Интересно, а как себя сейчас чувствует Дилан?

Может ли быть такое, что ему тоже внезапно стало не хватать кислорода?

Или это всё только внутри меня?

***

В саду пахнет цветами и яблоней. Томас сидит на траве, наблюдая за Засранцем, носящимся за каждой пролетающей мимо мошкой. Всё вокруг вызывает у этого котенка интерес и безумный восторг. Именно этого Томас давно уже не испытывает в своей повседневности. Ему хочется курить, но не желает портить ароматы, которыми пропитан воздух. София возится неподалеку с погибающим растением. Постоянно смотрит в сторону худого паренька и с ужасом понимает.

Он так похож на Дилана. Только скрывает свои эмоции не за грубостью. Его маска — это улыбка и сарказм.

София. Как бы ей хотелось помочь ему, помочь своему внуку, помочь Эмили, сделать жизнь таких детей немного легче, но они заперты. Закрыты. Замкнуты в себе. И самое ужасное и тяжелое — это наблюдение за цветком, который умирает на глазах.

Женщина вздыхает, вновь склоняясь к больному растению.

Сердце начинает болеть за них.

***

Мой латте постепенно остывает. Я свободно качусь на скейте по дороге вдоль пустого пляжа, а Дилан идет сзади. Успеваю оглядываться, рассматривать пейзажи, любоваться спокойным горизонтом и восхищаться силой морских волн. Торможу, взяв скейт в руки, и осторожно спускаюсь вниз на песочный берег по старым ступенькам, заросшими травой и мхом. Дилан медленно следует за мной, но на песок не ступает. Иду вперед, ближе к воде. Наблюдаю за чайками в небе, с писком отскакивая, когда волны касаются ног, и смеюсь, хоть и тихо. Набираю в легкие больше соленого воздуха, и меня ломает желание закричать во все горло, но с ним-то я справляюсь, поэтому сжимаю губы, вновь ощущая «это» в груди. Там, под ребрами, совсем близко к сердцу.

Шагаю спиной назад, чуть не спотыкаясь, и разворачиваюсь, поспешив обратно к Дилану, который молча отступает, обратно на асфальтированную дорогу. Поднимаюсь к нему, поднося к губам латте, и интересуюсь, ведь Дилан явно ведет меня куда-то. Мы не просто так гуляем:

— Куда мы теперь? — спрашиваю, нагоняя парня, и тот мельком поглядывает на меня, указывая рукой, в которой сжимает банку колы, вперед. Следую за «указателем», разглядывая среди высоких деревьев колесо обозрения, и не могу контролировать улыбку:

— Мы прокатимся?

— Нет, — он фыркает, хотя не чувствую, что он раздражен, скорее, всё дело в смущении. — Я просто веду тебя через весь город поглазеть на него.

Смотрю на Дилана, чем, кажется, только сковываю его, поэтому парень хмурится:

— Что? — уставился в ответ, но я лишь улыбаюсь, отвернув голову.

В выходные дни в парке намного больше людей. Я даже удивлена, что в таком значительно небольшом городе так много жителей, хотя Дилан объясняет, что большинство из них — это приезжие, которые остаются на пару дней в гостиницах. Парень забирает из моих рук скейт, бросая банку колы в урну, и постоянно оглядывается, следя за мной. Днем парк кажется ещё больше и красивее. Приятные ароматы разных вкусностей ударяют в нос. Шумно и громко. Но мне это нравится. Всё же, есть в этом городе некая прелесть. ОʼБрайен ждет, пока нагоню его, и идем в ногу в сторону колеса обозрения.

— Обещаю, я возмещу все убытки, — уверяю его, не зная, как ещё поблагодарить. Дилан хмурится:

— Много возвращать придется, — подмечает, и киваю, пожимая плечами. Колесо кажется огромным, и у меня перехватывает дыхание. Смотрю на него большими глазами, вскинув голову, и хлопаю ресницами, как-то не задумываясь раньше, что боюсь высоты. Откашливаюсь, желая развернуться:

— Посмотрели — и хватит, — но Дилан перехватывает мое запястье, закатывая глаза, так что сдаюсь, следуя за ним.

— Конечно, вид лучше вечером, — ОʼБрайен покупает билеты у кассира, говоря свое мнение. — Но вечером мы уже поедем домой.

Домой. Я моргаю, отводя взгляд в сторону, оглядываюсь с тяжелым вздохом, понимая, что меня одолевает ощущение, будто я всё время здесь жила. Что нет никакого «дома» там, в городе со школой и пустым домом. Город, полный осуждающих взглядов. Холодный и темный, вечно дождливый.

Странно, но именно здешнее солнце мне приходится по душе.

Дилан ведет меня за руку к кабинке, а я невольно упираюсь ногами, чем привлекаю его внимание:

— В чем дело? — оборачивается, взглянув на меня, так что вынуждаю себя улыбнуться и качнуть головой:

— Ни в чем, — заставляю его разжать пальцы, и прохожу мимо к кабине.

Я просто не хочу уезжать.

Что бы там Дилан не говорил, вид все равно потрясающий. Я сижу в тесной кабинке напротив парня, который стал куда напряженнее. Смотрю в окно, с успокоением разглядывая окрестности. Внутри меня тишина. На лице умиротворение. Мне так хорошо здесь, и это странно, ведь я так боялась ехать с ними, это был серьезный шаг, и кто бы мог подумать, что теперь мне будет так тяжело уезжать. Вроде вот оно — я наконец возвращаюсь в зону своего комфорта, но… Меня одолевают сомнения на этот счет.

— Ты боишься высоты? — ОʼБрайен внимательно наблюдает за моим лицом, улавливая в глазах блеск страха, но я лгу, качая головой, правда, ответить не могу. На меня внезапно нападает тоска. Такая серая, появившаяся резко. Целый фонтан из противоположных друг другу эмоций. Дело даже не в моей боязни. Нет. Далеко не в этом.

— Эй, — Дилан хмурится, а я ужасаюсь, грубо стерев с щеки слезу. Удивленно смотрю на свою ладонь, взглянув растерянно на парня, который смотрит на меня с… С тревогой?

— Что с тобой?

Моргаю, выдавливая улыбку, и опять качаю головой, махнув ладонью:

— Ничего, — просто в груди так тепло.

— Если тебя что-то беспокоит, ты можешь поговорить со мной, — цитирует меня, добиваясь объяснения.

— В этом и дело, — смотрю на него, сама поражаясь. — Мне хорошо, — тереблю пальцами ткань футболки. Места в кабинке мало, поэтому одно мое колено буквально находится между ногами Дилана, который не понимает:

— Плачешь от счастья?

Смеюсь, вытирая еще одну накатившую слезу:

— Это так странно, — не могу не улыбаться, ведь теперь понимаю, что это за странное чувство в груди, под ребрами.

Тепло.

Дилан поднимает брови, улыбаясь, и качает головой, вздыхая:

— Мне пора привыкать.

— К чему?

— К твоим странностям, — фыркает с усмешкой на лице.

Щурюсь, так же наигранно ворча:

— Уж пора уже, — кусаю губу, потирая колени ладонями, случайно касаясь коленки Дилана пальцами. Тот цокает языком, сощурившись:

— Знаешь, что такое личное пространство?

— Что? — смущенно спрашиваю.

— Это то, чего мне сейчас не хватает, — он закусывает губу, еле сдерживая смех, когда я ворчу, неуклюже забираясь ногами на сидение, и фыркаю, уставившись в окно, а вот Дилан вздыхает, поднимая голову, и смотрит в потолок кабинки, продолжая улыбаться.

И я скрываю губы под ладонью, так же растягивая губы.

Тепло.

***

Вечер. Как бы сильно я не любила ночное время, сейчас у меня совершенно не возникает восторга от приближения темноты. В комнате горит свет, и я брожу по ней, собирая свои вещи, которые даже не думала, что стану вынимать из рюкзака. Томас рад, что мы поедем обратно на автомобиле, а вот мне хотелось бы ещё раз проделать такой длинный путь. Он вовсе не вызывает у меня тяжести.

Засранец носится под ногами, как безумный, постоянно просясь на руки, что приходится выполнять.

В дверь стучат, после чего в помещение заходит София. Я улыбаюсь ей, но немного скованно. Уверена, что она замечает это, но не говорит. Спасибо ей за это.

— Эти уже внизу, говорят, что дамы обычно долго собираются, но ты, — София оглядывается, с каким-то пониманием взглянув на меня. — Ты тянешь время.

Я вздыхаю, садясь на край кровати, и грубо глажу Засранца по голове, пытаясь собраться с мыслями. Опускаю глаза, когда женщина садится рядом, с каким-то удивлением спрашивая:

— Тебе здесь так сильно нравится?

Поглядываю на неё, смущенно улыбаясь: