— Синяк, — шепчу, чувствуя себя виноватой, и ниже опускаю голову.

— Это засос, — утверждение. Мои губы плотно сжаты, а дыхание значительно тяжелеет.

— Поверь, я знаю, как выглядят засосы, — парень давит своим жестким тоном. — Это Шон?

— Что «Шон»? — Шепчу, не поднимая головы.

— Он приходил к тебе вчера.

— Кто?

— Ты помнишь, — голос парня становится тише, будто произнесенное им — какая-то тайна. Хмурю брови, но не двигаюсь. Не хочу смотреть на Дилана, который явно продолжает сверлить меня взглядом:

— Кажешься такой невинной, но что-то ты помнишь…

— А с чего мне вдруг забывать то, что было вчера? — Рычу, словно кошка, немного повернув голову на бок, чтобы взглянуть на парня, который внезапно отдергивает себя, сменив «пластинку».

***

Ему показалось, что она помнит все, что все это время притворяется, что каждое ее слово, каждая слабая, полная боли улыбка — это ложь. Но Дилану лишь показалось. Действительно, с чего он взял, что Эмили забудет то, что было вчера? Парень посчитал, что девушка, после проявления своей дикости, теряет воспоминания о том, что вывело ее из себя? Глупо. Дилан явно недооценивает Хоуп.

Эмили смотрит на него так, как должна, так, как он заслуживает. Правда, если Шон и домогался ее вчера, то с чего вдруг она должна была говорить об этом? Девушка не обязана докладывать обо всем Дилану. И парень осознает, в какой ситуации оказывается. Он сам завел себя в угол. Считает Хоуп — слабой девчонкой, забитой и запуганной, той, которая не смотрит людям в глаза, демонстрируя слабость. Та, что позволяет над собой издеваться.

Но это все не признаки ее жалкой слабости.

Она чертовски терпелива.

И умна.

А Дилан уже успел составить в голове псевдообраз обычной девчонки, с поехавшей крышей.

ОʼБрайен чувствует себя полнейшим кретином, ведь, неосознанно, начал оценивать Эмили под шаблон, который ему нарисовали другие. Начал думать, как все.

Хоуп продолжает косо с недоверием смотреть на Дилана, сведя брови к переносице. Кажется, вот она — настоящая Эмили, которую в данный момент любая мелочь способна довести до ручки. Бомба, готовая к действию, и ОʼБрайен понимает — нужно быть осторожнее. Он, как ни как, но хотел помочь девушке не сорваться, а оказался тем, кто может нажать кнопку самоуничтожения.

Порой, люди даже не подозревают, как сильно могут влиять на других, поэтому Дилан только сейчас ощущает тяжесть этой убогой ответственности, понимая, почему все вокруг отказываются помогать Эмили.

Уничтожить человека куда проще, чем починить. Помочь собраться.

Тяжесть на плечах. ОʼБрайен, наконец, чувствует ее.

— Знаешь, — Эмили вдруг отвлекает парня от его раздумий. Ее лицо заметно смягчается, а взгляд уже не испепеляет:

— Шон — неплохой человек, — опускает глаза на руки Дилана, пальцы которых он переплетает, поставив локти на колени. — Мне кажется… — Девушка с трудом пытается обосновать свое сомнение, — у него есть право злиться на меня, — поднимает глаза, вновь установив зрительный контакт с парнем, который так же сутулится, хмуро разглядывая лицо девушки:

— Не знаю, но, — быстро смачивает сухие губы, стараясь говорить как можно мягче. — Давать ему себя трогать — не подходящий вариант для искупления.

Эмили как-то жалко усмехается, сжав губы, и с непонятной озадаченностью произносит:

— Мне бы понять, в чем я виновата, — кивает головой. — Тогда, мы могли бы с ним это обсудить, — виском прижимается к коленке, продолжая смотреть на Дилана, который все так же хмуро слушает, подпирая подбородок сцепленными в замок руками:

— Подчеркну исходя из твоих же слов — обсудить, а не позволять кому-то «сосать» твою кожу.

Эмили улыбается, кивая головой:

— Знаю, просто, вчера он выглядел каким-то расстроенным и злым, — слабо хмурит брови. — К тому же, он сильнее меня, — вздыхает, смотря куда-то в пол. Эмили внезапно чувствует себя неловко за такой сумбурный поток слов и фраз, но ей впервые охота говорить с кем-то, делиться тем, что думает. Это необычно, но приятно, до мурашек на руках.

— Хочешь сказать, ты сопротивлялась? — Откуда такое удивление в голосе парня? Оно привлекает внимание Эмили, так что она вновь смотрит на него, кивая:

— Конечно, кому нравится, когда его трогают?

— И часто он к тебе так заявляется? — ОʼБрайен не останавливает поток вопросов со своей стороны, видит, как лицо Эмили мрачнеет. Она хмурит брови, будто желает сообщить что-то важное, но громкий свист возвращает их в зал. Конец урока. Они проболтали практически все занятие, и это удивительно. Буквально на какое-то время Эмили стала обычной девушкой в глазах Дилана. А той показалось, что она может быть «обычной».

Но не стоит забывать о реальном обществе, которое вот уже окидывает своими неодобрительными взглядами, напоминая, кто какое место занимает в этом социуме.

Временно, но Они стали нормальными.

***

— Привет, меня зовут… — полное игнорирование слов. Девочка провожает взглядом мальчика, который быстро уносит все свои игрушки, будто кто-то может покуситься на его своеобразное богатство. Улыбка всего на секунду пропала с детского лица, ведь в поле зрения ребенка попал другой мальчик, к которому он и направился. Площадка была переполнена детьми, но все они были заняты своими делами. Особенно те, кто принес пакет игрушек с собой.

Девочка остановилась у русого мальчика, который тыкал в большого жука палкой, сидя на траве, и с какой-то серьезной озадаченностью наблюдал за насекомым.

— Что делаешь? — девочка садится на корточки рядом, опуская взгляд на жука.

— Почему он даже не пытается убежать? — мальчик говорит, но с собой. Вопрос, адресованный в «никуда». Девочка наклоняет голову, задумчиво чмокнув губами:

— Это потому, что ты больше и сильнее. Знаешь, большие люди тоже пугают маленьких, таких, как мы, — отвечает, а мальчик, наконец, обращает на неё внимание, из-за чего девочка улыбается:

— Привет, меня зовут Эмили, — протягивает маленькую ладошку, а её собеседник, с не менее «осознанным» взглядом, кивает головой, пожимая девичью руку:

— Томас.

Я боюсь, что мой сон является реальностью.

А реальность — всего лишь сон

Это… Странно?

Дилан и, как понимаю, Томас сидят напротив меня в кафе, за одним столом. Они разговаривают, спорят. Признаюсь честно, не думала, что с таким характером, как у Дилана, ему удастся найти себе друга, если их так можно назвать. Думаю, эти двое даже понятия не имеют, что дружат, хотя, кто их знает?

Нет, знаете, что по правде странно?

То, что я здесь. Да, молчу. Да, пытаюсь съесть свой черничный йогурт в присутствии других, но я здесь. Как ни как. Томас изредка поглядывает в мою сторону, но я не чувствую от этого давления. Он смотрит как-то иначе.

— Ты работаешь? — вырываю фразу Дилана из контекста, сунув ложку в рот.

— Ага, — Томас выглядит более сдержанным, в то время, как Дилан засыпает его вопросами. Если так подумать, то он постоянно это делает. Много спрашивает, но о себе не говорит. Я практически ничего о нем не знаю.

— Кем? — Дилан вертит в руках банку колы. Серьезно, он что-нибудь кроме этой химии употребляет?

— Когда-как, — ответ прост. Томас вновь смотрит в мою сторону, и на этот раз я не выдерживаю:

— Что-то не так? — спрашиваю без задней мысли, поэтому рада, что парень не расценивает это, как угрозу, и спокойно отвечает:

— Нет, порядок, — ставит кружку с чаем на стол, поднимаясь. — Пора мне, — прячет вибрирующий телефон в карман джинсов.

— Вы оба меня разоряете, — Дилан указывает пальцем то на меня, то на Томаса, который усмехается:

— Как-нибудь угощу тебя молоком с печеньем, — отходит, повторно бросает взгляд на меня, который я никак не могу расценить, и разворачивается, покидая заведение. Смотрю ему в спину, мешая йогурт:

— Забавный, — перевожу взгляд на Дилана, тут же прикусив язык, ведь тот изгибает брови, уставившись на меня с каким-то недовольством: