Мой.

Корявый.

Почерк.

Карандаш (или это ручка) почти стерся, но я могу разобрать слова. И внезапно по коже бегут мурашки, но уже не от холода. Нет, я вовсе не чувствую, что замерзаю. Мне становится до невыносимости жарко, поэтому вынимаю вторую руку из кармана, сжимая теплыми пальцами несчастный лист бумаги. Странное, заполняющее меня изнутри ощущение теплоты. Никак иначе мне не описать это чувство, будто одна из дыр в груди заливается кипятком. Мне охота распахнуть дверцу балкона и окунуться в холодный воздух, чтобы хоть как-то побороть эту внезапную напасть.

Мне больше не холодно. Щеки горят.

И всё тело пробирает приятная дрожь, когда я слышу, как парень возвращается:

— Блин, чертов… — я больше его не слушаю. Не разбираю слов, медленно подняв голову, когда Дилан переступает порог моей комнаты, держа в руках котенка, и улыбаясь, правда, его взгляд натыкается на записку в моих руках, и улыбка медленно сползает с лица, а в глазах мелькает тревога.

Тепло. Тепло в груди.

«Кажется, я люблю тебя, Дилан.

Э. Х.»