Уже на лестнице он обернулся к отцу, всё ещё сидящему на том же самом месте и вертящему в руках книгу.

— Ты веришь в неотвратимость наказания, папа? — спросил Патрик.— Не в юридическом смысле, а…

— …а в смысле существования в мире какой-то штуки вроде «справедливого возмездия»? В так называемый «закон бумеранга»? — продолжил Шон.

— Да.

— Возможно, это прозвучит смешно из уст бывшего копа, который, как никто другой, должен понимать, что всё это — бабушкины сказки, — сказал Шон. — Но — да, Пат, я в это верю.

— Спасибо, — кивнул Патрик. — Мне важно было это услышать.

*

Даже войдя в свою комнату и закрыв за собой дверь, он как будто откуда-то издалека слышал глухой металлический скрежет.

Шестерёнки вращались.

И он не мог понять, в какую сторону на этот раз.

На его колени запрыгнул Мозес. Кот громко мурлыкал, и этот звук на время заглушил скрежет вращающихся маленьких шестерёнок.

Но Патрик всё равно чувствовал.

Они вращались.

*

На следующий день он встретился с Дэнни Ричардсом.

— Как ты, детка? — спросил Дэнни, хлопая Патрика по плечу. — Знаю, вопрос глупый. Скажешь «хорошо» — всё равно не поверю.

Патрик усмехнулся про себя.

По сравнению с тем, что могло произойти, всё было действительно хорошо.

По крайней мере — пока.

— Я в порядке, Дэн, — ответил он.

— Мы с ребятами хотели на днях организовать что-то вроде вечера памяти, — продолжил Дэнни. — Съездить туда, на место аварии… Сам знаешь, это что-то вроде ритуала. Ты с нами?

— Само собой, Дэн.

— Значит, дам тебе знать, как соберёмся, — кивнул Дэнни. — Ты только держись. Понимаю, вы были очень близки. Хочу, чтоб ты знал: мы все тебя поддерживаем. Нам тоже его не хватает.

Патрик кивнул:

— Спасибо.

— Меня вызывал этот коп, — продолжил Дэнни. — Который дело ведёт. Задавал всякие вопросы. Особенно — насчёт Джерри Харольдса. Я так понял, они его подозревают, — Дэнни покачал головой. — Поверить в это не могу. Чтобы Джерри — и сделал такое…

Патрик положил руку ему на плечо:

— Я тоже не верю, Дэн.

— Да бред какой-то, — отмахнулся Дэнни. — Зачем Джерри было убивать Дэйва? Хотя то, что он так внезапно из города смотался, действительно странным выглядит.

Патрик кивнул в ответ.

«Нет, Дэнни, старина, он не смотался. Он по-прежнему в Денвере. На кладбище Фэрмаунт. В гробу. В склепе».

— Ты говоришь, Джерри не мог такого сделать, — задумчиво произнёс Патрик и взглянул Дэнни в глаза. — А Роуэлл? Что скажешь о нём, Дэн?

Дэнни закурил и выпустил дым в сторону.

— Роуэлл хороший механик, — сказал он, — но…

— Но?

— Но я не знаю, какой он человек, — продолжил Дэнни. — Он странный. Непонятный. Мутный, вот, что я тебе скажу. Правда, это не повод, чтобы подозревать его в убийстве Дэйви. Тем более — зачем ему это было надо?

Резким щелчком Патрик сбил пепел с сигареты.

«Действительно, Дэн — зачем?»

Мысли его вдруг закопошились в голове с невероятной скоростью.

С такой же, с какой где-то в ином мире отчаянно вращались маленькие шестерёнки.

Патрик отчётливо это ощущал.

========== Сны и мысли ==========

Дэвиду снились кошмарные сны.

После всего, что случилось, они возвращались ещё чаще.

Более того — теперь они были другими. Более тягостные, более насыщенные, чёрные и тягучие, как смола — они, казалось, обволакивали его со всех сторон, словно невидимые глазу монстры, и Дэвид начинал метаться, как в бреду, отчаянно пытаясь проснуться. Лица знакомых ему людей с преувеличенно искажёнными чертами, напоминающие шаржи; места, звуки, голоса — такие же нелепые и искажённые. Он видел перед собой то отца, то Эстер, то несчастного Джерри Харольдса, то раввина Цукермана, то семейный склеп. Джерри Харольдс был похож на зомби; правой половины лица у него вообще не было, а левая была изуродована, окровавлена, и глаз вываливался из глазницы. Джерри говорил о том, как лихо он прокатился на чёрном «Кавасаки Ниндзя»; в коротких паузах между словами он начинал смеяться истерическим захлёбывающимся смехом, словно психически больной. «Да-да, я всё-таки покатался на твоём мотоцикле, Дэйви, — говорил он. — У тебя самый быстрый байк в мире, Дэйви, детка, да, да! Я прокатился с ветерком! И, если бы не та чёртова фура, я бы катался и дальше, катался и катался, катался и катался, Дэйви, да-да-да!» После этих слов Джерри вновь истерически расхохотался, и его левый глаз, наполовину вывалившись из глазницы, повис на причудливой паутине мышц, а рот искривился в оскалоподобной улыбке. Дэвид увидел, что у Джерри нет зубов, и подумал о том, что, должно быть, они все вылетели от удара о фуру. А Джерри тем временем продолжал смеяться, и его наполовину выпавший глаз раскачивался туда-сюда, словно колокольчик в китайском магазине.

Он проснулся от собственного крика — или ему так показалось?

Сев в кровати, Дэвид смахнул со лба выступившие капельки пота. Они были холодными и липкими.

Старые электронные часы на тумбочке показывали четыре-тридцать утра.

«Самый тёмный час — перед рассветом».

Эта мысль заставила его улыбнуться, но, несмотря на это, он отчётливо ощутил лёгкое подёргивание левого уголка рта.

Нервный тик. Этого ещё не хватало.

«Меня зовут Дэвид Айзек Райхман, мне двадцать два года, я официально признан мёртвым, похоронен в семейном склепе, мне желает смерти собственный отец, я ошиваюсь в тесной комнатке вшивого придорожного мотеля, мне снятся кошмары, и у меня нервный тик».

Великолепно, как ни крути. Напоминает начало какого-то бульварного романа.

Дэвид вновь улыбнулся, подумав, что, должно быть, именно такие романы пишет Шон О’Хара. Старина Шон О’Хара. Который не хотел, чтобы грёбаный жид и пидорас Дэвид Райхман сделал его сына таким же грёбаным пидорасом. Так он сказал, но дело было не только в этом. Старина Шон не хотел, чтобы Патрик водился с сыном убийцы.

Плоть от плоти.

Тварь от твари.

Последняя мысль заставила его содрогнуться.

Дотянувшись до тумбочки, он пошарил по ней рукой в поисках пачки сигарет. Её там не оказалось, и Дэвид вспомнил, что оставил сигареты на подоконнике.

Нельзя курить в постели, детка.

Он поднялся с кровати и подошёл к окну. Сигареты действительно лежали на подоконнике, и Дэвид с наслаждением закурил.

Приближался рассвет.

Патрик любил рассвет. Он говорил, что рассвет даёт просветление и приводит в порядок мысли. Ну, или что-то подобное. Наверное, про эти штучки ему рассказывал старый вождь из резервации мохаве. Дэвид нередко подтрунивал над Патриком, говоря, что великий Король Ящериц ждёт просветления, но сейчас ему было не смешно.

Он сам решил подождать.

В любом случае, спать ему больше не хотелось.

Он не хотел видеть сны.

Отец, Эстер, Цукерман, Джерри, склеп — они все были там.

И ждали его.

И ему совершенно не хотелось возвращаться в тот мир.

Он предпочёл тоже подождать.

Рассвета.

*

Утром Дэвид подошёл к стойке, за которой мирно похрапывал хозяин мотеля. Звали его Питер Мэттьюз, и он был неплохим парнем — по крайней мере, Дэвиду казалось именно так. Пит много читал, предпочитая классическую литературу всей прочей — возможно, именно поэтому с новыми постояльцами он нередко разговаривал подчёркнуто «книжным» языком. Но при более близком знакомстве он оказался простым и открытым человеком.

— Эй, — тихо позвал Дэвид, — Пит. Просыпайся.

Пит резко поднял голову и заморгал глазами.

— А, это ты, Эйб, — ответил он, наконец. — Прости. Задремал я. Тебе нужно чего?

Дэвид кивнул:

— Да. Скажи, Пит, ты не знаешь, здесь можно где-то достать глину?

Пит непонимающе уставился на Дэвида или, как он считал, — на Эйбрахама Адамса.

— Глину? — переспросил он.

— Да, Пит. Глину. Глину для лепки.

— Ты лепить, что ли, умеешь? — Пит удивлённо покачал головой. — Надо же. Но, боюсь, поблизости здесь её нигде не достать. Разве что в Боулдере. Так что придётся тебе туда смотаться, если она тебе действительно нужна.