— Что делаешь?

— Ищу варианты подработок, — парень не оглядывается, стараясь не думать о такой близости с девушкой, от которой пахнет мятой шампуня. Эмили поворачивается спиной к нему, вовсе положив голову ему на плечо, и смотрит в потолок, ловя губами горячий пар:

— А мне можно работать?

— Если хочешь, но первое время тебе стоит к новой школе привыкнуть, — объясняет Дилан, всё-таки повернув голову, и встречается взглядом с Эмили, который она тут же отводит, заставляя парня напрячься:

— Разглядываешь меня втихаря? — превращает всё в шутку, улыбаясь, когда и без того красное лицо девушки только больше принимает румяный оттенок:

— Просто считала родинки у тебя на щеке, — находит вполне нормальный ответ, и ОʼБрайен качает головой:

— Выкрутилась, — за что получает тычок носом в шею от Эмили, принимающей нормальное положение. И кожа Дилана покрывается приятными мурашками.

Дом Софии стоит на возвышенности, поэтому, немного устав, Эмили решила подержаться за рюкзак Дилана. Харисфорд предупреждал, что ей нужно повышать физические нагрузки, чтобы тело восстановилось, но к такой тяжести в ногах девушка явно не была готова, правда, этот дискомфорт никак не влияет на её настроение.

— У нее и правда большой дом, — соглашается Хоуп, когда они тормозят у ворот участка. Дилан нажимает на кнопку, ожидая, а Хоуп явно волнуется, ведь переступает с ноги на ногу, без остановки откашливаясь. Ей не помогает даже тот факт, что София знает её. Дверь открывается — и к ним выходит пожилая женщина в строгом длинном платье. Она одаряет теплой улыбкой гостей, остановив взгляд на Эмили:

— Я уж думала, что не дождусь, — в ней нет скованности, поэтому она, не стесняясь, обнимает девушку, которая шокировано застывает, смотря на Дилана, а тот лишь пожимает плечами. Женщина выпрямляется, приглаживая волосы Хоуп. — Рада снова тебя видеть, — улыбается, но уже с какой-то грустью.

— Простите, но я вас… — хочет закончить мысль Эмили, но София перебивает:

— Это ничего, поверь, — давит ей ладонью на спину. — Идемте в дом, холодает рано, — женщине охота с такой же простотой коснуться внука, но не решается.

— У вас красиво, — находит, что сказать Эмили, переступая порог большого дома. София улыбается, кивая:

— В тот раз тебе тоже понравилось. Ничего, ещё всё вспомнишь, — смотрит на недовольно мяукающего Засранца. — Там в холодильнике на кухне есть молоко. Можешь налить ему в блюдце.

— Хорошо, — неуверенно шепчет Хоуп, шагая к одной двери, и смотрит на Дилана, который кивает, как бы говоря, что это кухня, и тогда девушка продолжает двигаться не так скованно. София потирает ладони, скованно оборачивается, взглянув на внука, который снимает бейсболку, проводя ладонью по волосам. Женщина уже с явной грустью сжимает бледные губы, зная, что ей необходимо что-то сказать, ведь боль в груди так и терзает, поэтому у неё хватает сил, чтобы шепнуть:

— Томас, он… — запинается. Нет, не так. — Мне очень жаль, — ей не просто жаль. Слов не хватит, чтобы описать, что она чувствует в данный момент. Этот худой русый парень приглянулся ей. Он был другом её внука, и София даже представить не может, как тяжело ему сейчас, поэтому, боясь молчания, вновь хочет заговорить, но затыкает рот, когда тяжелая ладонь ложится ей на плечо. Теплая. Дилан мягко сжимает её плечо, не поднимая глаз, и проходит мимо, сохраняя молчание. И этот небольшой жест выбивает из Софии все силы.

Он коснулся её.

— Эмили, идем, я покажу тебе твою комнату, — ОʼБрайен заглядывает на кухню, после чего с неё выбегает девушка с забавно трясущимся хвостиком из темных волос, и бледная женщина невольно смотрит им спины, набирая в легкие воздуха, чтобы улыбнуться.

От лица Эмили.

Приятный аромат ванили летает в воздухе. Я глотаю его, с интересом осматривая комнату, в которой стоит мольберт. Пахнет красками. Атмосфера приятная, и мне бы правда хотелось бы вспомнить это место, но нет. В голове дыра. В груди — холод. Я топчусь на месте, чувствуя, что мне ещё придется привыкнуть к новому месту, но это будет не так тяжело. Дилан сразу же двигается к открытой балконной двери, закрывая её, и оборачивается:

— Тебе не комфортно? — он часто задает мне этот вопрос, но сейчас я отвечаю честно:

— Нет, — ещё раз осматриваюсь, улыбаясь. — Мне здесь нравится.

ОʼБрайен отвечает короткой улыбкой, двигаясь обратно к двери:

— Кстати, кофту снимай, я её в стирку брошу, — протягивает руку, а я мнусь, делая шаг назад, и неуверенно шепчу:

— Не обязательно…

— Ты носишь её больше двух месяцев, — парень усмехается. — Поверь, стоит её постирать, — кажется, он видит смятение в моих глазах, поэтому интересуется, сделав шаг ко мне. — Почему ты её носишь?

Я растерянно опускаю взгляд, желая пожать плечами, но вздыхаю, понимая, что это странно:

— Ты не поймешь, — ставлю перед фактом, а Дилан хмурит брови, не отставая:

— А ты попробуй объяснить, — с интересом смотрит на меня, поправив козырек бейсболки. К слову, я заметила, что он довольно часто это делает, будто присутствие головного убора его успокаивает. У него тоже есть свои странности, так… Почему бы мне не попробовать? Всё-таки он ведь мой друг, и я могу ему доверять.

— Просто, — опускаю руки вдоль тела, заставляя себя взглянуть ему в глаза. — Мне в ней комфортно, будто… — не могу не улыбнуться от нелепости своих же мыслей. — Будто это мой дом, — пожимаю плечами с глупой улыбкой, а вот Дилан вовсе не улыбается. Он внимательно и серьезно смотрит на меня, почесав переносицу пальцем:

— Что ж, но даже столь «святую» вещь нужно стирать время от времени, — вздыхает, вновь протягивая руку, и мне приходится переступить через себя, и снять красную кофту. Голые руки тут же покрываются мурашками от холода. Это необычный мороз. Мне требуется тепло постоянно, но, даже находясь в горячей воде, я чувствую, что чего-то не хватает именно внутри. Порой я долго смотрю на себя в зеркале и задаю один и тот же вопрос: «Что ты потеряла?» — ведь чувствую, что чего-то меня лишили. Потерянное воспоминание, что должно заполнить пустоту. И я по-прежнему стою на краю пропасти своего сознания, никак не в силах вспомнить утерянное. И иногда ощущение пустоты доходит до абсурда и заставляет меня плакать. Это странно. Но с этим приходится жить. Думаю, когда-нибудь воспоминания вернутся ко мне.

Дилан видит, как мое лицо морщится от холода, поэтому снимает с себя кофту, вспомнив, что оставил спортивную сумку с вещами внизу:

— В понедельник я поеду обратно и на машине привезу все вещи, — он будто извиняется за неудобства, но это лишнее, ведь он и без того столько делает для меня. Парень даже не окончил одиннадцатый класс, решив пойти со мной в здешнюю школу. Он теряет год из-за меня, и я чувствую вину.

ОʼБрайен берет мою кофту, а я уже натягиваю его, чувствуя уже знакомый мне запах никотина. Мимо комнаты по коридору проносится рыжий комок шерсти, и я улыбаюсь, когда парень начинает ворчать, поспешив за ним: «Только не засирай мою комнату, сопляк», — выходит в коридор, оставляя меня. Тихо смеюсь, вздохнув полной грудью, и прячу руки в карманы кофты, чтобы согреть пальцы, и «обжигаю» их о холодный металл. Вынимаю зажигалку, а вместе с ней из кармана на пол падает мятая бумажка, на которую я не обращаю внимания. С интересом разглядываю находку, вдруг припоминая, что подобной пользовался мой отец. Сжимаю губы, пряча зажигалку обратно, и утыкаюсь взглядом в сложенную бумажку. Моргаю, пару секунд прислушиваясь к ругани Дилана, который, по всей видимости, пытается поймать Засранца в комнате, и наклоняюсь, двумя пальцами взяв находку в ладонь. Разглядываю, покрутив перед лицом. Может, это чек? Мама говорит, что лучше хранить чеки, чтобы знать, на что уходят деньги. Вряд ли Дилан из таких. Но с интересом раскрываю записку, секунд десять разбирая до безумия знакомый корявый почерк.

Знакомый.

Корявый.

Почерк.

В груди прошибает боль. Моргаю, чувствуя, как перед глазами всё плывет, и непонятное чувство оседает внизу живота, вызывая щекотку.