— Черт, я ведь не об этом, — Томас вдруг избавляет меня от своей недоброй ухмылки, повернув голову. — У нас в пятом классе физкультура проходила вместе. Так вот в начале года, когда мы занимались здесь плаванием, Шон вдруг столкнул Эмили в воду, пока учитель вышел. Видимо, он считал нас уже взрослыми, вот и оставил. Сказать, что все были шокированы, это ничего не сказать. Думаю, он частично винил Эмили в том, что его родители развелись. Скорее всего по инициативе матери. Мы же все глупые, особенно в таком возрасте.

— И? — Анализирую сказанное, ожидая основной мысли, которую хочет до меня довести Томас.

— Эмили не занимается плаваньем.

— Она не умеет? — удивляюсь, хмуря брови.

— Хоуп всегда боялась воды. Это я точно помню, даже близко к бассейну не подходила, но в тот день подошла, — Томас хмурит брови, задумчиво продолжив, — по просьбе Джизи.

— Хочешь сказать, они специально это сделали? — Пускаю смешок. — Заговор молокососов?

— Никто не стал помогать, вот, о чем я, — Томас тушит сигарету о скамейку, кашляя. — Все стояли и смотрели, как Эмили пыталась всплыть. И я стоял там с ними, правда, понятия не имел, что происходило. Думал, это какой-то прикол, но, когда вернулся учитель, понял, что что-то не так.

— Сколько она провела под водой? — Перебиваю.

— Достаточно, чтобы началась гипоксия. Ее увозили на скорой. Не могу быть уверен, но что, если эти дети каким-то образом узнали, что мать Хоуп спала с их отцами? К слову, через месяц после этого, Эмили вернулась в школу, тогда ее все начали шпынять.

— То есть, к ней начали так относиться до того, как она…

— Ага, — Томас перебивает. — Всю ее семью избегать начали, а в конце осени Эмили, видимо, психанула.

— Ее мать. Выходит, все началось с нее. Она вообще в своем уме? — Ругаюсь, мне не нравится тема, касающаяся измен. Не по наслышке знаю, как больно и тяжело переживать такое, но с другой стороны винить ребенка из-за ее шлюховатой мамки тоже неверно. Хотя, будучи в пятом классе, узнав об измене отца, я скорее всего стоял бы там же со всеми, не протягивая руку тому, кто тонет. Жестко.

— Понятия не имею, но и, повторюсь, эта информация была получена мною из разговоров моей мамы с соседками. У них, сплетниц, язык развязан.

— А что стало с отцом Хоуп? — Бросаю окурок в сторону бассейна, а Томас пожимает плечами:

— Этого не знаю. Думаю, ему вообще похер было на измены жены. Он мало, что понимал.

— Зачем она тогда вышла за такого? — Не понимаю. Нет, правда.

Томас опять пожимает плечами, оставляя меня без ответа, так что ухожу в себя. Что, если Шон вчера рассказывал Хоуп про измены ее матери? Рассчитывал таким образом вывести ее из себя? Кажется, Эмили живет в своем, отдельном от реального, мире.

Сую руки в карманы джинсов, вздохнув, и бросаю взгляд на Томаса, который касается ладонью ребер, корчась:

— У тебя… — Начинаю неуверенно. — Всё в порядке?

Парень поднимает брови, взглянув на меня:

— Конечно.

— Это я к тому, что, если тебя кто-то достает, то говори мне, — усмехаюсь, видя, как Томас сдерживает смешок. — Ты уже знаешь, что бегаю я быстро.

— Да, удирать от парней — это талант, — парень не выдерживает, улыбнувшись. — У тебя сейчас что? — Слышим звонок.

— Физкультура, — отвечаю и лезу за очередной сигаретой в карман, а Томас смеется:

— Самое оно перед физической нагрузкой.

От лица Эмили.

Осматриваю спортивный зал, нервно теребя локоны черных волос, которые немного отрасли с моей последней стрижки. Одноклассники уже во всю уговаривают учителя устроить «игровой» урок, и тот, как мне кажется, сдается под напором большинства. Стою на месте, то и делая, что поправляю длинную футболку, боясь, что ткань задерется слишком высоко. Позади меня двери в зал. Шум со стороны коридора прекращается, значит, урок начинается. Но никто не собирается в шеренгу. Ясно. Так даже лучше. Мужчина со свистком идет в комнату для спортивного инвентаря за мячом. Первая игра наверняка вышибалы. Они это любят. Зачем я переодевалась?

Чувствую касание. Мне не нравится, когда меня трогают, но успеваю унять отвращение, ведь рядом встает Дилан, пальцами давя мне на спину, после чего прячет руки в карманы спортивных штанов:

— Чего стоишь? Играть собираешься? — Кивает головой в сторону поля, где уже все делятся на команды.

— Нет, — сжимаю губы, тогда парень хмуро продолжает:

— В таком случае, иди и сядь, — направляется к лавкам, и следую за ним, молча разглядывая его со спины: высокий. Мне не удавалось этого понять раньше, ведь я постоянно хожу с опущенной головой, но сейчас, наконец, в полной мере убеждаюсь, что Дилан даже выше Шона, хотя в классе он становится первым в шеренги.

И вновь взгляды. На Дилана смотрят. Так же. Как. На. Меня. Мне не хочется стать источником его проблем.

ОʼБрайен садится на лавку, прижимаясь спиной к стене, а я опускаюсь на расстоянии вытянутой руки, чтобы быть немного дальше от него. Вдруг, его захотят пригласить в игру. Парень вздыхает и двигается ближе ко мне, внезапно спросив:

— Почему не играешь?

Смотрю на поле, где уже начинается игра, и мычу, раздумывая над ответом:

— Раньше играла, но в вышибалах меня не сажали после того, как вышибли. Из-за полученных синяков моя мать ходила жаловаться, — сгибаю одну ногу в колене, обхватывая ее руками, и прижимаю к груди, — так что официально я больше не играю.

— А где сейчас твоя мать? — Дилан прижимается затылком к стене, так же поступаю я, отвечая без запинки и с легкой гордостью:

— Моих родителей по работе вызвали в Нью-Йорк, — слабо улыбаюсь. — Сестра тоже с ними поехала.

— Сестра? — слышу удивление в тоне парня, поэтому поворачиваю, немного поднимая, голову, чтобы взглянуть ему в глаза, а Дилан наоборот опускает голову, чтобы так же установить зрительный контакт.

— Элис — моя старшая сестра. Мы близнецы, но совсем разные. Мне кажется, она больше похожа на родителей, даже если судить по цвету волос. Элис светленькая, — тараторю, и ОʼБрайен хмурится, кинув мне следующий вопрос:

— А почему на фотографиях ее нет?

Смотрю на парня. Не моргаю. Не шевелю немного приоткрытыми губами. Уставилась на Дилана, как на пришельца, ненормального, сбежавшего из психушки. И нервно, неожиданно для самой себя, усмехаюсь:

— Она есть на фотографиях, просто, в коридоре они не стоят, — нахожу, что ответить, и смотрю перед собой, хмуро и потерянно изучая мое внутреннее состояние.

Оно пошатнулось. Всего мгновение колебания, но оно было.

И, странно, но Дилан выглядит таким же сбитым с толку, правда, быстро возвращает себе былую невозмутимость:

— А почему они не взяли тебя с собой?

Мой взгляд замирает. Нет, все тело замерзает, а неприятное отвращение давит на грудь. Рвотные позывы. Они внезапно одолевают меня, стоит мне попытаться откопать в сознании ответ на поставленный вопрос. Я знаю, что он есть. Ужас в том, что не могу найти его в хламе из мыслей. Сижу, не двигаясь, сверлю взглядом противоположную стену, не моргая, когда в поле зрения попадает летающий из стороны в сторону мяч.

— Эмили? — Дилан наклоняет голову на бок, что-то хмуро разглядывая на моей шее. — Что это? — Касается указательным пальцем моей кожи, отчего вздрагиваю, грубо ударив парня по руке:

— Какого черта ты меня трогаешь?! — Слова, пропитанные необъяснимой злостью, сами слетают с губ. Хорошо, что из-за шума, на нас мало кто обращает внимание, так как мой гнев тут же сменяется растерянностью. ОʼБрайен щурит веки, но его взгляд вовсе не раздраженный, хотя мои необдуманные действия вполне способны вызвать отрицательную реакцию. Не нахожу в себе силы продолжать смотреть на Дилана, поэтому отворачиваю голову, одну руку прижимаю к больному месту на шее, а другой начинаю поправлять волосы, чтобы локоны скрыли мое лицо. Опускаю голову, лбом касаясь колени — ноги, что по-прежнему прижата к груди.

— Это засос? — Вопрос. Я медленно щупаю пальцами больной участок кожи, качая головой: