— Позволь мне загладить свою вину, — прошептал Дэвид. — Позволь показать тебе, как это может быть.

Патрик усмехнулся:

— Что тебе ещё надо, Райхман? Свяжешь меня или отхлещешь ремнём?

— Нет, детка, нет.

Патрик хотел возразить, но губы Дэвида накрыли его губы, и он не смог этому сопротивляться.

— На этот раз будет лучше, — прошептал ему в ухо Дэвид, отрываясь от его губ и стаскивая с него джинсы.

— Откуда тебе знать? — ухмыльнулся Патрик. — Тебя же не трахали.

— Мне рассказывали.

— Те, кого ты трахал?

— Да. Пат… скажи мне… ты был девственником? Это ведь был твой первый раз? Не просто первый с мужчиной, а вообще первый?

Патрик отвернулся и промолчал. Дэвид поцеловал его в висок.

— Не отвечай, если не хочешь, — сказал он. — Только знай. Я больше не причиню тебе боли. Клянусь. Только не уходи.

Патрик кивнул. Он знал, что не уйдёт.

Ни в этот раз, ни в другой.

Голос Дэвида вывел его из воспоминаний.

— О чём ты задумался? — спросил он.

— Да так, — ответил Патрик.— Так говоришь, все ломались?

Дэвид погладил его по лицу:

— Не думай о них, детка, это был просто секс. Ты единственный, из тех, кого я трахал, с кем меня связывает ещё что-то, кроме секса.

Патрик взял его за руку. Их пальцы переплелись.

— Налей нам выпить, — сказал он.

Дэвид вновь тихо усмехнулся.

— Тебе так будет легче? — спросил он.

— Нет, — ответил Патрик. — Тебе.

И всё снова повторилось — два сплетённых тела, скрип кровати. Объятия, тяжёлое сбивчивое дыхание. Когда Дэвид уснул, Патрик ещё долго сидел, прислонившись к стене, пока не пришёл рассвет. Пару раз Дэвиду начинали сниться кошмары, и он метался во сне. Патрик гладил его по голове. Это помогало. Дэвиду часто снились кошмары — он рассказывал об этом. Один из них был довольно навязчивым и повторялся с пугающей периодичностью. В нём Дэвид видел свою мать. Она пыталась что-то сказать, но вдруг начинала гореть и с жуткими криками сгорала заживо. Как сгорела в своё время восьмилетняя сестра Дэвида Эстер. Дэвид видел этот сон снова и снова и не мог от него избавиться. Может быть, сейчас он видел как раз тот сон, а может быть, и нет.

Когда уже рассвело, Патрик, наконец, тоже уснул, крепко обнимая Дэвида. И ему тоже приснился кошмар.

Ему снился Сэм Райхман. И какая-то ремонтная мастерская.

Из тех, что занимаются мотоциклами.

Патрик не запомнил всех деталей этого сна. Но он запомнил ощущения.

Этот сон был из тех, что вызывают желание закричать. Но не получается. Голосовые связки как будто парализует. И ты мечешься, словно в бреду, отчаянно пытаясь проснуться.

Патрик вскочил на кровати.

Когда его рассудок окончательно проснулся, он огляделся по сторонам.

Было уже совсем светло, но город ещё не пробудился.

Суббота.

Дэвид спокойно спал рядом. В его ногах, свернувшись клубочком, таким же безмятежным сном почивал Мозес.

Патрик смахнул со лба холодный липкий пот и осторожно, словно боясь чего-то, опустил голову на подушку.

Денвер постепенно пробуждался.

========== Секреты Сэма Райхмана ==========

Сэм Райхман знал много секретов.

И умел их хранить.

В своей адвокатской практике Сэм специализировался преимущественно на домашнем насилии. Обладающий потрясающим чутьём на всё, что может приносить прибыль, он довольно быстро понял: в наше время в Соединённых Штатах домашнее насилие — прибыльная ниша для адвоката. Времена, когда мужчина имел полное право избить отказывающуюся повиноваться ему жену или же от души выпороть розгами непослушного ребёнка, канули в Лету. Гуманизм и права человека — эти понятия въелись в сознание современных людей, разъедая его, словно раковая опухоль, с усмешкой думал Сэм. Будучи убеждённым циником, Сэм считал, что никаких прав человека не существует, это выдуманное понятие используется для создания иллюзии, что личность действительно что-то значит. Используется же это понятие по большей части несколькими категориями лиц. Например, политиками.

Или юристами.

Будучи прекрасным юристом, Сэм горячо защищал те самые несуществующие права человека, тем самым создавая себе репутацию борца за неприкосновенность личности.

И зарабатывая на этом хорошие деньги.

Почти все дела, за которые брался Сэм, он выигрывал с той лёгкостью, с какой шеф-повар элитного ресторана приготовил бы яичницу или сэндвич с тунцом. Помимо врождённого ума ему помогало в этом блестящее красноречие и редкое умение преподнести события именно так, как выгодно ему.

«Беспроигрышный Сэм» — так окрестили его коллеги и противники, и это было более чем справедливо.

Сэм действительно почти никогда не проигрывал.

И умел хранить тайны.

Ему одному было известно, что бывший муж его клиентки миссис Питерсон, якобы жестоко избивавший последнюю и заплативший за это по решению суда огромную сумму, на деле и пальцем её не трогал. Никто так и не узнал о том, что его клиент мистер МакКензи неоднократно избивал своего семилетнего сына. Тайну миссис Фишер, которую муж застукал в постели со своей родной сестрой, он тоже никому не открыл.

Секреты могут быть полезны — такой вывод Сэм сделал уже давно. И продолжал придерживаться этого принципа столь же строго, как правила посещать синагогу по субботам.

Но никто из его клиентов не знал одного.

У Сэма Райхмана были и свои секреты.

Одним из которых была смерть восьмилетней Эстер.

Одним из. Но не единственным.

Сэм знал: на его руках кровь не только дочери, но и жены.

Нет, он не убивал Рейчел в том самом общепринятом смысле. Не подсыпал снотворное в бутылку с виски и не топил её в ванне.

Но он подтолкнул её.

И не просто подтолкнул к самоубийству (а гибель Рейчел была именно самоубийством).

Было кое-что ещё.

В тот самый злополучный вечер он сидел в своём кабинете (надо сказать, новый кабинет в новом доме нравился Сэму гораздо больше старого) и упорно пытался углубиться в чтение Торы. После гибели Эстер он стал читать Тору чаще, чем обычно.

Дверь распахнулась. Сэм отложил сигару (в последнее время он стал курить всё чаще и чаще) и поднял глаза от книги.

На пороге кабинета стояла Рейчел.

Она явно была пьяна. Её волосы растрепались, на щеках пылал нездоровый румянец, а глаза блестели. Сэм подумал, что сейчас она похожа на шлюху из дешёвого борделя.

— Сэм, — с вызовом в голосе сказала она. — Нам нужно поговорить.

Сэм затушил сигару в пепельнице.

— Ты пьяна, Рейчел, — нарочито спокойно произнёс он. — Иди спать.

Рейчел расхохоталась отвратительным пьяным смехом.

Сэм презрительно поморщился.

Шлюха. Хренова шлюха. Знай Сэм о её склонности к пьянству и употреблению барбитуратов, он никогда бы не женился на ней. Бабка Рейчел была шизофреничкой и окончила свой жизненный путь в элитной психиатрической клинике в пригороде Денвера. Говорят, последние годы она была очень тихой: ходила по больничному двору босиком, ловила сачком бабочек и утверждала, что она на самом деле никакая не Адель Вайсман, а бессмертная эльфийская колдунья Глориэль. Периодически у неё случались приступы агрессии, и тогда она кидалась на персонал, принимая врачей и медсестёр за гоблинов, но это было крайне редко. Само собой, что, когда к Рейчел Мириам Вайсман, дочери известного в Колорадо врача-психиатра Эйбрахама Вайсмана, посватался подающий надежды молодой юрист Сэмюэл Райхман, последнему никто не сказал о ненормальной бабушке его невесты.

— Ты пьяна, Рейчел, — повторил Сэм. — Тебе нужно проспаться. Поговорим завтра, — он встал из-за стола, подошёл к жене и, морщась от отвращения, обнял её за плечи. — Пойдём, я отведу тебя в спальню.

Рейчел резко отбросила его руку.

— Не прикасайся ко мне! — выпалила она. — Я никуда не пойду, Сэм, слышишь! Мы поговорим! И поговорим сейчас!

— Ну чего тебе, пьянчуга? — усмехнулся Сэм.

Губы Рейчел изогнулись в презрительной усмешке.