Я напряженно смотрю на него, но… Но слышу тихое хихиканье. Поднимаю большие глаза, взгляд, полный смешанных эмоций, на Эмили, которая подносит пальцы к губам, слабо улыбаясь, и наблюдает за Засранцем, добравшимся до её ног. Держусь одной рукой за полку, боясь потерять равновесие от неудобного положения, и не свожу глаз с девушки, которая секунду назад пугала меня своим поведением, а теперь улыбается, опуская руки к котенку, которого берет и поднимает, укладывая себе на грудь. С умиротворением на лице поглаживает его мордашку, вдруг начав оглядываться по сторонам, будто ища кого-то.

Меня.

Медленно поднимаюсь с колена, но мои движения всё ещё скованы тревогой, которая отступает, но не испаряется, оседая в груди. Эмили вертится на месте, наконец, повернувшись ко мне лицом. Смотрит с таким невинным удивлением, будто не понимает, что я здесь делаю.

— Как ты сюда попал? — моргает. — Я опять дверь не закрыла?

Открываю рот, нет, моя челюсть вот-вот отпадет до самого пола, ведь я, черт возьми, чувствую, что готов разораться на девушку, разорвать на голове волосы и уйти прочь от этого безумия с таким невинным девичьим лицом. Она не понимает. Она, блять, реально понятия не имеет!

— Что такое? — хмурит брови, но не сильно. Не как я. Пытаюсь сказать хоть что-то, но голос застревает в сухом горле, так что начинаю кашлять, закрывая рот ладонью. Хочется схватить Хоуп за плечи, растрясти, спросить, о чем с ней говорил Шон, но я боюсь последствий. Боюсь, что она вновь превратится в дикую. Нельзя. Черт возьми, нельзя вываливать правду на человека с неустойчивой психикой, на того, кто так болезненно воспринимает информацию. Это опасно.

И я… Я боюсь Хоуп.

Но хочу помочь Эмили.

Делаю шаги к девушке, которая не отступает назад, так же вопросительно смотря на меня, и охота дать ей сильный подзатыльник, но она вдруг улыбается мне. Просто. Вынос. Мозга. Эмили моргает, видимо, чувствует себя комфортно со мной в темном помещении, что странно, если вспомнить её во время нашей первой встречи.

Есть явный прогресс. Если бы все вокруг вели себя, как я, то вот — она бы стала вполне нормальной.

— Идиотка, — не сдерживаюсь, вложив в одно слово все эмоции, что хочется выплеснуть ей в лицо. Хоуп хмурится:

— Чего это ты?

Проглатываю комок в горле, наконец, находя силы избавиться от него:

— Дверь, — облизываю губы, вновь слегка покусывая нижнюю. — Не заперла дверь.

— А, — тянет в ответ, опустив глаза на Засранца, который продолжает урчать, и вновь смотрит на меня, ворча, хоть и шепотом. — Но ругаться то зачем? — обиженно посматривает на меня, обходя, и идет к двери, чтобы покинуть подсобку. Я торчу на месте, прикрываю веки, набираясь… Черт возьми, я понятия не имею, что мне делать, как мне поступать, а должен ли я вообще? Нет, не должен — вот ответ. Он на поверхности, так от чего такое сомнение. Будто сражаюсь с самим собой, когда решение уже известно. И все вокруг ему следуют. Все правы, так? Один я — кретин, который от скуки решает связаться с чокнутой. Немыслимо.

— Ты так и будешь там стоять? — Эмили подает голос, поэтому беру себя в руки, уже какой раз борясь с головокружением от переизбытка кислорода, оборачиваюсь, внимательно изучая лицо девушки, ищу подвох во взгляде, нет, я ищу причину, из-за которой должен продолжить контактировать с ней, пока все вокруг поступают правильно.

Стоп. Я только что согласился с большинством? Со стадом? Я не в стаде. Лучше нажрусь какого-нибудь дерьма, чем буду жить под копирку с другими.

— Что с тобой? — Эмили замечает странности в моем поведении, поэтому в её глазах вижу проявление легкой растерянности, которая вот-вот может перерасти в страх.

Этого мне не нужно.

Поправляю козырек бейсболки, идя в сторону Хоуп, которая сжимает губы, отводя взгляд в сторону, и продолжает подниматься вверх по лестнице. Следую за ней, но мысленно продолжают взвешивать все «за» и «против».

Да, я не привык делать выводы, основываясь на всеобщем мнении, но Эмили всё-таки больна. И явно не понимает этого. Если ей сказать, если помочь с восстановлением утерянной памяти, то вряд ли она скажет «спасибо» и заживет нормальной жизнью. Нет. Она станет такой, какой её видят остальные.

У меня есть варианты. Не опираться на мнение других и прекратить лезть во всё по своему желанию. Опираться на мнение окружающих и так же бросить всю эту чушь. Или последний вариант, самый безумный, на мой взгляд: забить на мнение остальных, а так же на свое и… И что?

— Можешь пройти вперед? — Эмили вдруг останавливается, прижимаясь к перилам лестницы, и смотрит исключительно на Засранца в руках.

— Что? — хмурюсь, так же тормозя, и девушка повторяет, но уже мельком посматривая на меня:

— Терпеть не могу, когда кто-то позади меня.

Щурю веки, с подозрением смотрю на Хоуп, но выполняю её просьбу, поднимаясь выше, при этом стараюсь не задеть её рукой.

Точно. Баба с придурью.

Эмили продолжает идти за мной молча, пока не выходим в коридор. Девушка закрывает за собой дверь, ладонью потирая плечо, ведь в доме довольно холодно из-за сквозняка:

— Так, зачем ты пришел? — вопросительно смотрит на меня, а я приоткрываю рот, напрягая свое серое вещество, которое и без того уже перегрелось:

— Просто, увидел, что дверь открыта, — выходит неплохое объяснение. Я думал, придумаю хуже. — А ты, что делала в подсобке? — с чего вдруг я вообще чувствую себя скованно, если эта роль отведена исключительно Эмили, так что и вопросы задавать мне. Девушка задумчиво отводит взгляд в сторону, после чего шепчет:

— Искала деньги… — звучит неуверенно, так что видно, как её брови вновь хмурятся. — Думаю… — смотрит на меня.

— И как? Нашла? — подыгрываю, спрятав руки в карманы кофты, а Хоуп качает головой:

— Не-а, — и улыбается, будто это поистине весело. Тяжело выдыхаю через нос, постучав зубами:

— Ты меня разоришь.

— Я не прошу тебя спонсировать меня, — возмущенно хмыкает, и мне нравится, как она возникает по поводу того, что её раздражает.

— Но ты всё равно хочешь кофе, — щурюсь, читая всё на её лице, и девушка улыбается:

— Латте, если можно, — тихо смеется, прикрывая рот ладонью, когда я закатываю глаза, качая головой, и давлю пальцами на сжатые веки. — Иди за кофтой, — безнадежно. Я безнадежен. Эмили кивает, поспешив к лестнице, чтобы подняться на второй этаж, так что остаюсь внизу, ждать, как пёс. Кретин, так?

Оглядываюсь, остановив внимание на фотографии в рамке, стоящей на комоде. Подхожу к нему, немного поддаваясь вперед, и всматриваюсь в лица людей, что запечатлены на снимке. Женщина, мужчина и девочка. Все в черных строгих костюмах, а позади церковь. На лицах траур, опустошение, а сама рамка обвязана черной лентой. Беру рамку в руки, всматриваясь в лица людей, особенно больше внимания уделяю ребенку, рассчитывая, что это Эмили, но они вовсе не похожи.

Это семейное фото, но на нем нет Хоуп. Ребенок — это точно мальчик, судя по костюму и стрижке, но глаза такой же формы, что у Эмили. Перевожу взгляд на другую фотографию. Там маленький мальчик с отцом в костюме для игры в гольф. Следующий снимок — младенец в розовой пеленке. Так пеленают девочек, но после идут фотографии, где этот самый ребенок в одежде для мальчиков, с мальчишескими игрушками. Хмурюсь, выпрямившись и коротко изучив остальные фотографии, немного опешив.

Эмили спускается по лестнице, так что косо поглядываю на неё: темные джинсы, кеды, какая-то пацанская кофта с молнией. Она держит Засранца, подходя ко мне, и мое любопытство берет вверх:

— Кто это? — тыкаю пальцем по фотографии в руках, а Хоуп всматривается, с удивлением, будто это очевидно, отвечает:

— Я, — смотрит на меня, кажется, замечая, в каком я смятении, и улыбается уже от неуверенности. — Мои родители хотели мальчика, — выдает, обходя меня, и направляется к двери, а я остаюсь ещё пару секунд без движения, пытаясь переварить сказанное, и оборачиваюсь, окинув затылок Эмили взглядом. Опускаю глаза на фотографию с черной лентой.