На другом конце провода послышался тяжёлый вздох, и почему-то это отдалось новым приступом боли в висках и груди.

— Нет, мистер О’Хара, — отозвался, наконец, детектив. — Смерть наступила мгновенно.

— Я сейчас подъеду, — сказал Патрик и повесил трубку.

Он перевёл взгляд отца и Кристин, и отчего-то они показались ему сейчас похожими на героев какой-то средневековой трагикомедии.

— Пат, сынок, мне очень жаль, — начал было Шон, робко попытавшись прикоснуться к сыну. — Я знаю, он был тебе очень близок, и…

Одним резким сильным движением Патрик сбросил руку Шона со своего плеча.

— Он умер, — сказал он, и Шон отшатнулся, увидев, насколько дикое выражение было сейчас в глазах его сына. — Умер. И не смей больше говорить о нём, папа.

— Патрик, я лишь только хотел сказать…

Но Патрик уже не слышал. Сбежав по ступенькам, он выскочил из дома в никуда.

На какой-то миг он остановился, как вкопанный, перед своим мотоциклом, чувствуя, что больше не слышит ни звука.

А это было бы неплохо.

Оглохнуть.

Ослепнуть.

Исчезнуть.

Раствориться.

Сейчас.

Навсегда.

Дэвид умер, его больше нет.

Опознание лишь формальность — ведь детектив сказал, что отец уже опознал его.

К тому же — кто ещё мог управлять мотоциклом, принадлежащим Дэвиду Айзеку Райхману?

Мотоциклом, который он так любил.

Никто.

Кроме него.

Патрик уже застёгивал шлем, когда одна мысль ядовитой стрелой вдруг пронзила всё его существо.

Он так и не сказал ему.

От этой мысли сердце вновь сжалось от тупой ноющей боли, и вдруг всё встало на свои места.

И мир снова зазвучал.

Но Патрику больше не хотелось его слышать.

*

Морг. Место, насквозь пропахшее смертью.

Эй, детка, вот и я. Добро пожаловать в мой дом — Дом Смерти. Ты зашёл на чай? Или предпочитаешь что-то покрепче? Ты в гости, детка? Ах, нет? А зачем же тогда? Всё ясно. Ты пришёл повидать друга.

Друга, который теперь лежит здесь. И он плохо выглядит, знаешь, детка? Да, да, да! Он немного похож на котлету и ещё чуть-чуть — на бифштекс! Бифштекс с кровью, ха-ха! Ты любишь бифштексы с кровью, детка? Как там твой друг говорил про мертвяков? Мертвяки — модная нынче тема? О да, мертвяки в моде, и он сам теперь один из них. Теперь он в моде, в моде, в моде!

Врач-патологоанатом приподнял простыню. Его лицо ничего не выражало. Оно было похоже на застывшую восковую маску.

А чего ты хочешь, детка? Ребята, которые сталкиваются каждый день со мной, Стариной Смертью, крайне редко бьются в конвульсиях при виде очередного тела. Тела, тела!

Это называется иммунитет, детка.

То, что Патрик увидел, едва не заставило его отшатнуться, но он пересилил себя.

От тела действительно мало что осталось. Оно напоминало однородную бесформенную массу.

А ещё — фарш.

Лица не было видно, левая рука затерялась где-то в этой бесформенной массе, и Патрик с трудом сдержался, чтобы не разрыдаться.

О Дэйв…

Казалось, уцелела только правая рука, и это выглядело до ужаса нелепо на фоне остального жуткого месива.

Опустившись на корточки, Патрик впился взглядом в татуировку на чудом сохранившемся в нормальном виде правом плече трупа.

Скорпион.

Тот самый…

Резкая боль ударила на этот раз куда-то в область затылка, но он уже не обращал на неё внимания.

— Отец опознал его по татуировке, — подал, наконец, голос патологоанатом, словно прочтя его мысли.

Патрик поднял глаза:

— Говорите, по татуировке?

— Да тут больше и опознавать-то и не по чему, — патологоанатом с равнодушным видом наклонился над трупом. — От удара все зубы вылетели — дантист со своей картой нам теперь не помощник, — он внимательно посмотрел на Патрика, и неожиданно некая тень эмоций скользнула по огрубевшему лицу медика. — Эй, сынок? Тебе что, плохо? Ты в обморок-то не падай, этого мне только не хватало. Мало мне трупов, — он обнял Патрика за плечи. — Ну-ну, мальчик, вставай. Обмороков мне тут не нужно, истерик— тем более. Отец его — и тот молодцом держался, хотя сам понимаешь — сына потерял.

— Говорите — держался молодцом? — переспросил Патрик. Губы пересохли, каждое слово давалось с трудом.

— Ещё каким молодцом, — ответил врач. — Будто бы не удивился даже. Но оно и понятно. Байкеры часто гибнут в авариях, чему уж тут удивляться. Ты ведь тоже из них, сынок?

Патрик кивнул:

— Да.

— Ну вот теперь своими глазами увидел, до чего это доводит, — сказал патологоанатом. — Я так понимаю, ты подтверждаешь, что это твой друг?

Патрик с трудом поднялся на ноги. В голове снова застучало.

Будто бы не удивился даже. Так он сказал.

О чёрт…

Патрик взглянул на патологоанатома и кивнул.

— Подтверждаю, — сказал он. — Это Дэвид Райхман.

Пружина, сжавшаяся где-то глубоко в груди, вдруг резко распрямилась, стук в голове прекратился, и Патрик почувствовал, что может дышать.

Снова.

[1]Трасса, проходящая в непосредственной близости от Денвера.

========== Детектив Уильямс ==========

Патрик вышел из морга.

Дышать стало заметно легче, и в голове больше не стучало.

Он увидел стоящего у входа Сэма Райхмана и ещё какого-то мужчину среднего возраста с бородой и в шляпе. Патрик подумал, что наверняка это был раввин Джозеф Цукерман. На лице Райхмана было выражение глубочайшей скорби; время от времени он промокал уголки глаз безупречно белоснежным носовым платком. Цукерман (а это действительно был он) обнимал Сэма, хлопал по плечу и говорил что-то, что заставляло Райхмана промокать глаза ещё интенсивнее. Они напоминали парочку из очередного дурацкого ролика в интернете, призывающего к толерантному отношению к гомосексуалистам, и это заставило Патрика криво усмехнуться.

Райхман едва заметно кивнул, завидев его, и это заставило Патрика, уже надевавшего шлем, переменить решение.

Увидев, что он приближается, Райхман застыл, как вкопанный, с белоснежным носовым платком в руке. Наклонившийся к Сэму Цукерман что-то быстро зашептал ему на ухо.

— Здравствуйте, мистер Райхман, — сказал Патрик, подойдя к ним.

— Здравствуй, — Райхман снова смахнул с лица платком воображаемую слезу. Отчего-то на этот раз он не стал настаивать на том, чтобы Патрик называл его Сэмом.

— Примите мои соболезнования, — произнёс Патрик. Он смотрел на Сэма, но боковым зрением прекрасно видел, с каким нескрываемым любопытством изучал его раввин Цукерман.

— Благодарю, — ответил Сэм. И, повернувшись к Цукерману, добавил: — Ребе, познакомьтесь, это Патрик О’Хара, друг моего сына… моего покойного сына.

— Тот самый несчастный бездомный индеец? — брови раввина приподнялись, губы изогнулись в усмешке, сделавшей его лицо ещё более неприятным и отталкивающим. Его водянистые глаза непонятного цвета смотрели на Патрика так, словно перед ним было какое-то экзотическое животное или насекомое. — Ну-ну. Здравствуйте, мистер О’Хара. Я раввин Джозеф Цукерман, близкий друг всей этой семьи, из которой в живых теперь, увы, остался только один Сэм.

Он не подал руки, и Патрик решил, что тоже имеет право не делать этого. Опирающийся на раввина Сэм вновь театрально смахнул слезу. Патрик почувствовал, что его сейчас стошнит.

— Ты тоже прими мои соболезнования, — сказал Райхман. — Тебе сейчас, должно быть, тяжело. Учитывая то, насколько вы были близки, — устремлённый из-под сведённых бровей взгляд тёмно-карих глаз, казалось, пронзил Патрика насквозь. — А сейчас прости, мне нужно идти. Сам понимаешь, надо… Надо всё подготовить. Ангела смерти не интересует, приготовлен ли мёртвому саван[1] — так у нас говорят. Я позвоню тебе и оповещу о времени похорон.

— Хорошо. Только, мистер Райхман…

Райхман не произнёс ни слова, лишь вопросительно взглянул в ответ.

— Можно я заберу кота?

Сэм пожал плечами:

— Это несуразное бесхвостое чудовище? Патрик, мальчик мой, да ради бога! Признаться, я уже задумывался о том, куда его девать — вышвырнуть животное на улицу у меня не поднялась бы рука, ведь его так любил Дэйви! Я хотел отдать его в приют, но раз ты так жаждешь его забрать — пожалуйста!