========== Догадки Сэма Райхмана ==========

Дэвид сидел на подоконнике и без конца теребил браслет на запястье. Вся его поза была нервной и напряжённой.

— Считаешь, я забиваю себе голову хренью? — он повернулся к Патрику.

Патрик кивнул:

— Считаю, что да.

— Я говорил с Дэном, — сказал Дэвид. — Сказал, что готов уйти из клуба, — он горько усмехнулся. — Раз уж их так беспокоят мои сексуальные наклонности, — опираясь рукой на подоконник, он повернулся к Патрику. — Хотел вернуть ему значок клуба — даже снял его с куртки.

Патрик погладил по голове сидящего рядом Мозеса.

— И что сказал Дэн? — поинтересовался он.

— Сказал, чтобы я не маялся дурью, — ответил Дэвид. — Начал меня уверять, что всем в клубе насрать на это. Что никто ничего такого не говорил, это всё домыслы Сида. Самые обычные слухи, которые время от времени появляются в любой тусовке о разных людях, — спустив ноги с подоконника, Дэвид подался вперёд. — Я не поверил. Я так и сказал Дэну. И знаешь, что он сделал?

— Что?

— Улыбнулся, похлопал меня по плечу. И сказал кое-что ещё. Всего несколько слов — но их было достаточно, чтобы я перестал совать ему в руку свой значок и снова прицепил его на куртку. «Прими себя таким, как есть, детка, прекрати оглядываться на всех и ходи с высоко поднятой головой», — Дэвид взглянул на Патрика. — Так он сказал. А потом снова похлопал меня по плечу и добавил: «Готовься-ка лучше к шоу». И всё.

— Очень мудро, — кивнул Патрик.

— Не случайно наши ребята за глаза называют его Чингачгук Большой Змей[1], — улыбнулся Дэвид.

— Не случайно, — согласился Патрик. — Тебе и вправду лучше успокоиться. Веди себя так, словно ничего не произошло, — он легко коснулся руки Дэвида. — Нам только кажется, что люди только и заняты тем, что думают о нас, Дэйв. На самом деле, им, по большому счёту, наплевать. Поговорят и забудут.

— Вижу, у мудрого вождя Чингачгука появился конкурент, — покачал головой Дэвид. — Кстати, сегодня утром мне звонил отец, — он усмехнулся. — Не случайно говорят — беда одна не ходит.

Патрик тихо засмеялся.

— Тебе опасно прикусывать язык, Дэйв, — сказал он.

— Почему это? — не понял Дэвид.

— Потому что в тебе слишком много яда.

Легко и бесшумно, словно кот, Дэвид спрыгнул с подоконника и подошёл к Патрику.

— Но тебе же это нравится, мой Лизард Кинг, — сказал он, кладя руки Патрику на плечи. — Разве не так?

Он наклонился к Патрику и потянулся губами к его губам. Патрик хотел было увернуться, но пальцы Дэвида неожиданно сильно сдавили его шею, притягивая к себе.

— Ты ведь хочешь меня утешить? — спросил Дэвид, гладя его по волосам.

— Да.

В следующую минуту их губы слились. Одним сильным и резким движением Дэвид прижал Патрика к стене. Их руки скользили по груди и плечам друг друга. Оторвавшись, наконец, от губ Дэвида, Патрик прижался к нему ещё сильнее, вдыхая его запах, который так любил. Запах одеколона — холодный, как взгляд этих прозрачно-голубых глаз — причудливо смешивался с природным запахом Дэвида, который был резким и брутальным. Он пах так всегда — одетый в кожу, облачившийся в футболку и джинсы («Ты похож на Кена. Который муж Барби»), завернувшийся в полотенце после душа или же полностью обнажённый. И Патрик любил этот запах, настолько, насколько вообще был способен любить запах какого-либо живого существа.

— Не сдерживай себя, — прошептал Дэвид, выдёргивая его футболку из джинсов. — Ты всегда так отстранён, — он смотрел Патрику в глаза, зрачки были расширены от возбуждения, и глаза его, обычно такие светлые и прозрачно-холодные, казались тёмными и глубокими. — Ни звука. Ни стона. Ни лишнего порывистого вздоха. Твои глаза закрыты — всегда. Как будто ты позволяешь мне наслаждаться собой, но сам ничего не чувствуешь.

Патрик погладил Дэвида по волосам. Они были жёсткими, словно проволока. Когда Патрик впервые коснулся их, он подумал, что никогда ещё не встречал таких жёстких волос. Это ему нравилось.

— Я чувствую, — прошептал он, зарываясь пальцами в эти слегка подвивающиеся жёсткие волосы, — чувствую.

— Так покажи мне, как ты умеешь чувствовать, — выдохнул Дэвид, и Патрик содрогнулся, когда его ухо обдал обжигающе-горячий шёпот. — Покажи. Я хочу это видеть.

— Чего ты хочешь?

— Я хочу твои губы, — Дэвид провёл кончиком указательного пальца по губам Патрика, очерчивая их. — Там. Для начала. А потом я хочу видеть, как ты будешь раскрываться. Для меня. Я хочу видеть, как ты кончаешь от этого мерзкого неестественного процесса.

— «И с мужчиной не ложись, как с женщиной»? — тихо усмехнулся Патрик, втайне продолжая наслаждаться этим до ужаса будоражащим сочетанием жёстких «проволочных» волос и брутального запаха. — «Это мерзость»?

— Именно так, мой Лизард Кинг, — Дэвид сдёрнул с него джинсы — так резко, что кнопка с застёжки вырвалась и отлетела куда-то прочь.

— Разрушитель, — Патрик тихо рассмеялся, уткнувшись в его волосы.

— Я куплю тебе новые, — Дэвид поцеловал его в шею. — Сотню новых.

— Я тебе не наложник, Райхман.

— Индейцы никогда не были рабами, — кивнул Дэвид. — Свободный народ, — он взял лицо Патрика в своё ладони. — Так покажи же мне вашу знаменитую свободу. Научи меня.

Последняя фраза, несмотря на жгучее возбуждение, отдалась болью. Патрик всё понимал. Дэвид стремился к свободе всем своим существом. Но её не было в нём. В глубине души он продолжал верить в то, что поступает грязно и неправильно.

Маленький мальчик из ортодоксальной еврейской семьи. Голубые глаза, светлые кудряшки…

Патрик едва заметно содрогнулся от собственных мыслей и ещё крепче прижался к Дэвиду.

— Я научу тебя, — сказал он.

Их губы слились. В следующее мгновение они уже оказались на полу. Рука Дэвида накрыла руку Патрика и с силой сжала её.

— Научи, — повторил он.

И больше они не разговаривали.

*

Сэм Райхман закурил сигару и откинулся назад в своём массивном кожаном кресле.

Лицо его было задумчиво, взгляд неподвижен.

Сэм думал о том, что с самого начала ощутил что-то странное в поведении сына рядом с этим парнем.

Парнем? Что так мягко, старина Сэм? Говори как есть.

Грязный индеец-полукровка. Убогий дикарь.

Ничего удивительного. Дэвида с детства тянуло ко всякому дерьму.

Весь в свою мамашу Рейчел — белокурую красотку с пустой безмозглой башкой. Эй, Рейч, как ты там, в своём тёмном сыром склепе?

Сэм вдруг вспомнил сцену в склепе. Ту самую сцену.

Прошло столько лет, но воспоминания о ней не потускнели.

С кривой усмешкой Сэм подумал, что это был лучший секс в его жизни.

Ни секс с Рейчел, ни другие женщины до и после неё — ничего не приносило ему столь ярких ощущений.

Малышка Рейч, жаль, что ты уже сгнила.

А то могли бы поразвлечься.

Сэм тихо засмеялся. Смех напоминал скрип двери, у которой заржавели петли.

Его мысли снова вернулись к «грязному индейцу-полукровке».

К нему и Дэвиду.

Дэйви. Маленький наивный Дэйви. Ты действительно считаешь, что никто ничего не замечает? В частности — твой родной отец?

Только не он. Только не старина Сэм.

Он заметил и понял сразу. Взгляд сына. Нежный, как никогда.

За всю свою никчемную жизнь этот белобрысый ублюдок смотрел так только на двух людей.

На Рейчел и Эстер.

Сэм снова криво усмехнулся, подумав, что, наверное, он ещё смотрит так на этого чёртова бесхвостого кота.

Но не только взгляд был тем, что заставило Сэма обратить более пристальное внимание на друга сына, точнее — на отношение последнего к нему.

Прикосновения.

Дэвид словно искал повод, чтобы лишний раз прикоснуться к другу.

К другу ли?

Мысль, уже давно блуждавшая у Сэма в голове, в этот момент вдруг оформилась настолько чётко, что он едва не подавился дымом.

Его единственный сын — грёбанный гомосексуалист.

Могло ли быть такое…

А почему нет? Если уж на то пошло — какого дьявола он приютил этого дикаря? Ну и что, что злобная мачеха выгнала его из дома («Тоже мне, Белоснежка», — подумал Сэм, ухмыльнувшись), мало ли, кого выгоняют из дома. Это не повод тащить в дом всякую шваль.