— Ах, да, точно, — кивнул Шон. — Откуда такие познания? Я не припоминаю, чтобы ты интересовался Библией.

— Дэйв хорошо знал Ветхий Завет. Даже частенько шутил на эту тему, — Патрик изобразил на лице вселенскую скорбь.

Шон положил руку на плечо сына.

— Тебе его не хватает? — спросил он.

Патрик кивнул:

— Да. Я скучаю. Очень.

— Понимаю, — Шон похлопал его по плечу. — Ладно, иди к себе. Не буду тебя задерживать. Если тебе вдруг что-нибудь понадобится…

— Я знаю, — перебил его Патрик и, кивнув, начал подниматься вверх по ступенькам.

Войдя в комнату, он сел на кровать и закурил.

Мысли копошились в голове, в висках стучало.

Он злился на Дэвида. Злился за то, что тот так глупо и опрометчиво поступил.

Дэвид сказал, что был в перчатках. Это хорошо. Значит, его отпечатков полиция не найдёт.

А вдруг кто-то из соседей слышал шум двигателя?

Или, что ещё хуже, видел припаркованный мотоцикл?

Но ведь Дэвид говорил, что припарковался поодаль…

Патрик сжал руками виски.

— Мудак твой хозяин, Мози, — сказал он уставившемуся на него своими жёлто-зелёными глазами Мозесу. — Просто мудак как есть.

Словно в знак солидарности, кот потёрся о его руку своим мокрым розовым носом, и это заставило Патрика улыбнуться.

Впервые за последние сутки.

========== Выход на финиш ==========

Поворачивая ключ в замке, Патрик, как ни странно, чувствовал себя спокойно. Усмехнувшись про себя, он вдруг подумал, что, должно быть, у каждого человека есть какой-то предел, после которого наступает своеобразная блокировка нервной системы. Невозможно каждую секунду находиться во взвинченном состоянии, ни один организм не справится с подобной нагрузкой. Поэтому рано или поздно наступает момент, когда ты становишься абсолютно спокоен, подозрительно спокоен, неестественно спокоен, жутко спокоен.

Войдя в мастерскую, Патрик обнаружил Дэвида сидящим на полу. Он возился с глиной.

— Кажется, некоторые привычки заразны, — сказал он, поднимая глаза на Патрика. — Я понял, что ты имел в виду, когда говорил, что на полу легче рисуется, — Дэвид отложил дощечку с глиной в сторону. — Лепится на нём тоже отлично.

Патрик коротко кивнул:

— Рад.

Дэвид поднялся с пола:

— Кажется, мой Лизард Кинг не рад меня видеть.

— Твой Лизард Кинг не рад тому, что весь Денвер стоит на ушах из-за того, что натворил один чокнутый мудак.

Скрестив руки на груди, Дэвид отвернулся к окну.

— Весь город уже знает? — спросил он.

— Ещё бы. Убийство раввина — это тебе не детские шалости, Дэвид.

Дэвид вновь повернулся, прищурившись.

— Я не мог спустить ему это с рук! — выпалил он. — Я объяснял тебе уже сто раз, Пат! Сто грёбаных раз!

— Да. И поэтому ты придушил подушкой местного религиозного деятеля. Всего лишь.

Дэвид подошёл вплотную.

— Кажется, я уже говорил, что ты имеешь полное право уйти в любой момент, — сказал он. — Я понимаю тебя, Пат. И не настаиваю. Ни на чём.

— Прекрати молоть ерунду, — Патрик сердито зыркнул на Дэвида. — И послушай. Наш великий механик Аткинсон закрыл мастерскую и скрылся в неизвестном направлении.

Дэвид покачал головой:

— Да ну.

Патрик кивнул:

— Именно. Я виделся с Дэном как раз перед тем, как приехать сюда. Изображал перед ним траур, как мог — ведь я якобы только что потерял друга. Старина Дэн ужасно скорбит по тебе, и это меня коробит. Коробит настолько сильно, что я очень жалею, что не могу рассказать ему обо всём. Так вот, Дэн поведал мне о том, что Аткинсон мастерскую закрыл и, судя по всему, смылся из города.

Дэвид усмехнулся:

— Это крайне глупо с его стороны. Теперь у полиции могут возникнуть подозрения касательно него.

— Когда некто, официально признанный мёртвым, катается на байке по ночам, проникает в дома религиозных деятелей и душит их в собственных кроватях — это тоже далеко не самое разумное поведение, — отрезал Патрик. — Но суть не в этом. На днях я постараюсь разузнать, куда мог податься Аткинсон. Сдаётся мне, если прижать его к стенке, он расколется как миленький и расскажет, кто заказал ему твоё убийство.

— Почему ты думаешь, что его так легко расколоть?

— Посуди сам, — Патрик вынул из кармана пачку сигарет, чиркнул зажигалкой и закурил. — То, что Аткинсон смотал удочки, уже само по себе говорит о том, что он напуган, — он выпустил дым в сторону и посмотрел Дэвиду в глаза. — Человека, который напуган, обычно легко расколоть.

— Логично, — протянув руку, Дэвид коснулся кончиками пальцев руки Патрика. — А из тебя вышел бы неплохой детектив, знаешь ли.

Патрик улыбнулся одними уголками губ:

— Должно же мне было достаться хоть что-то от отца.

Дэвид кивнул:

— Готов побиться об заклад, что ты найдёшь эту гниду быстрее, чем все денверские ищейки вместе взятые.

— Посмотрим, — Патрик снял наконец куртку и бросил её на стул. — Я привёз тебе пиво, сигареты и какой-то гнусный фастфуд.

— Веришь, я готов был продать душу дьяволу за банку пива, — сказал Дэвид.

— Судя по последним событиям, вы с этим парнем уже на «ты», — Патрик усмехнулся, но усмешка вышла совершенно не злой, и это заставило Дэвида заулыбаться.

*

Сэм Райхман был зол, раздражён и донельзя взвинчен.

Детектив, которому поручили дело об убийстве Джозефа Цукермана, оказался молодым и неопытным. Беседа с Сэмом, которая должна была, по мнению последнего, продлиться максимум полчаса, в итоге растянулась часа на полтора. Молодой полицейский явно нервничал, задавал одни и те же вопросы по несколько раз, лишь слегка изменяя формулировку, дополнял основные вопросы уточняющими — словом, всячески действовал Сэму на нервы. Детектив подолгу расспрашивал Сэма о том, насколько хорошо он знал покойного и были ли у раввина, по его мнению, враги. Выйдя из полицейского участка, Сэм Райхман думал только об одном: как могли дело об убийстве такого известного и влиятельного человека поручить такому сосунку, как этот Джастин Донахью (так звали детектива). Безобразие, полнейшее безобразие! Сэм зашарил по карманам в поисках пачки своих любимых тонких сигар. К счастью, пачка оказалась на месте, и сигар в ней ещё оставалось пять штук.

Ему ужасно хотелось закурить.

Сев в автомобиль, Сэм, наконец, достал из пачки сигару и поднёс к ней зажжённую спичку.

Первые три затяжки пришлись как нельзя кстати, и Сэм полностью насладился тем, как табачный дым заполняет лёгкие. Он протянул руку, чтобы опустить стекло, и вдруг дёрнулся, подпрыгнув на месте и подавившись дымом.

По противоположной стороне улицы шла высокая молодая женщина со светлыми волосами золотистого оттенка.

Она вела за руку маленькую девочку — такую же светловолосую, как её мать.

Сэм смотрел на них, не отрываясь, и отчётливо ощущал, как его рука с дымящейся в ней сигарой вцепляется в руль.

Этого не может быть, сказал он сам себе. Этого не может быть. Это не они. Это никак не могут быть они. Просто потому, что такого не бывает. Это просто женщина и девочка.

Всего лишь женщина и девочка.

Да, но платье… розовое платье с бордовой кромкой и белым воротничком… Точь-в-точь такое было у…

Папочка!

Сэм зажмурился, искренне надеясь, что, когда он откроет глаза, всё исчезнет, и, взглянув на противоположную сторону улицы, он не увидит там ни женщины, ни девочки. И поймёт, что это всего лишь нервное перенапряжение…

Но нет. Открыв глаза, он снова их увидел. Только они уже не шли, они стояли как раз напротив него.

Женщина копалась в своей сумочке; Сэм подумал, что, вероятно, она искала там свой мобильный телефон.

Женщины нередко не могут найти в сумке телефон.

Особенно такие глупые, как Рейчел.

Брось дурить, Сэм, старина. Это не Рейчел.

Он уже почти убедил себя в этом и потянулся было к ключам, чтобы завести машину, когда девочка вдруг обернулась и взглянула прямо на него. Не смотри, сказал он себе, не смотри, на неё нельзя смотреть. И, тем не менее, он продолжал смотреть, словно заворожённый, на девочку, чей красивый ротик с чётко очерченными губами вдруг приоткрылся, и гнилой язык вывалился из него, словно кусок протухшего мяса, а из носа полезли черви.