Но с чего вдруг вообще начала оценивать себя?

Пытаюсь пригладить растрепанные после лежания на кровати волосы, но те все равно непослушно лезут во все стороны. Оттягиваю мятую майку, тру плечи и руки, покрытые синяками, будто это поможет мне избавиться от них. Нет, вонзаю ногти в кожу, так что делаю только хуже — остаются красные линии. Ноги в ссадинах, тонкая шея и то не выглядит изящно, ведь на ней еще заметны признаки удушья. Да, бывает, я душу себя. Думаю, так все делают, когда не знают, каким еще образом вынести на себе злость. Это нормально.

Разочаровано опускаю руки вдоль тела, уже с раздражением повторно осматривая себя. Моя короткая стрижка мне совсем не идет.

Урод.

У меня все сознание взрывается от этого, еще не произнесенного вслух слова. Я никогда ничего подобного не говорила в свой адрес, но не понимаю, почему? Всё передо мной. Всё на глазах. Я — урод. Уродина. Мерзкое создание. Отвратительная. Безобразная. Непривлекательная.

Я некрасивая. И сейчас меня это по правде тревожит. Впервые настолько сильно, что хочется стереть ладонями свое лицо и тело. Но, к сожалению, это я. Вся эта смесь в одном флаконе.

Моргаю, касаясь живота пальцами рук.

Мне стыдно, что я такая.

Бросаюсь к шкафу, начинаю изучать содержимое полок и нахожу полосатую кофту, правда она носится таким образом, что оголяет одно плечо, но зато широкая. Скроет мой живот. Вытаскиваю лосины, не решаясь ходить по дому в шортах. Мне нужно просто выпроводить Дилана. Тогда смогу расслабиться. Но ощущения комфорта в собственном теле мне никогда не познать.

Переодеваюсь, и только после этого решаюсь выйти из комнаты. В коридоре еще темно, так что иду аккуратно, боясь споткнуться, в зале на первом этаже так же холодно и мрачно. Практически не узнаю свой дом. Когда мама здесь, он выглядит приятнее. Надо попробовать дозвониться до нее. Спускаюсь по скрипящей лестнице, поражаясь количеству пыли, витающей в воздухе, и сворачиваю к гостиной, на пороге которой торможу, слегка теряя уверенность. Дилан лежит на диване, лицом к спинке, а Засранец растянулся на его боку, и уже поднимает голову, уставившись на меня. Потираю ладони, шагнула в гостиную, и с интересом рассматриваю парня, подмечая, что он даже спит в бейсболке. Тут довольно холодно, так что… Может, это его согревает? Бред.

Убираю локоны волос за уши, останавливаясь возле дивана, и с сомнением опускаю руку, держа ее над плечом парня. Не слышу, как он дышит. Это стало нормальным, еще с того, момента, как он впервые сел рядом со мной. Я его не слышу. Совершенно. Наклоняю голову, чтобы рассмотреть его лицо. И оно выглядит… Умиротворенным. Впервые наблюдаю у него подобное выражение. Бледная кожа, усыпанная родинками. Кажется, я могу, не касаясь, ощутить, какая она холодная. Невольно тяну руку к подбородку Дилана и пальцами касаюсь кожи, чувствуя, как по спине бегут мурашки. Засранец с интересом наблюдает за мной, но остается неподвижным, боится разбудить хозяина. Мой дрожащий выдох выдает полное отсутствие спокойствия внутри. Все мое подсознание сходит с ума от того, что мне удается касаться кого-то самой. Я сама трогаю человека, при этом не ощущая давления и нехватки кислорода. Скольжу пальцами по щеке парня, мускулы лица которого остаются неподвижны. Он так крепко спит? А говорил, что у него проблемы с этим. Поднимаю руку выше, к темным, жестким волосам под бейсболкой и сжимаю их пальцами, понимая, что делать подобное приятно. Вновь смотрю на лицо Дилана. Если так приглядеться, то… Он…

Засранец чихает. Громко. Так, что я, оглушенная тишиной, дергаю руку, отскочив на пару шагов назад, а Дилан тут же раскрывает глаза, уже хмуря брови, и сонным взглядом начинает искать источник звука. Он не сразу замечает меня. Садится, поворачивается ко мне всем телом и останавливается, прежде чем скинуть с себя Засранца, который, кажется, именно таким образом будит его по утрам.

Дилан щурится, смотрит на меня со скрытым под раздражением удивлением:

— Ты чего…

— Хотела разбудить, — перебиваю, сдерживая в себе свою растерянность. — Но вместо меня с этим неплохо справился он, — киваю на котенка, который начинает вылизываться, довольно урча, когда Дилан грубо гладит его по спине, сталкивая с себя, и садится, спустив ноги на пол, трет лицо, прогоняя остатки сна:

— Сколько времени? — Задает вопрос каким-то недовольным голосом.

— Семь утра, — мой ответ тихий, но парню не составляет труда расслышать. Он ворчит, поднимая голову, и смотрит на меня со своим недоверием:

— И зачем ты будишь меня в семь утра?

— А… Ну, школа, ведь, — даю невнятный ответ, отведя взгляд в сторону.

— Я не пойду сегодня, — Дилан вздыхает, опершись спиной на диван. — Пойдем в магазин, я голоден.

С трудом перевариваю поток информации, еще больше нервничаю, поэтому заикаюсь, невольно бросив взгляд на стеклянный шкаф, где вижу свое отражение:

— Нет, — огорченно шепчу, вновь взглянув на Дилана. — Я не хочу сегодня выходить из дома.

— Прогуляешь школу? — парень удивлен, ведь уже успел понять, что я не из тех, кто наживает себе проблемы таким образом. — Ладно, — встает, — тогда посиди с Засранцем, а я…

— Бери его с собой, — перебиваю, вдруг ощутив сухость во рту, когда Дилан вновь смотрит на меня, поправляя ткань помявшейся после сна кофты:

— Чего? — в его голосе только одно удивление. Правда, на лице ещё и недовольство, вызванное отказом, но я беру себя в руки, говоря как можно непринужденней:

— У меня нет еды для него, да и холодно здесь, а он, по всей видимости, ещё не совсем здоров.

— Так, пускай сидит здесь, пока я схожу и куплю ему еды, заодно те… — ОʼБрайен явно не любит, когда его перебивают на полуслове, но сегодня я окончательно решаюсь покончить с этим «беспорядком», вызванным присутствием парня в моей повседневности:

— Мне не нужно.

— С чего бы? Решила питаться исключительно воздухом? — он усмехается, не воспринимая мои слова всерьез. Стоп, а как он вообще воспринимает меня?

— Я и так должна тебе, поэтому… — чем больше я говорю, тем сильнее опускаю голову, чтобы не пересекаться с парнем взглядом. — Не хочу увеличивать свой долг, так что забирай Засранца, — хмурю брови, ведь вновь вижу себя в отражении, и от одного вида хочется глаза выколоть.

— Не выспалась? Чего такая агрессивная? — судя по голосу, парень уже не воспринимает мои слова, как шутку. Он поправляет бейсболку, хмурым взглядом разъедает моё лицо, ожидая ответа, а я и впрямь чувствую, как от собственного отвращения к себе начинаю злиться на него, хотя парень здесь не при чем. Или «при чем»? Почему именно сейчас, когда Дилан рядом, мне охота скрыться под одеялом, спрятаться от него, как от монстра? Нет, подсознательно я не могу сравнить его с чем-то отрицательным. Скорее, наоборот. Мне не хочется, чтобы он видел меня. Мне стыдно. Стыдно за себя «такую».

— Колись, давай, — ОʼБрайен хмур, как никогда. — На улице холоднее, чем здесь, да и тащить Засранца по морозу нельзя, а здесь его можно хотя бы в одеяло укутать. Да и ладите вы. Так, в чем причина?

Смотрю на свои пальцы, которые переплетаю, ощущая, как жар разливается под кожей лица. Смущение? Я смущаюсь Дилана? Смущаюсь даже взглянуть на него? А, быть может, просто боюсь? Боюсь, как всех вокруг? Нет, иначе. Я не могу говорить, но не потому, что боюсь последствий в виде удара или крика. Настоящее смущение. Вот, что одолевает меня.

— Просто, — бубню, и Дилану приходится немного наклонить голову, чтобы расслышать меня. Посматриваю на него, но не задерживаю взгляд, сложив руки на груди:

— Я не хочу.

Молчание. ОʼБрайен секунд пять-десять обрабатывает полученный ответ, вновь задавая вопрос:

— Чего «не хочешь»? — тон голоса уже не грубый, но серьезный.

Чего я не хочу?

Я не хочу, чтобы у тебя была причина вернуться сюда.

Молчу, смотря в пол и считая удары собственного сердца, пока парень ждет от меня очередного ответа. Но не могу его дать. Не могу заставить себя больше поднимать глаза. Мне охота остаться наедине с собой, ощутить себя комфортно в стенах дома, но пока Дилан здесь — мне это не светит. Понимаю, что ничего против него не имею. Кажется, проблема кроется исключительно во мне. Это внутри меня пробуждается тяга к общению с этим человеком. И напрягает не только это. Ещё то, что, скорее всего, для Дилана наше общение — это способ хоть как-то убить свободное время. Мне не стоит воспринимать происходящее всерьез, но не могу. Ведь, думаю, он…