Патрик молча кивнул, улыбнувшись уголками губ.

— Пат, — Дэвид покачал головой, после чего подошёл к Патрику и крепко обнял его. Затем легко, едва ощутимо чмокнул его в лоб и тихо добавил: — Я тронут. Честно.

Слегка отстранившись, Патрик положил руку на плечо Дэвида:

— Ты плохо спишь. Тебе снятся кошмары. Я знаю.

— Думаешь, это поможет? — Дэвид с нескрываемым интересом продолжал рассматривать ловец снов.

— Индейцы в это верят, — Патрик провёл кончиками пальцев по сплетённой из прочных ниток паутине на основании талисмана. — Все твои сны попадают сюда. Плохие запутываются в паутине. А хорошие — проскальзывают через вот это отверстие, — Патрик показал пальцем на отверстие в центре паутины.

— Это ведь не легенда народа мохаве? — поинтересовался Дэвид.

— Нет, — ответил Патрик. — Но легенды многих индейских племён перекликаются друг с другом. В любом случае, хуже от него не будет, — он легко похлопал Дэвида по щеке. — Повесь над кроватью.

— Если это спасёт меня, я готов присягнуть на верность какому-нибудь индейскому вождю, — усмехнулся Дэвид. — Я уже так свыкся с ними, знаешь. С этими кошмарами. Они стали частью меня.

— Давно?.. — Патрик не договорил. За ним водилась такая странная привычка — не договаривать фразы. Дэвида она особо не беспокоила. Он и так понимал.

— С десяти лет, — ответил Дэвид, открывая бутылку с пивом об стол. — Если точнее — с того самого дня, как погибла Эстер. После смерти матери кошмары стали сниться мне ещё чаще. Они так изводили меня, что я начал бояться ложиться спать — как те дети из фильма «Кошмар на улице Вязов», помнишь? Я до сих пор побаиваюсь ночи. Может, именно поэтому колесить ночью по трассе нравится мне намного больше, чем спать, — Дэвид достал из холодильника ещё одну бутылку пива и протянул Патрику. После чего швырнул крышку от своей бутылки куда-то вглубь коридора. — Лови, Мозес!

Мурлыкнув что-то себе под нос, Мозес спрыгнул со стула и понёсся за крышкой.

— Он их обожает, — сказал Дэвид. — Я купил ему в зоомагазине пару этих грёбанных мячиков, но ему насрать на них. Он играет только с крышками от пивных бутылок. И, признаюсь, это мне нравится, — сделав очередной глоток из бутылки, Дэвид облизнул губы. — Я звонил тому нотариусу в Колорадо-Спрингс[1]. Помнишь, я тебе рассказывал? Я оставил сообщение его секретарше. Вчера вечером он написал мне на и-мейл. Объяснил подробно, какие документы нужно взять с собой, — он усмехнулся. — Хотя последнее я и сам знаю. Когда растёшь в семье адвоката, волей-неволей впитываешь в себя всю эту юридическую хрень. Мне главное, чтобы он меня принял. До Колорадо-Спрингс пара часов езды по мокрой трассе, а дождя, вроде бы, не ожидается.

— Мне… поехать с тобой? — осторожно осведомился Патрик.

— Я был бы рад, — ответил Дэвид. — Но есть вещи, которые каждый из нас должен сделать сам, понимаешь?

Патрик кивнул.

— Ты не гони слишком, — сказал он.

— Не становись занудой, детка. Они ассоциируются у меня с отцом, — Дэвид поставил рядом пепельницу, чиркнул зажигалкой и закурил. — Он постоянно говорит мне, что в один прекрасный день я расшибусь на трассе. Говорит и говорит. При любом удобном случае. Как будто хочет этого.

— Не говори глупостей, Дэйв. Твой отец не может этого хотеть. Он просто беспокоится.

Дэвид усмехнулся и выпустил вверх длинную струю дыма.

— Если бы у тебя был сын, Пат, — сказал он, — ты говорил бы ему без конца, что в один прекрасный день он разобьётся?

Патрик промолчал. Не потому, что не хотел отвечать. Просто вопрос Дэвида показался ему риторическим.

— Не говорил бы, — продолжил Дэвид. — Только не ты. Но ты не мой отец.

На какое-то время Дэвид замолчал, глядя, не отрываясь, на дымящийся кончик сигареты. Выражение лица его вдруг помрачнело настолько, что Патрик очень отчётливо ощутил беспокойство. Нарастающее беспокойство, напоминающее набегающую во время прилива волну. Ему вдруг подумалось, что, если бы эту сцену показывали в кино, то сейчас за кадром должна была бы играть музыка из какого-нибудь фильма Альфреда Хичкока.

— Дэйв, — резко произнёс он, одновременно желая и вывести Дэвида из этого задумчивого состояния, и отогнать собственные пугающие мысли.

Дэвид поднял на него глаза и стряхнул пепел с сигареты.

— Ты хочешь спросить, о чём я задумался, — сказал он.

Патрик кивнул:

— Да.

— Обо всякой хрени. Будешь смеяться. Я вдруг подумал, что, если у тебя когда-нибудь будет сын, я хотел бы, чтобы ты назвал его Дэвидом.

Патрик покачал головой.

— Только не говори, что, если у тебя будет сын, ты назовёшь его Патриком, — сказал он. — Это всё было бы довольно неприлично, тебе не кажется?

Светло-голубые, «ледяные» глаза взглянули на Патрика настолько прямо, что, казалось, его обдало холодом.

— У меня никогда не будет детей, Пат.

— Не будет, потому что ты предпочитаешь мужчин?

— Нет. Не будет, потому что такие твари, как я, не должны размножаться.

Это было произнесено настолько холодным и спокойным тоном, что Патрик, казалось, всем своим существом ощутил всю ту боль и отчаяние, что скрывались за этим.

— Не неси херню, Райхман, — нарочито небрежно произнёс он.

— Ты снова сделал вид, что ни хрена не понял, — усмехнулся Дэвид. — А ведь это не так. Ты всё понял. И понял правильно. Как всегда. Знаешь, я поражён. Никогда ещё не встречал существ, которые бы понимали меня настолько глубоко и правильно. Кроме моей матери и этого хренова кота, — Дэвид поднял с пола крышку от пивной бутылки, которую Мозес пригнал обратно в кухню, и снова швырнул куда-то вглубь коридора, с улыбкой наблюдая за тем, как кот, распушив то место, на котором у обычных кошек находится хвост, радостно понёсся за крышкой. — А ведь ты сам неоднократно говорил, что я мудак. И ублюдок, — подойдя к Патрику вплотную, Дэвид положил руки ему на плечи. — И это правда. Мы оба это знаем.

— Не стоит преувеличивать собственную ублюдочность, — ответил Патрик.

Дэвид тихо засмеялся и чмокнул его в висок.

— Ты ещё ни разу мне не надоел, — сказал он. — Это высший пилотаж. Если в один прекрасный день твоя юная мачеха задрочит тебя настолько, что тебе захочется снять с неё скальп, переезжай ко мне, — Дэвид улыбнулся. — Правда, мой кот вполне может сожрать твоих рыбок.

Патрик улыбнулся в ответ. В его комнате стоял большой аквариум, возле которого Патрик мог сидеть часами. Ему нравилось наблюдать за рыбами. Узнав об этом, Дэвид собственноручно вылепил для аквариума маленький декоративный замок, который пришёлся рыбам настолько по вкусу, что порой они выплывали из него только чтобы поесть.

— Тебе не кажется, что это будет странно выглядеть? — усмехнулся Патрик.

Дэвид пожал плечами:

— Отчего же? Друзья нередко живут вместе. Я бы делал тебе массаж и приносил кофе в постель. Так что подумай. А пока что можешь пожить здесь пару дней. Ну, пока я буду в отъезде, — Дэвид снова улыбнулся. — Кому-то ведь надо кормить Мозеса и бросать ему крышки, чтобы он не заскучал.

Патрик тихо рассмеялся. От его плохого настроения не осталось и следа.

— Мне снова сказать, что ты мудак? — поинтересовался он.

— Как тебе угодно, детка, — кивнул Дэвид и, затушив в пепельнице очередную сигарету, потянулся к его губам.

— Пошли сначала повесим твой ловец снов, — покачал головой Патрик.

— Почему именно сейчас?

— Потому что кто-то обычно сразу отрубается после траха, — Патрик поднял с пола крышку и кинул её в коридор под жизнерадостное «муууууррр» Мозеса.

Допив бутылку, Дэвид швырнул её в мусорное ведро. После чего в упор посмотрел на Патрика.

— И после этого я у нас похабная сволочь, — сказал он.

*

В ту ночь Дэвид спал на редкость спокойно. Он не метался во сне, как обычно бывало, и почти не ворочался. Неизвестно, ловец снов ли был тому причиной или же он просто так крепко уснул, что не видел сновидений, но сон его не был тревожным.

Зато Патрик почти не спал. Стоило ему закрыть глаза, и он начинал видеть перед собой причудливые картины. Причудливые и жуткие. Жуткие настолько, что, казалось, они вызывали желание наносить себе увечья.