— Ни о чём, — Дэвид допил пиво и закурил новую сигарету. — Так ты об этом хотел поговорить?

— Не то чтобы, — отмахнулся Сэм. — Просто пришлось к слову, — он вытер салфеткой губы и откинулся на спинку стула. — Кажется, у тебя прогресс, Дэйви. Ты научился использовать людей. Ты стал истинным сыном своего отца. Наконец-то.

— Что ты говоришь?! — Дэвид подался вперёд. Сэм увидел, как в холодных голубых глазах загорается яростный огонь. И это доставило ему такое удовольствие, что он невольно заулыбался. — Что ты такое говоришь?!

— Говорю, что есть, — отрезал Сэм. — Давай начистоту. Злая мачеха выгнала бедного мальчика из дома — сказка, старая как мир. Ты его приютил. Готов побиться об заклад, бедный мальчик теперь готов лизать тебе ноги, — он взглянул на сына с кривой усмешкой. — Что ты скажешь — то он и сделает.

Даже подставит тебе свою жопу, чтобы ты полностью насладился, долбанный маленький извращенец.

Сэм усмехнулся собственным мыслям, не без удовольствия наблюдая за сыном, глаза которого были прищурены, а губы — поджаты. А как же красноречиво он сжал руки!

Чёртов маленький засранец. Любимчик своей идиотки-матери.

Эй, Рейч? Как ты там, наблюдаешь за нами? Как думаешь, стоит ли мне прямо сейчас удавить твоего ублюдка? Помнится, я уже обещал это сделать. Ты помнишь это, Рейч?

Дэвид подался вперёд — так резко, что едва не опрокинул стол.

— Запомни раз и навсегда, — тихо, но зло произнёс он. На лице его ходили желваки. — Я не ты. Я не использую людей. Тем более — тех, которых… — Дэвид замялся, и эта заминка не ускользнула от внимания Сэма, заставив его в очередной раз усмехнуться. — Которые мне дороги, — закончил Дэвид.

— Что ж, — Сэм развёл руками — театрально, как всегда, — значит, я ошибся. Ты не истинный сын своего отца — ты истинный сын своей матери! Ты весь в Рейчел! — он наклонился через стол, глядя на сына сверху вниз. — Та тоже любила всякую гадость.

Взгляд холодных светло-голубых глаз заставил Сэма снова опуститься на стул.

— Не смей так говорить о моей матери, — чеканя каждое слово, произнёс Дэвид. — Никогда. Не смей. Так. Говорить. О ней!

Он почти выкрикнул последние два слова и тут же пожалел об этом.

Снова, чёрт побери, снова отец заставил его показать свои истинные чувства.

Он играл с ним, как кошка с мышкой.

И выигрывал.

Всегда.

Отчасти поэтому Дэвид упорно продолжал поступать по-своему.

Он видел, что злит отца не меньше, чем отец его.

И это служило утешением.

Отцу его не сломать.

Что бы он ни делал.

Резко отодвинув стул, Дэвид поднялся с места.

— Будет лучше, если я пойду, — сказал он. И добавил: — Папа.

Сэм кивнул с лёгкой улыбкой.

— Разумеется, — сказал он. — Я тоже не хочу ссориться, Дэйв.

Дэвид покачал головой.

— Почему бы тебе снова не жениться, папа? Любой благочестивый иудей с радостью выдаст за тебя весь свой пожизненный запас дочерей, — он усмехнулся. — Почувствуешь себя царём Соломоном.

— Не издевайся над Священным Писанием, — миролюбиво произнёс Сэм.

Но в его выразительных, тёмно-карих глазах Дэвид увидел такую злость, какой не видел уже давно, и внутри у него что-то ёкнуло.

Такое же выражение лица у него, должно быть, было тогда…

Тогда…

Когда именно?

Дэвид дёрнулся, словно его ошпарили кипятком.

— A gute nakht[3], — спешно сказал он отцу и, задвинув за собой стул, направился к выходу.

— Лайла тов[4], — почему-то на иврите ответил ему Сэм, втайне наслаждаясь собственной победой.

Сегодня был его вечер.

Дэвид чувствовал, что отец смотрит ему в спину, но не обернулся.

Всё, чего ему сейчас хотелось — это поскорее уйти.

Нет, не уйти! Убежать, спрятаться от жуткого взгляда этих пронзительных тёмно-карих глаз.

Когда-то он уже видел в них такое же выражение.

Когда?

Он не мог вспомнить. Не мог. Наверное, всё глупости. Ничего не было. Просто очередное дурацкое ощущение… «дежавю» — кажется, так его называют. Да, это всё дежавю.

Едва не врезавшись в проходящего мимо официанта, Дэвид спешно извинился и вышел из зала.

[1]Ашкеназы (ед. ч. — ашкенази) — субэтническая группа евреев, сформировавшаяся в Центральной Европе.

[2]Часто употребляемое евреями (как говорящими на иврите, так и говорящими на идиш) междометие; примерный аналог — русское «ай-ай» или же англоязычное «вау».

[3]«Спокойной ночи» (идиш).

[4]«Спокойной ночи» (иврит).

========== Разбитая ваза и чемодан Рейчел ==========

Когда Дэвид вернулся домой, Патрик сидел на полу в кухне, прислонившись спиной к стене, и что-то рисовал в своём блокноте.

— Я думал, ты уже спишь, — сказал Дэвид. Просто, чтобы что-то сказать.

Он твёрдо решил держаться изо всех сил, чтобы не показать своё состояние.

Патрик не должен ни о чём догадаться.

Ни за что.

Патрик поднял голову:

— Как видишь, нет.

Дэвид потрепал его по волосам:

— Я задержался. Извини.

— Не извиняйся, — Патрик красноречиво взглянул на него снизу вверх. — Ты не обязан передо мной отчитываться.

Дэвид поджал губы. Почему-то последняя реплика Патрика его резанула.

Как будто он нарочно подчёркивал, что никто никому ничем не обязан.

Чёрт. Мало ему отца!

Отвернувшись к окну, чтобы скрыть эмоции, Дэвид достал сигарету и закурил.

— Тебе не понравилось то, что я сказал, — произнёс Патрик, откладывая блокнот в сторону и поднимаясь на ноги. — Я не хотел тебя задеть.

Дэвид отмахнулся, не поворачиваясь:

— Ты не задел.

— Задел, — Патрик подошёл к нему и взял за плечо, вынудив повернуться. — Я не хотел этого. Порой я говорю не то… не совсем то, что хотел бы сказать. Просто мне трудно выражать свои мысли… словами.

Дэвид не смог скрыть улыбки.

— Тебе проще нарисовать? — он выразительно поднял одну бровь.

Патрик кивнул:

— Да.

— Покажи-ка, что ты там рисовал, — Дэвид потянулся к блокноту.

Пожав плечами, Патрик протянул ему блокнот, открытый на той странице, на которой он рисовал. Там был изображён Мозес в разных позах: сидящий на окне, потягивающийся, свернувшийся клубочком. Это заставило Дэвида улыбнуться.

— Вижу, вы с ним действительно подружились, — сказал он.— Насколько я понял, ты рисуешь только то, что тебе нравится, — он улыбнулся. — Или тех, кто тебе нравится, — Дэвид швырнул окурок от сигареты в раскрытую форточку.

Воспоминания о сегодняшнем вечере и словах отца вдруг снова накатили на него, и его лицо помрачнело.

— Я пойду переоденусь, — бросил он и, подхватив на руки кота, вышел из кухни.

Патрик взглянул на него и сразу всё понял.

Сэм Райхман. Ну конечно.

«Никаких сэров и мэм в моём доме. Просто Сэм».

Дэвид ушёл в комнату. Через пару минут оттуда донёсся грохот — будто что-то упало.

— Ты… в порядке? — осторожно осведомился Патрик, приоткрывая дверь.

Дэвид, присев на корточки, собирал осколки разбитой вазы, которые, казалось, разлетелись по всей комнате.

— Твою мать, — тихо, но зло сказал он, подняв глаза на Патрика. — Я знал, что когда-нибудь её разобью. Ну и хрен с ней. Она всё равно никогда мне не нравилась. Ай, чёрт! — Дэвид отбросил в сторону осколок. — Порезался!

— Держи, — Патрик протянул ему носовой платок.

Снова схватив окровавленной рукой осколок, Дэвид со злостью швырнул его в стену. Напуганный этой сценой Мозес выскочил из комнаты.

— Разбил нелюбимую вазу и напугал любимого кота, — Дэвид горько усмехнулся, оборачивая ладонь носовым платком.

— Давай помогу, — Патрик опустился на корточки рядом с ним. — Не хочешь рассказать мне, что случилось?

Дэвид отвернулся:

— Ничего.

Патрик покачал головой:

— Кажется, мы договаривались не врать друг другу.

— Я не вру.

— Неправда. Врёшь. Я чувствую, — обернув платок вокруг ладони Дэвида, Патрик поднял на него глаза. — Что тебе сказал отец?

— Ничего, — Дэвид усмехнулся. — Этот старый еврей в своём репертуаре. Я был бы счастлив, если бы он снова женился и наплодил кучу маленьких мерзких благочестивых иудеев, — Дэвид сжал кулак, от чего платок тут же пропитался кровью, но он не обратил на это никакого внимания. — Может быть, тогда он отстал бы от меня.