Аткинсон взглянул на листок; написанные на нём цифры заставили глаза Роуэлла округлиться.

— Вы шутите? — усмехнулся он. — За такую сумму я бы согласился даже убить Кеннеди.

Незнакомец покачал головой:

— Вам не придётся убивать Кеннеди, мистер Аткинсон. Но ваш подход мне однозначно нравится.

— Так что вам нужно?

Незнакомец достал из бардачка пачку длинных тонких сигар и протянул Роуэллу:

— Хотите?

— Нет уж, — усмехнулся Роуэлл. — Предпочитаю сигареты.

— Ваше дело, — мужчина прикурил от спички. Взглянув на коробок, Роуэлл подумал, что подобные спички преподносят постояльцам в качестве сувениров в элитных клубах для «истинных джентльменов». Выпустив дым в приоткрытое окно, незнакомец вновь повернулся к Роуэллу: — В вашей мастерской в данный момент находится один очень интересующий меня мотоцикл, мистер Аткинсон. Вы, как истинный мастер своего дела, должны сделать так, чтобы кое-что в нём внезапно вышло из строя. И не где-нибудь, а в тормозной системе, мистер Аткинсон. Вы понимаете, о чём я?

— О чёрт… — вырвалось у Роуэлла. — Вы… вы сами-то соображаете, что предлагаете мне? Вы требуете от меня совершить… убийство?

— Тс-с-с, — незнакомец поднёс палец к губам. — У всего вокруг есть уши, мистер Аткинсон. У стен. У машин. У деревьев. У листка бумаги в вашей руке. У сигары, которую я курю. У всего. Поэтому — тс-с-с. Никогда не произносите таких слов вслух, мистер Аткинсон. Ни-ког-да.

— Что за мотоцикл? — дрожащим голосом произнёс Роуэлл. — Я хотел сказать — какой именно, из тех, что там у меня?

— «Кавасаки Ниндзя», — ответил мужчина, выпуская дым в окно. — Чёрный «Кавасаки Ниндзя». Единственный в своём роде. По крайней мере, лично я не видел в Денвере другого точно такого же мотоцикла, — он усмехнулся и вновь затянулся сигарой. — Надо признать, у ублюдка всегда был отличный вкус.

Роуэлл внимательно посмотрел на мужчину, подумал о владельце чёрного «Кавасаки» — светловолосом парне с этими жуткими «прозрачными» глазами — и внезапно всё понял.

— Вы… — тихо сказал он. — Вы ведь… вы ведь Сэмюэл Райхман. Я видел вас по телевизору. Вы Сэмюэл Райхман, известный адвокат, а этот байк принадлежит вашему сыну!

Внезапно спохватившись, Роуэлл замолчал.

Он ждал от незнакомца какой-нибудь необычной реакции, но ничего особенного не произошло.

— А вы совсем не дурак, Аткинсон, — всего лишь сказал он, явно намеренно опустив слово «мистер».— Ну так что? Я жду вашего ответа. Если вы согласны — будем продолжать разговор. Если нет — я довезу вас до города, мы сделаем вид, что никакого разговора не было, и это будет совершенной правдой. Я не знаю вас, вы не знаете меня. Какой разговор мог быть между известным адвокатом и бывшим байкером из автомастерской?

— Почему? — тихо спросил Роуэлл. — Это ведь ваш сын… ваш единственный сын… Почему?

— Иногда Господь посылает нам наказания в виде детей, — бросил Райхман (теперь Аткинсон был уверен, что это именно он). — Знаете, как говорят в нашем народе? Коли зуб шатается, нужно его выдернуть[1]. Ну так что, Роуэлл? Вы не возражаете, если я буду называть вас Роуэлл?

На какое-то мгновение Аткинсону стало не по себе, но тут его взгляд упёрся в написанные на листке цифры.

И это всё решило.

В конце концов, байкеры нередко погибают молодыми, а парень с «прозрачными» глазами ему совершенно не понравился.

А впрочем, стоит ли думать об этом?

Роуэлл был уверен, что нет.

*

Сид Джонсон хотел дождаться Роуэлла, но Джерри Харольдс сказал ему, что «босса, скорее всего, не будет целый день».

— Видел? — поинтересовался Джерри, кивнув в строну массивного чёрного «Кавасаки». — Честно тебе скажу: смотрю и никак не налюбоваться не могу. Эх, собрать бы мне нужную сумму — купил бы себе точно такой.

— Ты, как я погляжу, фанат Райхмана, — бросил Сид, делая большой глоток пива, любезно предложенного ему Джерри. — Может, объяснишь мне, Джер, чем тебе так нравится эта жидовская свинья?

— Никак не отойдёшь от того, как вы с ним сцепились? — Джерри тоже глотнул пива. — Зря ты тогда, ей-богу. Погорячился ты, брат, вот что я тебе скажу. Не нужно было тебе лезть на Дэйва, а на Чингачгука — тем паче. Ну вот, посмотри на меня. Думаешь, мне все наши ребята из «Ангелов» нравятся? Я, допустим, Санни терпеть не могу, хочешь верь, хочешь нет. Ну и что теперь? Из-за Санни со всеми другими разосраться, что ли?

— Не умею я жопы лизать, Джер, — Сид с трудом подавил желание сплюнуть.

— Так никто ж об этом и не говорит, — ответил Джерри. — Просто, как говорится, эта… как её… дипломатия.

Сид смял в руке допитую банку.

Дипломатия? Ха!

Недобайкер хренов.

Такой же недобайкер, как и грёбаный мотодрочер Райхман.

— Пойду я, Джерри, — сказал он вслух. — Жаль, байк сегодня забрать не получилось. Просто Роуэлл хотел лично мне его, так сказать, передать. Чтобы я уж во всём был уверен. Ну что поделать, завтра загляну. Спасибо за пиво, — он протянул Джерри руку. — Бывай!

— Удачи, брат, — ответил Джерри, пожимая его руку.

Кивнув напоследок через плечо, Сид вышел из мастерской.

Настроение у него было препаршивейшим.

[1]Еврейская пословица.

========== Рубикон ==========

— Ты действительно хочешь пойти на встречу с ребятами? — Патрик внимательно посмотрел на Дэвида.

Дэвид пожал плечами:

— Не думаю, что от этого мне будет хуже, Пат. Наоборот… забыться — это то, что порой необходимо. Сам понимаешь.

Патрик коротко кивнул.

«Ты что-то недоговариваешь, Дэйв. Что-то очень важное. Ты вообще почти не разговариваешь со мной… уже третий день. Почему, Дэйв?»

— Как там твой мотоцикл? — поинтересовался Патрик. Просто чтобы что-то сказать.

Снова всё то же лёгкое, даже немного раздражённое пожатие плечами:

— Сегодня-завтра мне должен позвонить этот Аткинсон. Надеюсь, это не продлится слишком долго.

Бросив ещё один быстрый осторожный взгляд на лицо Дэвида, Патрик отметил про себя одну очень странную, на его взгляд, вещь.

Похоже, Дэвид не особо торопился забирать мотоцикл.

Дэвид, который обожал свой «Кавасаки».

Который говорил, что без мотоцикла чувствует себя, словно без ног.

Который ненавидел общественный транспорт.

Который был, по словам Дэнни Ричардса, прирождённым байкером.

Дэвид. Этот самый.

Не спешил забирать свой байк.

— Дэйв…

Дэвид повернулся к нему. Молча. Но в холодных голубых глазах был вопрос.

— Я тоже могу остаться. Если ты не хочешь…

— Нет.

— Я лишь хотел сказать, что для меня это не проблема, и…

Дэвид положил руку ему на плечо. Прикосновение оказалось неожиданно грубым. И — жёстким.

— Пожалуйста, ничего не делай исключительно ради меня, Пат, — сказал он. — Ничего. И никогда.

— Почему?

— Потому что я не смогу этого принять, — ответил Дэвид. — Просто не смогу. Так как не имею на это права.

Патрик уставился на него непонимающим взглядом. Он чувствовал, что в последнюю фразу Дэвид вложил какой-то другой, непонятный ему смысл. Но не мог спросить.

Потому что тоже чувствовал, что не имеет на это права.

В какой-то момент ему вдруг захотелось заорать во всё горло «ну и отлично, грёбаный мудак, игра окончена!», а потом быстро собрать вещи и исчезнуть.

В конце концов, рано или поздно ему всё равно придётся это сделать, но…

Он взглянул на Дэвида. Тот был непривычно бледен. Губы были сжаты в плотную суровую складку. И сердце Патрика больно сжалось.

Сделай это сам, Дэйв.

Если ты действительно этого хочешь.

Сделай.

Ну же.

Не бойся.

Ничего не будет.

Я ведь не девчонка, Дэйв. Пускай я и твоя грёбаная сучка — мне плевать.

Но я не девчонка. Я даже не твой бывший любовник Джейсон.

Ничего не будет, ничего не случится.

Я просто развернусь и уйду. Уйду, забрав с собой воспоминания, которые потом перейдут в рисунки, а позже — в сны.

Но ты никогда об этом не узнаешь.