Нарга строго придерживалась мерок в составлении любых снадобий и нарочно держала под рукой пятёрку разно размерных, ловких по ладони, глиняных плошек, разукрашенных занятным чётколинейным узором, и теперь они полупустые, хороводились на столе в окружении видавших лучшие времена, полотняных мешочков с засаленными, размахрёнными завязками.
Вел понюхал раскрошенные в самой полной плошке травы: корни желтоголовника и ползуна, полозник, перолист - самый верный сбор при ожогах. И принялся выискивать в валушах на широченном подоконнике единственного в комнатке, чуть притенённого сальновато-захватанными с краёв занавесками, окна нужный кулек.
- Старая карга переняла тебя в услужение? - насмешливый голос за спиной заставил Велдара испуганно подпрыгнуть, от чего, с трудом раздобытый, мешочек со сбором, что он небрежно держал за хлипкую завязку, шлёпнулся на пол.
- Тайер! - спешно обернувшись и увидев раздосадованное лицо попутчицы, взвился он - Какого распроклятого беса ты торчишь здесь в такой час?!
- Надеялась довести тебя до трясухи. - Фыркнула наёмница, бросив изрядно трёпаную куртку на ближайшую лавку. Вел закатил глаза, ругая себя за напрасный труд.
- Передумала? - подняв бровь, подивился парень, соображая между тем, как надежнее собрать разлетевшиеся по полу травы, раньше, чем сюда принесет Наргу.
- Ты так и будешь таращиться на эту труху? - поинтересовалась светлинка, пропустив мимо ушей ехидство, болезненно хмурясь, она подняла полотняную торбочку.
- Нет, буду ждать, покуда ты соберешь её! - огрызнулся Вел, выдёргивая вместилище целебного сбора из рук попутчицы.
- Разве я виновата, что ты не умеешь слушать?! - развела руками девушка - Ни один человек не способен ходить бесшумно!!!
Скрипнув зубами, Велдар загреб в ладонь травяную смесь с замытых половиц. Крученый тонкий шнурок потянулся за его рукой, и парень разжал кулак. Продолговатая бусина насыщенного ржавого цвета, изрезанная замысловатой, прокрашенной тёмным, вязью в тот же миг оказалась в руках наёмницы.
- Мать распроклятого, не сыщи покоя...
Подобной бесовской брани из уст языкастой попутчицы Вел не слыхивал даже в бою.
- Чей это мешок?! - взвилась девушка, хватанув для верности парня за, и без того драный, ворот рубахи.
- Нарги. - Отмахнув её руку, ответил тот, не особенно понимая, чего ради наёмница почти испуганно таращится на безделушную, по сути, подвеску, словно на знак самого сарзасского владыки. - Что это за бирюлька?
Светлинка молча сунула "бирюльку" Велдару под нос. Костяная точёная бусина, украшенная резьбой из чудных завитушек, похожих на замысловатые чужеземные письмена да точек, дробящих рисунок на две части. Он совершенно не понимал, чего странного должен увидеть в костяной побрякушке...
Едва не взвыв от досады, Тайер плюхнулась на лавку, привычно задерживая дыхание, покуда утихнет, очнувшаяся после муторного пойла знахарки и заново схватанувшая по рёбрам, боль.
Как эта распроклятая охранка могла попасть к знахарке?! Кому пришлось к делу им беды покликать? И откуда ей взяться, когда она собственноручно перетряхнула пожитки охотника, покуда тот валялся без памяти после стычки с сарзасским отрядом?!
В свете, захваченной цепкими медными лапами подставки, лучины отполированная кость отливала краснотой, наёмница, раздражённо щурясь, рассматривала выпуклые бока распадской охранки, кляня на все стороны допустившего оплошность её хозяина.
Или не хозяина? Зелёная и чёрная краски почти стерлись, но всё же вполне различались, а вот узор смутно настораживал невесть чем, и светлинка таращилась на витые линии и точки до мушек в глазах.
Глава XIII "Марула".
По дням дом старосты неминуемо пустел. Перед мастерством двух не худших врачевателей дрогнули слуги Хозяйки Мглы и, отпустив души раненых, убрались прочь, за порог, спешно окропленный Наргой полынным настоем, запирающим обратную дорогу. Старшина Мархал вновь встал во главе дозора, значит, вскоре созовет горожан на выбор нового старосты. По тутошнему наследованием почета и послушания не добиться, а значит, выберут кого-то из воинов, достойного по возрасту и разуму. И Маруле придется покинуть дом, не данный ей по рождению, а возможно и город, от того, что не доброе дело немужней девушке не при родителях жить...
Небольшая общая комната служного покоя была тесновата, но порога хозяйских покоев Нарга не переступила и после смерти Гверена и, Маруле, неволей, чтобы не уронить чести доброй и радушной хозяйки, приходилось иногда навещать гостей. Опасаясь, она покрывала голову накидкой - лучше уронить честь дочери, нарушив закон скорби, позволяющий не носить её и не плести кос, чем быть узнанной светлинцами.
В общей комнате царил беспорядок, пахло дымом, въевшимся в одежду несших дозор ночью, лошадьми и горелой смолой воняло от курток тех, кто помогал строить придозорную конюшню. За наёмниками прихвостался Хайда, не впервой таращивший глаза на Марулу. Гверен не раз предлагал присвататься к какому-нибудь достойному парню, Марула отказывалась, теперь, по словам женщин, ей ни чего другого не останется...
Назавтра знахарка покинет дом и вернется на берег и хоть чужаки перестанут захаживать на двор... И тут бы вздохнуть с облегчением, да не выходило. Не сегодня - завтра на сарзасских землях стает снег, и наёмники уйдут, унося напоминание о Светлой. До их появления девушка словно забыла, как близок сердцу родной язык...
Глядя на догорающее в очаге пламя приемная дочь старосты вспоминала дом: белокрашенные стены и широкий двор Белого Легиона... и, невольно Танагара, тогда ещё не проводника, а одного из наставников внешних, боевых отрядов магистрессы.
Марула перевела взгляд на его родича, вертевшего в руке тонкий нож и с усмешкой слушавшего следопыта, в очередной раз пенявшего попутчикам за непочтительность к законам чужой земли. Отвернуться, прежде чем холодный тяжёлый взгляд полоснул по ней словно животорговский меч, девушка не успела.
С неожиданно всколыхнувшимся в ней презрением дочка старосты отворотилась от ненавистных гостей, желая, чтобы те разом провалились в бездну.
***
Бурый настой чернополыни растёкся по чисто выскобленным половицам и медово густо закапал с высокого, тёсанного из цельного соснового чурбака, порога.
Едва за гостями затворилась дверь да на дворе звякнули, заново кованые молодым, не по-здешнему черноглазым, кузнецом, ворота, старостина падчерица хлестанула за порог припасенный ещё с ночи отвар, чтобы навеки запереть чужакам дорогу, да сотворила охранный оберег, надеясь, что боги Светлой не оставили её в чужих землях без своего покрова. За высокими стенами покоев белого легиона в милости небесных покровителей девушка не нуждалась, а теперь, ступив от родного порога, сквозь муть памяти всё чаще вытягивала слова стародавних оберегов да божьих упрошений...
- Ты ведовать тут брось!
Марула, шарахнувшись от входа, с перепугу выпустила из руки пузатый, каленый докрасна, и выкрашенный глянцевым лаком, горшок и не подумавший расколотиться, а лишь, дробно перекатившись, громыхнувший по широким половицам. Старшина и прежде входил в дом недосужась стучать, а ныне, небось, и вовсе ей должно милости выпрашивать, чтоб под этой крышей ночевать. Ведь по законам горячеозёрских земель, староста считался главным над городом во всем, что не касалось дел воинских, но в посмертии его, либо отрешении от должности, семья его всех привилегий лишалась.
- Здравия тебе, старшина. - Поклонилась девушка и поспешно подняла оброненную посудину. Плести по-здешнему хитрые косы она не выучилась, да и волосы в сравнении с тутошними красавицами были позорно коротки, от того девушка спешно повязала на голову тяжелую от вышивки и бисера накидку. - С чем пожаловал? Добрых ли вестей в городе слышно?
