночным рейсом, сегодня, — его слова вынудили меня поднять голову. — Тони не знает, — ответил он на невысказанный вопрос.

Волны все так же, с мирным шелестом прибивали к берегу, а ворот его тонкой рубашки колебался от порывов ветра.

Природа продолжала жить по своим законам — природе было все равно, как калечатся чьи-то судьбы, и как разбиваются молодые сердца.

Мы молча сидели на берегу.

Каждый наверняка думал о своем.

Они вели себя… по-взрослому, я бы сказала. Не разбегались в разные части дома, едва завидев друг друга, не отсаживались на почтительное расстояние, оказываясь рядом на одном диване, обращались с просьбами в спокойном, миролюбивом тоне. Как приятели. Единственное, что могло натолкнуть на мысль о том, что перед тобой — еще вчера бывшие друг для друга центром вселенной, а сегодня — ставшие почти никем люди, это то, как они избегали смотреть друг другу в глаза.

Во время визита с целью уборки дома нами был найден на чердаке старый радиоприемник, и после долгих и упорных поворотов антенны Тони смог, наконец, поймать волну, вещавшую музыку, а не новости.

Клинт, Джеймс, Хэппи и даже Брюс присоединились к дуэту Роджерса и Старка, которые, освободившись от своих невеликих «дел», вновь вернулись к актам мучения летающего чуда техники. Я с трудом подавила желание найти коробочку от вертолета и наткнуться взглядом на надпись «12+» в самом углу, подтвердившую бы оброненные Наташей слова.

Она сидела на крыльце. Уложенные мягкими волнами рыжие волосы покрывали плечи. Рядом обнаружилась пластиковая тарелочка с двумя куриными ножками, что уже успел подать Джарвис. Аккуратные пальцы крутили колесико радиоприемника, регулируя громкость.

Я свернула на кухню и захватила два стакана с соком.

Наташа одарила меня выжидающим взглядом, когда я села рядом. Поняла.

— Почему ты мне не сказала? — Заслышав мой вопрос, она отложила куриную ножку и рассеянно провела чуть жирной ввиду способа приготовления еды рукой по краю шорт.

Слова звучали с неуверенностью, идущей вразрез со всеми моими заключениями о ней:

— Я не знаю. Наверное, потому что сама не до конца приняла это, как факт. — Наташа коротко поблагодарила меня за сок, покрутила стакан в пальцах, и лишь затем продолжила говорить: — После того раза, когда мы сходили в больницу, я слишком замкнулась в себе. Делать вид, что все в порядке, было невыносимо, но и признаться Брюсу я не смогла. Так однажды и у него закончилось терпение, — она хмыкнула, однако ее глаза не выражали ни толики веселья. — Он бы не захотел быть со мной после такой новости.

— Брюс — не тот, кто отвернется от дорогого ему человека просто потому, что с ним… что-то не так.

Со стороны моря послышался звучный протест, выраженный в емком и крепком ругательстве, а затем пляж огласило всеобщее негодование — Хэппи направил вертолет прямиком в воду.

— Знаю, — рассредоточенное внимание Наташи тоже было частично приковано к мальчишкам. — Сейчас знаю, — сделала она акцент, — когда эмоции утихли, и появилась возможность проанализировать свое поведение со стороны. Сейчас, когда поздно что-либо менять.

— Почему нет?

Я смотрела на нее. Нет, в самом деле? Почему все так отчаянно стремятся разорвать нити, связывающие их с так называемым «прошлым», если одно слово, один взгляд или одно робкое прикосновение может изменить все?

— Иногда я думаю, Брюс был прав, сказав, что эта затея, — ее рука слабо взметнулась вверх, пытаясь жестом вырисовать одной ей известную фигуру, — с нашими отношениями изначально была обречена на провал. Может, нам и не стоило начинать. Мы будто держались за иллюзию счастья, которого никогда не существовало.

— Вы были счастливы, и это не было иллюзией.

— Возможно, — только и прошептала она, устремляя взор к оранжевой апельсиновой жидкости.

День пролетел совсем незаметно.

Стивен упал в воду. Не по воле случая или оказавшись заложником собственной неуклюжести — помог ему Тони, в следующий миг отправляющийся за ним в холодную морскую пучину, вновь топя Роджерса своей тушей. Стив плевался и морщился, кашлял, выгребаясь на берег и разрушая свой романтичный образ джентльмена минувших лет негодующим: «Ну и придурок же ты». Да только Старк выглядел весьма довольным собой и с важной миной разглагольствовал о каких-то солевых и солнечных ваннах, без тени смущения стягивая с мокрого тела липкую футболку и несколько раз ероша волосы, словно пытаясь их высушить парочкой манипуляций.

Мы провожали закат и жарили сосиски. Сидели у разожженного костра, но вместо положенных по всем законам жанра «страшилок» болтали об одной единственной, великой и ужасной истории — жизни.