Или — стены.

*

Сид Джонсон задумчиво подпирал подбородок кулаком. Взгляд его был устремлён на Роуэлла Аткинсона.

— То есть, ты хочешь закрыть мастерскую? — уточнил он.

Роуэлл развёл руками:

— А что поделать, Сидди? После того, что случилось с этим… Райхманом, на моей мастерской висит клеймо. Висит и висеть будет.

— Думаю, ты зря заморачиваешься, Роуэлл, — Сид смял в руке пивную банку и швырнул её в корзину для мусора. — Время лечит, как говорится. Люди скоро всё забудут.

Роуэлл покачал головой.

— Не забудут, Сидди, — сказал он. — Не забудут люди. А особенно — байкеры. Ко мне на днях наведывался Ричардс. Да-да, тот самый. Чингачгук. Вёл себя похлеще детектива какого. Вопросы задавал. И смотрел таким нехорошим взглядом… Мне прям не по себе стало от него.

— Чего он хотел? — в глазах Сида появился явный интерес.

— Спрашивал насчёт Джерри. Интересовался, почему это я лично не передал байк Райхману. Когда уже уходить собрался, остановился в дверях — резко так, как будто внезапно вспомнил что. И говорит, мол, как ты думаешь, Роуэлл, Джерри действительно мог сделать такое? Хрен его знает, Дэн, говорю. Всякое в жизни бывает. Он так криво усмехнулся и сказал в ответ только одно слово. «Ну-ну». И ничего больше. Сказал своё «ну-ну», развернулся и ушёл. Даже не попрощался.

— Не бойся ты его, — отмахнулся Сид. — Не так страшен чёрт, как говорится.

— Не знаю, не знаю, — покачал головой Роуэлл. — К тому же, одна вещь мне покоя не даёт, Сидди.

— Какая?

Роуэлл придвинулся поближе к Сиду.

— Значит, тут такое дело, Сидди… — начал он и осёкся на полуслове.

Взгляд Роуэлла упёрся в стену.

«У всего вокруг есть уши, мистер Аткинсон. — У стен. У машин. У деревьев. У листка бумаги в вашей руке. У сигары, которую я курю. У всего». Эта фраза, сказанная Сэмом Райхманом в тот самый вечер, вдруг всплыла в его сознании, и Роуэлл поёжился.

Он недоверчиво покосился на стену, словно пытаясь разглядеть на ней те самые невидимые уши.

Ты становишься параноиком, Роуэлл, старина.

Аткинсон попытался усмехнуться, но усмешка вышла вялой и натянутой.

Стены. Они давили на него. Давили и пугали.

С того самого вечера.

Они действительно имели уши. И не только уши. В этом Роуэлл был в глубине души абсолютно уверен.

Стены.

[1]Иудаизм запрещает приносить цветы на могилы умерших.

========== Волнения ==========

Когда Патрик вернулся в загородный мотель, администратор встретил его уже гораздо менее чопорно.

— Вы, наверное, к Эйбу Адамсу? — заулыбался он. И, не дожидаясь ответа, продолжил: — Он отлучился ненадолго. Уехать ему надо было. Сказал, вернётся к вечеру.

— Ему надо было уехать? — эхом повторил Патрик. Внутри у него, казалось, всё оборвалось. Мозг заработал с бешеной скоростью. Куда он мог поехать? Куда, почему, зачем…

— Не волнуйтесь так, — отозвался администратор. — С ним всё в порядке. Он спросил меня, где здесь можно достать глину для лепки. Я удивился: по парню не скажешь, что он увлекается подобными вещами. Чего только в жизни не бывает. Поскольку поблизости тут ничего такого не достать, я посоветовал ему съездить в Боулдер — до него всё же ближе, чем до Денвера. Предложил ему свою машину, он отказался. Сказал, что водить не умеет.

Парик легко улыбнулся:

— Да, это правда. Он не умеет водить машину.

— Зато умеет водить мотоцикл, — администратор тоже улыбнулся. — Это сразу видно. Я предложил ему свой, он согласился.

— Он взял ваш мотоцикл?

— Да. Байк вполне себе неплох. Не такой крутой, как ваш, конечно, — владелец мотеля отложил книгу в сторону и протянул руку. — Кстати, я Питер Мэттьюз. Можно Пит.

— Уильям Смит, — не колеблясь, ответил Патрик, прекрасно понимая, что представляться настоящим именем нельзя ни в коем случае. — Можно Билл.

Питер Мэттьюз кивнул и пожал его руку. На какое-то мгновение Патрик уловил в глубоком взгляде его тёмных глаз нечто, говорившее о том, что владелец мотеля абсолютно уверен в том, что никакой он не Уильям Смит. Как и Эйб Адамс — не Эйб Адамс.

И это заставило Патрика заволноваться.

Но он решил не думать об этом.

— Так вы будете ждать своего друга? — осведомился Мэттьюз.

— Да, — кивнул Патрик. — Я посижу в баре.

— Там ближе к вечеру время от времени собираются компании довольно агрессивного вида молодчиков, — сказал Пит. — Но Джек — это бармен — старается следить за тем, чтобы потасовок не было. Так что не беспокойтесь, — он улыбнулся одними уголками губ и добавил: — Хотя индейцы вообще-то не из пугливых. Не так ли, Билл?

Патрик покачал головой:

— Кажется, я не говорил, что я из индейцев.

Пит тихо засмеялся.

— Необязательно говорить, — сказал он. — Есть вещи, которые сразу бросаются в глаза.

— Вы проницательны, — кивнул Патрик и, развернувшись, вышел.

Пит Мэттьюз задумчиво проводил его взглядом.

Странный тип. Ещё более странный, чем сам Эйб Адамс. Которого зовут, конечно же, не Эйб Адамс. В этом Пит был совершенно уверен. Потому что однажды, когда он зашёл в бар, чтобы перемолвиться парой словечек с барменом Джеком, этот «Адамс» сидел там за стойкой и пил пиво. Бутылку он держал в левой руке, что было неудивительно: Пит видел, что пишет парень тоже левой. Рукав его футболки слегка закатился, обнажив татуировку в виде Звезды Давида. Пит тогда ещё удивился. Потому что внешне парень никак не был похож на еврея. Пит знавал нескольких евреев, и выглядели они совершенно по-другому. Но в одном Пит был совершенно убеждён: ни один психически здоровый человек не будет делать татуировку в виде Звезды Давида, если он не еврей. А это значит только одно: у этого парня никак не может быть фамилии Адамс.

Теперь ещё и этот индеец… Явный индеец. Ярко выраженный.

Странная парочка.

Постояльцы маленького загородного мотеля редко волновали Пита, и это ему нравилось. Именно потому в своё время он решил сбежать сюда, в эту глушь, подальше от городской суеты.

Пит не выносил волнения.

А эти двое вызывали у него какое-то странное чувство.

Пит одёрнул себя в мыслях, напомнив себе о принципе не интересоваться жизнью постояльцев.

Всё это их дела.

И нечего в них вмешиваться.

Его дело маленькое: он, Пит Мэттьюз — всего лишь владелец придорожного мотеля.

С этими мыслями Пит вновь раскрыл небольшой томик Достоевского.

Русская классика всегда была ему по душе.

*

Роуэлл Аткинсон торопливо собирал вещи.

Нужно сваливать отсюда, нужно сваливать…

Но чёрт. Райхман.

Этот адвокат его очень пугал.

Что-то подсказывало Роуэллу, что сынок Райхмана — не первый человек, которого Сэм решил устранить, и сделал это без малейших зазрений совести.

Райхман убивал людей.

Уже.

Раньше.

Роуэлл был настолько в этом уверен, что ему не было нужно никаких доказательств.

А если так — то Райхман может сделать это снова.

Зазвонил мобильный телефон. Роуэлл от неожиданности едва не подпрыгнул на месте и поймал себя на желании заверещать, словно глупая блондинка, которую убивает маньяк в старом триллере.

Аткинсон взглянул на дисплей; номер был ему не знаком.

Осторожно, словно телефон мог нанести ему несовместимые с жизнью увечья, он нажал на клавишу приёма вызова.

— Алло.

— Мистер Аткинсон? — вежливо осведомился голос на другом конце провода.

— Да. Слушаю вас.

— Детектив Джонатан Уильямс. Мы с вами уже беседовали.

— Да. Я помню.

— Простите, что побеспокоил. Я хотел лишь поинтересоваться, не давал ли ваш помощник о себе знать.

— Нет, детектив. Он не звонил и не появлялся. Похоже, парень действительно смылся, — Аткинсон усмехнулся.

— Дело в том, что мы разыскали Долорес Фоулер, его подругу, — продолжил Уильямс. — Ту девушку, с которой, как вы говорили, он поссорился. Мисс Фоулер сказала, что после ссоры она больше ни разу не видела Джерри.