Сняв ногу с педали, Сэм зажмурился и ещё сильнее прижал руки к ушам.

— Заткнись! — заорал он. — Заткнись, заткнись, заткнись!

Казалось, в машине воцарилась мёртвая тишина. Сэм осторожно отнял руки от ушей и взглянул в зеркало заднего вида.

Ничего.

И никого.

Кто-то постучал по стеклу, и Сэм едва не подпрыгнул на месте.

Но это была всего лишь девушка-полицейский.

Сэм опустил стекло.

— Прошу прощения, сэр, — обратилась к нему девушка, — с вами всё в порядке?

— Да, мэм, — поспешно кивнул он. — Не стоит беспокоиться. Просто эта, — Сэм выразительно обвёл взглядом салон автомобиля, — строптивая леди никак не хотела заводиться. Простите, если я вас встревожил.

— Бывает, — с улыбкой кивнула девушка. — В таком случае, прощу прощения за беспокойство, сэр.

Сэм кивнул в ответ. Кажется, у него даже получилось улыбнуться.

Он осторожно взглянул в зеркало заднего вида. В нём отражалась лишь лужайка возле дома Цукермана.

Наверное, стоит нанести визит врачу.

Это всё игра воображения.

И нервы.

Его чёртовы расшатанные нервы.

Призраков не существует — в этом Сэм Райхман был точно уверен.

С этой мыслью он снова завёл автомобиль.

========== Снова размышления ==========

Роуэлл Аткинсон чувствовал себя неуверенно даже вне города.

С хозяином небольшого придорожного мотеля они быстро сошлись в цене: судя по всему, бедняга настолько сильно хотел избавиться от этой, выражаясь его же словами, «заброшенной халупы», что даже посули Роуэлл ему в два раза меньше — предложение всё равно бы устроило.

Но Роуэлл не жалел.

Самым главным для него сейчас было убежать, спрятаться, затаиться.

Райхман больше не звонил, и это казалось Роуэллу откровенно странным.

Настолько странным, что пугало.

В последнее время его вообще всё пугало. Раз за разом он мысленно переносился в тот самый вечер, когда заключил сделку с Сэмом Райхманом, дав согласие на убийство его сына.

Но об истинной причине панического страха Роуэлла не знал никто, кроме него самого.

Даже Сэм Райхман.

Причина эта была настолько жуткой, что отдавала чем-то мистическим и заставляла мысли Роуэлла снова и снова возвращаться к размышлениям о ней.

Дело в том, что Аткинсон не выполнил условия сделки.

Да-да, именно так.

Роуэлл Аткинсон не перерезал тормоза злосчастного «Кавасаки Ниндзя».

И не заработал ни цента из денег, которые ему заплатил Сэм Райхман.

Из положенных тебе тридцати серебрянников ты не заработал ни одного, Роуэлл, старина.

Роуэлл дёрнулся от этой мысли, едва не подскочив на месте.

Последние несколько часов даже здесь, вдали от Денвера, его мысли неустанно вращались вокруг одного и того же.

Если он, Роуэлл, не перерезал тормоза мотоцикла Дэвида Райхмана, но, несмотря на это, Райхман мёртв, и полиция пришла к выводу, что тормозная система «Кавасаки» была повреждена — тогда кто это сделал?

Порой Роуэллу начинало казаться, что, возможно, карты легли настолько удачно, что Джерри Харольдс, которого они с Сэмом планировали подставить, и впрямь совершил это.

Но эти умозаключения разбивались об одно большое «но».

Роуэлл был твёрдо уверен в одном: чудес не бывает. Не может быть, чтобы обстоятельства сами собой сложились настолько удачно.

К тому же, он неплохо знал Джерри и был уверен в одном.

Джерри Харольдс не был убийцей.

Он не просто не был убийцей Дэвида Райхмана — Джерри не был убийцей вообще.

Несмотря на то, что Сэм Райхман доказывал ему, что все, абсолютно все без исключения люди способны на убийство при определённом стечении обстоятельств, Аткинсон в это не верил. И Джерри Харольдс казался ему парнем, никак не способным убить человека.

Тем более, из зависти.

Не тем Джерри был человеком. В этом Аткинсон был совершенно убеждён.

Тем не менее, факты оставались фактами. Тормозная система была повреждена, Дэвид Райхман был мёртв, а Джерри Харольдс скрылся в неизвестном направлении и был объявлен в розыск.

Вся эта ситуация казалась Роуэллу чьей-то злой насмешкой и оттого пугала ещё больше.

Надо успокоиться, сказал он сам себе. Надо успокоиться.

У него ещё будет время подумать обо всём. А сейчас самое главное — залечь на дно.

Здесь, в богом забытой глуши, его никто не найдёт.

В этом Роуэлл был уверен на все сто.

Или не на все?

Аткинсон устало опустился на старый деревянный стул. По всей видимости, когда-то стул был покрыт лаком, однако со временем глянцевое покрытие потускнело и облупилось, и, взглянув на его ножки, Роуэлл вдруг совершенно ясно ощутил себя таким же дряхлым и ободранным, как этот стул.

*

Патрик поймал себя на мысли, что в последнее время его родной город представляется ему чем-то вроде джунглей, где каждый сражается за себя.

Хищники пожирают травоядных. Травоядные при случае расправляются с хищниками, поднимая их на рога.

Таким сейчас виделся Патрику его родной Денвер.

Родной ли? Ведь по сути Денвер не был его родным городом.

Патрик О’Хара, урождённый Келлер, родился не в Денвере, он родился далеко отсюда, в индейской резервации, в Калифорнии.

Мысли об умершей матери в последнее время посещали его всё чаще и чаще. Иногда она являлась к нему в сновидениях. Зачастую её образ был тускл и невнятен, но Патрику каждый раз казалось, что он видит бегущие по её щекам слёзы, и от этого накатывало чувство столь сильной тягучей тоски, казавшееся до боли мучительным.

В очередной раз подавив эти мысли, Патрик вошёл в дом и, на ходу снимая куртку, уже начал было подниматься по ступенькам, когда его окликнул голос Шона:

— Не хочешь поздороваться с отцом?

Повернувшись к нему, Патрик кивнул:

— Здравствуй, папа.

— Здравствуй, — Шон оглядел сына с ног до головы, будто бы оценивая. — У тебя всё в порядке, я надеюсь?

— Да. Почему ты спрашиваешь?

— Ты надолго исчез, но не взял мотоцикл, — Шон прищурился. — Это показалось мне странным.

— Мне просто хотелось прогуляться пешком.

Шон пожал плечами:

— Мне остаётся только поверить, — он подошёл поближе к сыну и взглянул ему в глаза. — Пат. Ты вообще в курсе, что творится в городе?

Сердце застучало в бешеном ритме, но Патрик твёрдо решил, что не позволит своему голосу дрогнуть.

Не сейчас.

— Нет, — получилось. Голос звучал донельзя ровно. — Что-то случилось?

Шон вздохнул:

— Будь жив твой друг, ты бы уже наверняка знал об этом. Прошлой ночью был убит один очень влиятельный в городе человек, Пат. Раввин Джозеф Цукерман. Который, между прочим, был близким другом Сэма Райхмана.

— Убит? — Патрик изобразил на лице неподдельное удивление. Кажется, получилось.

— Именно так. Раввин был далеко не бедным человеком, как, впрочем, все эти жидовские…

Патрик поднял руку вверх:

— Не начинай.

— Прости, — Шон сжал руку сына, словно оправдываясь. — Я не хотел, Пат, правда. Просто вырвалось, сам понимаешь…

Патрик кивнул:

— Ладно. Продолжай.

— Я хотел сказать, что, несмотря на то, что Цукерман был довольно обеспеченным человеком, и в его доме было, чем поживиться, убийца ничего не взял. А значит, ни о каком ограблении и речи быть не может. Судя по всему, преступник проник в спальню раввина через балкон, привязал его к кровати и задушил подушкой.

Патрик покачал головой:

— Господи боже.

Шон вновь опустился в кресло.

— Насколько мне известно, в высших юридических кругах все уже успели дружно пожалеть Сэма Райхмана, — сказал он. — Бедняга, дескать, совсем недавно сына похоронил, а тут такой удар — смерть лучшего друга, ещё и насильственная. Несчастный человек, чего и говорить. Просто Ной.

— Иов, — машинально поправил Патрик.

— Что? — не расслышал Шон.

— Ной ковчег построил, — Патрик смахнул со лба упавшую на него прядь волос. — А тот, по поводу кого заключили пари Бог и Дьявол, после чего на его голову обрушилась чёртова куча испытаний, — это Иов, папа.