— Если будет нужно — подкинешь адресок, — кивнул Дэвид.

— Само собой, — отозвался Дэнни.

Сидящий за соседним столиком Сид Джонсон, молодой человек двадцати четырёх лет от роду с длинными тощими руками и жидкими грязными волосами, взглянул в сторону Дэвида, затем обратился к своему приятелю.

— Не выношу его, Карлос, — сказал он. — Не выношу этого хренова вонючего жида.

Приятель Сида, коренастый черноволосый парень по имени Карлос Эрнандес, покачал головой.

— Шёл бы ты в жопу со своим расизмом, Сидди, — сказал он. — Я, между прочим, мексиканец. И меня, между прочим, цепляет, когда то тут, то там тебя сплошь и рядом обзывают грёбанным латиносом. Так что давай без расизма, брат.

— Латинос латиносу рознь, — возразил Сид. — Как и жид жиду.

Карлос пожал плечами.

— Чем он тебе так не угодил? — удивился он. — Отстань от мальчика.

— Он гомик, — Сид усмехнулся. — Ты знал об этом?

— О боже мой, да всем насрать! — воскликнул Карлос, допивая очередную бутылку. — Ну, слышал я такое. И что? Меня он не ебёт, — Карлос ткнул Сида пальцем под рёбра и пьяно расхохотался. — Потому что я не гомик!

— Не выношу таких, — стоял на своём Сид. — Сыночек богатенького папочки решил поиграть в крутого парня. Ты видел татуировки у него на плечах, Карлос? На одном скорпион, на другом — грёбанная Звезда Давида. И надпись на этом их грёбанном языке. Как он там называется — юдиш?

— Идиш, — поправил Карлос. — Безграмотный ты олух. Это даже я знаю. Хоть и мексиканец.

— Ненавижу эту шваль, — продолжил бурчать Сид. — Выкинуть бы его из клуба. Так ведь нет. Дэнни его обожает. «Дэйви, детка». Так он его зовёт. Интересно, почему это.

— Ты сейчас договоришься до того, что он и Дэна ебёт! — Карлос снова пьяно расхохотался. — Вот была бы умора!

— Не смешно, — Сид открыл об стол очередную бутылку.

— Ты поосторожнее с ним, — Карлос подмигнул Сиду. — Ну, с Дэйви Райхманом. Мало того, что Дэн его обожает, так ещё и другой индеец от него ни на шаг не отходит. Ну этот, Патрик, который Лизард Кинг. Не угодишь индейцам — они тебя на раз-два разделают. Вот так-то.

— Чего? — брови Сида удивлённо поползли вверх. — И чего такого они мне сделают, эти красножопые[1]?

— Ты, брат, давай потише, — покачал головой Карлос. — А то нарвёшься на неприятности. Глядишь — Дэнни с этим Лизардом Кингом убьют тебя, расчленят, а потом прикопают где-нибудь на индейском кладбище. Кинга читал? Ну вот. Возьмут да и прикопают. И ты превратишься в Вендиго и станешь жрать людей.[2]

— Очень смешно, Карлос, — с иронией отозвался Сид. — Ха-ха-ха.

— Хватит пить тебе, Сидди, — дружелюбно произнёс Карлос. — Ты от выпивки каким-то агрессивным становишься, ей-богу. Так что хорош бухать. А то сейчас договоришься до того, что я снова пошлю тебя в лучшем случае в жопу.

— В жопу — это ты Райхману скажи, — усмехнулся Сид. — Это он у нас любитель пихать в жопу хорошеньким пацанчикам. Мало того, что сам жидовская гнида, так ещё и говно толчёт в жопах у других мужиков, — Сид сплюнул в сторону. — Удавил бы, ей-богу.

— Езжай домой, Сидди, и проспись, — сказал Карлос. — А я пойду с Дэном побазарю. Давненько не видал его.

— Жида белобрысого в зад поцелуй, — бросил Сид.

Карлос выразительно поднял указательный палец и погрозил им Сиду.

— Ну-ну, малыш, — сказал он. — Не раздрючивай злобных мексиканцев.

Сид отмахнулся и, с трудом донеся бутылку до рта, сделал очередной большой глоток.

[1]Сид намерено перевирает слово «краснокожие», дабы звучало более уничижительно.

[2]Отсылка к знаменитому роману С. Кинга «Кладбище домашних животных», повествующем об индейском кладбище, имевшем силу воскрешать мёртвых, в которых вселялся Вендиго — дух-людоед.

========== Конверт ==========

— Хочешь попробовать с девушкой?

Дэвид сидел на подоконнике, прислонившись спиной к оконной раме и обхватив руками колени. Одетый в белую футболку и светло-голубые джинсы, он сейчас был похож на кого угодно, но только не на грубого агрессивного байкера.

— Ты задаёшь странные вопросы, Дэйв.

— Отчего же? — Дэвид слегка подался вперёд. — Тебе ведь нравятся девушки? Да или нет?

— Да. Мне нравятся девушки. Они красивые.

— «Они красивые», — с усмешкой передразнил Дэвид. — Чёрт возьми, Пат! Только ты можешь сказать такое.

Патрик лишь легко пожал плечами. Это пожатие плечами было таким его фирменным жестом, подобно тому, как выпускание дыма через ноздри с прищуренными глазами было фирменным жестом Дэвида.

— Если надумаешь — можем снять одну на двоих, — Дэвид с вызовом посмотрел ему в глаза. — Правда, боюсь, я в итоге переключусь на тебя, и девушка останется неудовлетворённой, — он подмигнул Патрику. — Ну, если ты, конечно, не постараешься.

— Ты хренов извращенец, Райхман, — спокойно отозвался Патрик, водя карандашом по листу бумаги.

— Вы только поглядите на него — он опять что-то рисует! — воскликнул Дэвид. — Слушай. А нарисуй что-нибудь для меня.

— Что, например? — уточнил Патрик, не поднимая глаз от блокнота.

— Что-нибудь красивое, — мечтательно отозвался Дэвид. — Например, cвою задницу. Как по мне — так вполне себе красивое зрелище.

— Ты хоть иногда можешь не ёрничать? — поинтересовался Патрик.

— Нет, о Великий Вождь, — с деланным пафосом в голосе ответил Дэвид.

Патрик тихо засмеялся.

— Ох, Райхман… — только и мог сказать он.

— Твой папа не спрашивает, почему ты в последнее время почти не бываешь дома? — поинтересовался Дэвид, поигрывая своим браслетом. Он снял его с запястья и крутил на пальце.

Патрик усмехнулся:

— Мой папа крайне редко спрашивает меня о чём-либо, Дэйв.

— И ты чувствуешь себя обделённым вниманием, — с видом философа закончил Дэвид, продолжая крутить на пальце браслет.

Патрик отмахнулся:

— Оставь этот грёбанный психоанализ.

— Засранец, — бросил Дэвид. — Не дал мне поиграть в доктора, — он бросил мимолётный взгляд на браслет и вновь надел его на запястье. — Мой дед был психиатром, между прочим.

— Как его звали? — в глазах Патрика появился явный интерес.

— Его звали Эйбрахам Вайсман, детка, — отозвался Дэвид, глядя куда-то поверх головы Патрика. — В своё время он был очень известен даже за пределами Колорадо. Он лечил этих хреновых психов — некоторых даже вполне успешно. Но так и не смог вылечить собственную мать. Сапожник без сапог. М-да, — резюмировал Дэвид и потянулся к пачке сигарет.

— Его мать… — осторожно начал Патрик. — Ну, твоя прабабушка…

— Страдала тяжёлой формой психического расстройства, — закончил Дэвид. — Попросту говоря — она была шизофреничкой. Не буйной, нет. Ловила сачком бабочек и задрачивала медперсонал эльфийской магией. Только и всего.

Патрик покачал головой:

— Дэйв…

Холодные голубые глаза окинули его взглядом, после чего перевели свой взгляд на уже зажжённую сигарету.

— Это тебя удивляет? — нарочито отстранённо произнёс Дэвид, с нескрываемым удовольствием затягиваясь сигаретой. — А зря. Евреи — невероятно больной народ, Пат. У нас слабая генетика. Проще выражаясь — мы вырождаемся к чёртовой бабушке. Если уже не выродились, — он посмотрел Патрику в глаза. — Обе мои татуировки мне накалывали без всяких обезболивающих средств. У меня аллергия на обезболивающее. Я краснею, покрываюсь пятнами и чешусь, как помоечный блохастый кот, — Дэвид усмехнулся. — Это было больно, знаешь. Положа руку на яйца, от боли я чуть не обоссался. Но ради того, чтобы наколоть их, я согласился бы даже обоссать штаны — так мне их хотелось. Поэтому я терпел. По большому счёту это мелочи, Пат. Что такое хренова аллергия по сравнению с шизофренией моей прабабушки.

— Что там написано? — спросил Патрик. И в ответ на непонимающий взгляд Дэвида уточнил: — Татуировка на твоём левом плече. Которая со Звездой Давида. Там ведь что-то написано на идиш, — он взглянул на Дэвида, который утвердительно кивнул. — Что это означает?

— «Только те по-настоящему мертвы, о которых полностью забыли»[1], — ответил Дэвид.