Патрик обнял Лиззи за плечи и погладил по голове. Что сказать — он не знал, поэтому решил промолчать.

— Мне звонили из полиции, — продолжила Лиззи, всхлипывая. — Вызвали в участок. Говорят — хотят задать мне несколько вопросов. Я как раз сейчас туда и собиралась, только решила зайти покормить Мози. Дэйв… он просил меня об этом.

Патрик заглянул ей в глаза:

— Дэвид просил тебя?

Лиззи кивнула:

— Да, Пат. Я думала, ты знаешь. Он позвонил мне вчера вечером. Спросил, есть ли у меня минутка, не занята ли я. Он… он был таким… вежливым. Я никогда раньше не думала, что байкеры бывают такими. В кафе, где я работаю, время от времени заходит пара байкеров — так они только и норовят ущипнуть кого-нибудь за задницу. Похабно шутят, хамят. А Дэйви… Он… он был совсем не такой… — прервавшись на полуслове, Лиззи закрыла лицо руками и разрыдалась.

Патрик вновь погладил девушку по волосам.

— Лиз, прекращай, — тихо сказал он. — Я понимаю, что это глупо звучит, но слезами действительно горю не поможешь. Давай-ка, успокаивайся.

Лиззи отстранилась от него и, шмыгнув носом, кивнула:

— Да. Ты прав. Но всё равно… это так жутко, Пат. Мне… мне даже не верится.

— Так что ещё он тебе сказал вчера вечером? — спросил Патрик.

— Прости, я не договорила. Я такая дура… — Лиззи вновь шмыгнула носом, затем достала из сумочки носовой платок и вытерла слёзы. — Короче, я сказала, что не занята. Пригласила его выпить кофе. Он зашёл, но от кофе отказался. Сказал, что у него очень мало времени. Что ему нужно уехать на несколько дней, и он хотел меня попросить присмотреть за Мозесом. Оставил мне дубликат ключей от квартиры. Сказал, что холодильник до отказа забит кошачьими консервами. Попросил кормить его два раза в день. Я ответила, что, конечно, я всё сделаю. Я люблю животных, да и Мози мне всегда нравился, — Лиззи взглянула Патрику в глаза. — Он плохо выглядел, знаешь. Как будто постарел на десять лет. Я ещё спросила «Дэйв, у тебя что-то случилось?» А он ответил, что нет, мол, всё в порядке, просто нужно съездить кое-куда. Я спросила про тебя, но он ничего толком не объяснил. Я решила, что вы, может быть, поссорились, но Дэйв сказал, что ты просто помирился со своим отцом и теперь снова живёшь с ним.

Патрик кивнул.

«Молодец, Дэйви. Если бы ты разболтал Лиззи о ссоре, она вполне могла бы рассказать об этом полиции, и тогда я, ещё чего доброго, стал бы главным подозреваемым».

— На том и закончилось, — сказала Лиззи. — Я пообещала кормить кота, он поблагодарил меня и ушёл.

— Он ничего не говорил про свой байк? — спросил Патрик.

— Нет, — покачала головой Лиззи. — Я знаю, что его мотоцикл был в ремонтной мастерской. Что-то там сломалось. Это он ещё несколько дней назад говорил. Мы столкнулись на лестничной клетке, и я спросила его — мол, куда подевался твой байк, что-то не видно его на парковке. Дэйв ответил, что начал шуметь двигатель, поэтому он отвёз мотоцикл в мастерскую.

— Понятно, — кивнул Патрик. — Ты успокойся, Лиззи. Не бойся копов. Они теперь всех допрашивают. Меня тоже сегодня вызывали.

— Пат… — тихо проговорила Лиззи. — Я не поняла всего, что наговорил мне по телефону этот детектив, потому что от этих известий была словно в трансе. Но я так понимаю, они подозревают, что это не был несчастный случай, а убийство. Так ведь?

— Кажется, так, Лиззи.

— О господи…— Лиззи вновь закрыла лицо руками. — Господи, ну кому, кому это могло понадобиться…

Патрик сжал её руку.

— Держись, — сказал он.

Лиззи кивнула, вновь вытерев глаза платком:

— Спасибо, Пат. Ты тоже.

Попрощавшись с Лиззи, он вышел из подъезда.

Воздух по-прежнему отдавал какой-то гнилью, и Патрик подумал, что, должно быть, у него уже обонятельные галлюцинации.

— Ну что, покатаемся, Мози? — спросил он, заглянув в переноску.

Кот закопошился в сумке и что-то недовольно мурлыкнул в ответ.

Похоже, идея ему совершенно не нравилась.

*

Ни Шон, ни Кристин ничего не сказали по поводу присутствия в доме кота.

Они вообще молчали. Оба.

Морин, которая теперь категорически отказывалась отмечать свой день рождения не только в этом году, а вообще когда-либо, плакала у себя в комнате, а Марта выбежала навстречу Патрику, как только он вернулся.

— Это его кот? — спросила она, показывая пальчиком на сумку-переноску.

Патрик кивнул:

— Да. Это Мози. Он теперь будет жить с нами. В моей комнате. Он тебе понравится.

Девочка покачала головой.

— Почему Бог забрал Дэйва? — спросила она. — Бог не любит евреев, да?

— Господи, Марта, с чего ты это взяла?

— Так говорит отец О’Нил, — ответила девочка, и Патрик подумал о том, что неплохо было бы поговорить с отцом насчёт влияния экстремистских высказываний отца О’Нила на детскую психику.

— Нет, Марта, — сказал он. — Не поэтому. Я сам не знаю, почему так вышло. Правда.

— Я буду скучать по нему! — воскликнула Марта и, поддавшись порыву, так крепко обняла своего брата, что Патрик едва не потерял равновесие. — Я буду очень скучать! Поэтому, в память о нём, я буду ухаживать за его котом. Пат, можно?

— Конечно, можно, Марта, — ответил Патрик, изо всех сил стараясь не разрыдаться и от души проклиная себя за то, что столь долгое время не испытывал к сёстрам никаких чувств.

В холл вышла Кристин и увела Марту ужинать. Патрик от ужина отказался.

Заперев на защёлку дверь в свою комнату, он выпустил из переноски кота, подошёл к столу, выдвинул ящик и достал из него конверт.

Надрывая плотную белую бумагу, Патрик чувствовал себя странно. Как будто то, что он делает, прямо здесь и сейчас решает чью-то судьбу.

Он достал из конверта несколько белых листов с аккуратно напечатанным на них текстом. Листы были пронумерованы и прошиты. На последнем из них стояла печать нотариальной конторы Джеффри Смитсона и две подписи — самого Смитсона и Дэвида.

Завещание.

Патрик уже хотел было начать читать его, как вдруг его пальцы нащупали в конверте ещё один небольшой листок бумаги.

Пальцы задрожали, и в какой-то момент он возненавидел себя за это.

Спокойно, сказал он себе. Спокойно. Ты же индеец, детка.

У индейцев нет чувств.

Они любят только свободу.

Да, Дэйви Райхман?

Видел бы ты меня сейчас!

Развернув листок, Патрик впился взглядом в написанные размашистым почерком Дэвида неровные строчки:

Пат!

Если ты это читаешь, значит, меня уже нет в живых.

Помимо этого письма в конверте лежит завещание. То самое. Я знаю, как ты его воспримешь, поэтому и пишу тебе это письмо. Пожалуйста, не отказывайся. Ни от чего. Это моя воля и желание. Знаю, что у индейцев есть этакие жуткие поверья о неупокоенных душах. Не заставляй меня становиться одной из них.

В завещании есть распоряжения относительно похорон. Я знаю, что отец всё равно найдёт способ начхать на них — тело правоверного иудея должно гнить в земле в весёлой компании изголодавшихся по свежей мертвечине червей.

Ты знаешь, что нужно делать.

Если жизнь после смерти действительно существует — я приду и проверю, Пат!

Ну, вот, пожалуй, и всё.

Не плачь обо мне, детка!

Я люблю тебя.

Дэвид Айзек Райхман.

На какой-то момент Патрик вновь услышал тот самый стук в голове и ощутил боль в груди, которая теперь была не тупой, а острой — настолько острой, словно ему в грудь вогнали осиновый кол, как старине Дракуле.

«Я люблю тебя»… О господи, Дэйв…

Но тут его взгляд упёрся в одну из строчек. Какое-то время он молча перечитывал эти слова, затем едва заметно улыбнулся.

Если жизнь после смерти действительно существует — я приду и проверю, Пат!

Дэйв. Ты гениален.

Надеюсь, ты ничего не забыл, засранец.

В глубине души Патрик был уверен, что не забыл. И что его предположения окажутся верными.

Такая штука, как безумная любовь к кладбищам — величина постоянная.

В этом Патрик ни на секунду не сомневался.