Значит, всё верно.

Его первенец и наследник — грёбанный извращенец. Привет, я Сэм Райхман, нет-нет, не мистер Райхман — просто Сэм. А это мой сын Дэвид и его сожитель Патрик. Да-да, вы не ошиблись, мой сын сраный гомик, но я совершенно не против, ни в коем случае — ведь мы живём в свободной стране.

Сэм снова подавился дымом и закашлялся. После чего швырнул окурок от сигары в пепельницу и спрятал лицо в ладонях.

Господи, за что?

В его сознании вдруг всплыл старый анекдот, из тех, которые никогда не будут рассказывать добропорядочные иудеи — ведь им запрещено упоминать имя бога всуе. «— Господи, за что! — воскликнул Иов. — Да пошёл ты на хер, Иов, не нравишься ты мне».[2]

И от этого Сэму стало паршиво, как никогда.

Как тебе твой любимчик, а, Рейч? Ты ведь наблюдаешь за ним с небес? Ты довольна, что твой сын — сраный гомосексуалист?

Сэм схватился за голову, с силой сдавив пальцами виски, и ощутил острое желание удавиться.

Или удавить грёбанного ублюдка Дэвида.

Как тебе такая мысль, а, Рейч?

От этой мысли неожиданно для самого себя он вдруг расхохотался.

Громко, как никогда.

И ему стало намного легче.

[1]Герой серии романов Ф. Купера, мудрый и благородный индеец.

[2]Обыгрывается библейский миф о праведнике Иове — главном персонаже библейской Книги Иова, которого Бог позволил Сатане испытать всеми бедствиями земной жизни.

========== Дежавю ==========

— Я не смогу задержаться надолго, — предупредил Дэвид, отодвигая стул.

Сэм театрально развёл руками.

— Подумать только! — воскликнул он. — Он только что пришёл — и уже порывается уйти, — Сэм покачал головой. — Дэйви-Дэйви. Смотрю я на тебя и думаю — как так можно? Семья значит для тебя ничтожно мало, мой мальчик…

Дэвид присел на краешек стула, сложил руки шпилем и посмотрел отцу в глаза.

— Не начинай, — предупредил он.

— Так и быть, — кивнул Сэм. — Вина?

Дэвид покачал головой:

— Предпочитаю пиво.

— Прошу прощения, — усмехнулся Сэм. — Действительно, пора бы уже запомнить: суровые мужчины на мотоциклах пьют пиво. Знаешь, я как-то полночи просидел в интернете, читая статьи и форумы на тему этой вашей… субкультуры. Это было познавательно, м-да, — он пододвинул Дэвиду меню. — Закажи себе сам. Я плохо разбираюсь в пиве.

Дэвид начал изучать меню.

— Тебе обязательно было приглашать меня в еврейский ресторан? — нарочито небрежно осведомился он.

Сэм тихо рассмеялся.

— Ты упорно продолжаешь игнорировать свою принадлежность к народу Авраама и Иакова, — он покачал головой. — Не скрою, меня это очень огорчает.

— Я ничего не игнорирую, — отрезал Дэвид, и Сэм не без удовольствия отметил, каким пронзительно-ледяным стал его взгляд. — Просто я не зациклен на этом, как ты… и другие, — он слегка подался вперёд. — А теперь я выберу себе пиво. Если ты не против.

— Разумеется, не против, — кивнул Сэм. — Можешь курить, если хочется. В любом случае, я прекрасно знаю, что ты куришь по три пачки в день.

— Всего лишь по две, — Дэвид жестом подозвал официанта и продиктовал ему свой заказ.

Сэм покачал головой.

— Можно было ради встречи с отцом одеться поприличнее? — осведомился он.

Дэвид пожал плечами:

— Эта футболка у меня одна из самых приличных, — откинувшись назад на стуле, он бросил взгляд на собственную футболку, на которой была изображена ухмыляющаяся смерть с косой. — Это всего лишь смерть. Обычное явление. Сегодня ты есть, а завтра… — Дэвид развёл руками. — Сам понимаешь, — он поправил браслет на запястье. — Для человека, который много лет назад похоронил почти всю свою семью, ты слишком болезненно реагируешь на такие вещи, папа.

Сэм в сердцах отмахнулся, явно не желая продолжать тему. Дэвид кивнул в знак понимания, пододвинул к себе пепельницу и закурил.

— Ты ведь сказал, что не возражаешь, — бросил он.

Сэм мрачно кивнул.

— Я слышал, твой «Мёртвый ковбой» произвёл фурор на выставке в Нью-Йорке, — сказал он, чтобы сменить тему.

Дэвид усмехнулся.

— Не думал, что тебя интересуют такие глупости, как выставки начинающих скульпторов, — ответил он.

— Ну почему же, — Сэм перешёл на идиш. — Надеюсь, ты не против? Это место удивительно располагает, чтобы поговорить на родном языке — истинном языке евреев.

— Не против, — Дэвид тоже перешёл на идиш. — Правда, тебе следовало бы знать, что истинный язык евреев — это иврит. А идиш был искусственно придуман такими ашкеназами[1], как мы.

— У меня не только талантливый, а ещё и невероятно умный сын, — Сэм явно издевался. — Недаром ведь говорят, что дети должны быть умнее своих родителей, — он поднял бокал с вином и чокнулся им с пивной кружкой Дэвида. — За тебя, мой дорогой первенец и наследник! За то, чтобы весь мир ещё услышал о талантливом скульпторе Дэвиде Райхмане!

— Пап, ты точно не заболел? — с иронией в голосе произнёс Дэвид, глядя на отца поверх пивной кружки.

— Ты невероятно злобный мальчик, — покачал головой Сэм. — Можно подумать, я сказал тебе что-то плохое.

— Ты предложил мне встретиться, чтобы выпить за меня? — Дэвид выразительно приподнял одну бровь.

Сэм театрально воздел руки вверх, словно обращаясь к кому-то незримому, наблюдающему за ними с небес.

— Дэйви, мальчик мой! — воскликнул он. — Ну почему тебе во всех моих словах и поступках непременно видится что-то гадкое?!

Дэвид тихо засмеялся:

— Ой-вей.[2] Не устраивай представление, папа.

— С тобой крайне тяжело общаться, — Сэм снова отпил вина и поставил бокал на стол. — Я вижу, ты почти ничего не ешь. Почему? За всё заплачено, — не дожидаясь официанта, он сам наполнил свой бокал и снова взглянул на сына. — Знаю, ты увлёкся такой мерзостью, как свинина, в последнее время. Ну уж прости. Такого добра здесь не подают.

Дэвид выпустил дым в сторону, с трудом подавив желание выпустить его в лицо отцу.

— Почему тебе так нравится унижать людей? — спросил он.

— Мне? — Сэм поднял брови, старательно изображая удивление. — Унижать? Дэйви-Дэйви-Дэйви. О чём ты? Я никогда не унижаю людей. Я помогаю им. Скажи любому из моих благодарных клиентов, что старина Сэм унижает людей — и тебя забросают камнями, словно блудницу в Древнем Израиле, — залпом выпив вино, Сэм поставил бокал на стол и снова наполнил его. — Как там поживает твой приятель, Дэйви? Ох, прошу прощения. Не приятель. Друг. Лучший друг. Он не собирается, скажем, помириться с отцом и мачехой?

Дэвид сжал кулаки под столом. Сильно, до боли. Хорошо, что отец не видит, подумалось ему. На какое-то мгновение в его голову пришла совершенно безумная мысль, что такие люди, как Сэм, способны видеть сквозь предметы. Он знал всё. Узнавал неизвестно откуда. Всегда. Откуда он узнал про эту чертову выставку и «Мёртвого ковбоя»? Ему никогда не было дела до такой «ерунды», как выставки начинающих скульпторов.

Одна мысль пронзила всё его существо, заставив Дэвида содрогнуться.

Возможно, отец уже знает о его визите к нотариусу из Колорадо-Спрингс.

И о завещании.

Дэвид сильнее сжал кулаки.

Плевать. На всё плевать.

Это его жизнь.

Пускай только попробует вмешаться.

— Патрик останется у меня ровно на столько, на сколько захочет сам, папа, — отрезал он.

Сэм кивнул.

— Я так вижу, это превратилось в тенденцию, — сказал он.

— Не понимаю, о чём ты.

— Сначала ты подобрал бездомного кота, — Сэм провёл салфеткой по бокалу с вином, небрежно смахнув с него каплю. — Теперь — бездомного мальчика, — он посмотрел Дэвиду в глаза. — Знаю, ты всегда мечтал иметь кота. Видимо, мальчика тоже?

Дэвид отчётливо ощутил, как внутри у него всё похолодело:

— О чём ты?

— О том, что у тебя никогда не было брата, мой мальчик, — Сэм заулыбался. Улыбка была какой-то на редкость удовлетворённой, и почему-то это напугало Дэвида. — И сестру ты рано потерял. Я об этом, — он снова взглянул сыну в глаза. — А ты о чём подумал?