— Хоуп! Какого черта ты опаздываешь?! — кричит. Сразу. Если с остальными он строг, то со мной безумен. И прежняя я тут же возвращается. Опускаю голову ниже, стараясь не пропускать через себя крик учителя и взгляды одноклассников, которые начинают оборачиваться, ерзая на своих местах. Даже Шон у доски забывает о своей задаче, уставившись на меня. Невольно тянусь пальцами к бегунку кофты, застегивая, хотя мне и без того жарко.

— Если ты смеешь опаздывать, то уверена в своих знаниях, — утверждает, стукнув указкой по столу. — К доске, Хоуп, — склоняется над столом, грубо листая журнал, пока я добираюсь до своей парты, тихо, но тяжело вздохнув. Дилан смотрит в сторону учителя, садясь на то место, которое обычно занимаю я с тех пор, как он поступил к нам, но теперь парень оставляет место рядом у окна свободным, так что теряюсь. Впервые за всё это время настолько сильно, что пару секунд топчусь на месте, не зная, куда податься. Значит ли это, что ему не охота сидеть со мной? Почему он внезапно пересаживается на мое место?

— Хоуп! — учитель «визжит», поворачиваясь к Шону. — Садись, тебе повезло сегодня.

Парень бросает мелок на стол, направившись к своей парте. Он проходит мимо меня, толкнув плечом:

— Чё встала? — да, сил он не жалеет, так что хватаюсь рукой за первое, что попадается под неё. И, к моему сожалению, это не угол парты, даже не спинка стула. Это плечо Дилана, который хмурит брови, сначала бросив взгляд на мою руку, потом медленно подняв его на меня, заставив мои коленки подкоситься, но после резко поворачивает голову, уставившись на Шона, который уже занимает свое место. Убираю руку, дергаясь от крика учителя, который жалуется, что я задерживаю всех, так что рассчитываю на удачу и кладу рюкзак на то место у окна, которое постоянно занимает Дилан. Занимал.

Не смотрю на парня, спеша к доске, хотя понятия не имею, что мне нужно делать. Передо мной непонятно написанная задача. Еле разбираю почерк, мысленно уже вешаясь прямо здесь у всех на виду, ведь понятия не имею, как решать эту ересь. Тем более под крики учителя решать ещё тяжелее.

***

Все смотрят. Она чувствует это спиной, каждой клеткой своего тела. Ей приходится иногда бросать взгляд назад, чтобы, по просьбе учителя, смотреть на него, ведь тот считает, что неуважительно стоять к старшим спиной, особенно, когда тот высказывает свое недовольство. Но все его слова Эмили уже слышала. И не раз. Она заставляет себя изо всех сил не поддаваться, старается не думать о внешнем давлении, чтобы справиться с дрожащей рукой и путающимися мыслями. Ей нужно просто решить, тогда её оставят в покое. На какое-то время.

Девушка вновь поворачивается голову, чтобы взглянуть на мужчину, но вместо этого видит Дилана, который сидит, сутулясь, держит руки согнутыми в локтях на столе и хрустит пальцами. Голова повернута в сторону соседнего ряда. Эмили успевает проследить за его взглядом, прежде чем отвернуться к доске.

ОʼБрайен смотрит на Шона. Тот смотрит в ответ, начиная нервно стучать ручкой по столу. Хоуп хмуро всматривается в условия задачи, но отвлекается, как и учитель, когда слышит охрипший голос Дилана:

— Выйдем, покурим?

Эмили оборачивается, видя, как довольно ухмыляется ОʼБрайен, ведь Шон первым отводит взгляд. Учитель открывает рот от возмущения, переполнившего его до краев:

***

— Совсем сдурел, Дилан?! — стучит указкой по столу, но почему-то вздрагиваю я.

— Позвольте, мистер ОʼБрайен, — Дилан перегибает палку… Даже мне это ясно, но парень наоборот получает удовольствие. Только сейчас понимаю это. Он словно нуждается во всеобщей ненависти, злости, обращенной в его адрес. Если меня это угнетает, то его — наоборот.

— К доске, — рычит учитель, вырисовывая мне в журнале двойку. — Посмотрим, как сейчас заговоришь со мной, — шепчет, и только мне слышна его злость. Обнимаю себя руками, топчась на месте, пока учитель не кричит на меня:

— Пшла на место!

Будто я — уличная шавка, не достойная даже дышать тем же воздухом, что все вокруг. К слову, остальные притихли. Никто не хочет попадаться под горячую руку.

Опускаю голову, перебираю ногами, идя к партам, и, кажется, не успеваю даже осознать то, что происходит в следующую секунду. Удар. Короткий, но резкий, довольно больной. Поворачиваю голову, остановившись, и поднимаю большие глаза на учителя, который… Который ударил меня по спине указкой. Все молчат. Лишь мужчина тяжело дышит, смотря в свой журнал и вновь что-то записывая. Мои губы раскрываются, начиная дрожать, но не от обиды или накативших эмоций. Нет. Я понятия не имею, что сейчас чувствую, именно поэтому продолжаю стоять без движения.

Мужчина выпрямляется, устанавливает со мной зрительный контакт, будто ничего не произошло, и повышает голос:

— Что я тебе велел?! Стоять и пялиться?!

Делаю вздох, часто моргая, и заставляю себя проглотить непонятную боль, после чего отворачиваюсь, делая короткий шаг в сторону своей парты, но вновь еле заставляю себя не отступить назад. Дилан замер. Он явно собирался подняться со стула, но застыл. И как давно он стоит в таком положении? Смотрит не на меня. Уже хорошо, так что откашливаюсь, продолжая идти, и не медлю, протискиваясь между передней партой, чтобы пройти к своей.

— Не понял? К доске! — учитель. Надолго ли хватит его голосовых связок, чтобы так напрягаться? Только сейчас начинаю чувствовать боль в спине, поэтому аккуратно сажусь, с опаской поглядывая на Дилана, который скользит языком по внутренней стороне щеки:

— А ты не хочешь выйти покурить? — спрашивает, проговаривая каждое слово четко, без запинки, будто открыто угрожая. Встревожено глотаю пыльный воздух, понимая, что ситуация выходит из-под контроля. Все шепчутся, ждут реакции, взрыва со стороны учителя, мускулы лица которого начинают заметно дергаться, а губы дрожать от злости:

— Ты… — указывает на парня указкой, усмехаясь. — Ты… — ищет слова. Подбирает, но вместо это только бьет своим «оружием» по столу, отчего все вздрагивают, а Дилан просто моргает, сильнее сжав губы.

— Извинись за свое поведение, иначе… — прерывается на тяжёлый вздох, — выйдешь вон и больше не зайдешь сюда без родителей.

И я ожидала более долгой и мучительной развязки, но ОʼБрайен ставит точку первым. Он берет свой рюкзак, разворачивается и уходит под крик учителя и взгляды одноклассников. Я смотрю в стол, проглатывая воду во рту. Нервно переплетаю пальцы вспотевших ладоней, вдруг осознав.

Только сейчас.

Почему у меня такое чувство, что большинство проблем приношу Дилану именно я?

Поднимаю голову, окинув всех присутствующих взглядом, и с ужасом подмечаю.

Они смотрят на ОʼБрайена так же, как и на меня.

***

Дилан несется вперед по коридору, сворачивая в старый корпус, где обычно никто не попадается на пути. Он роется в карманах, находит сигарету и зажигалку, и начинает курить прямо в школе, до того, как заходит в уборную. Бросая рюкзак в стену, быстро заняв сидячее положение, прислонившись к плитке спиной. Втягивает дым, прерываясь на сухой кашель, но не останавливается, словно специально хочет довести себя до крайности.

Удары. Со всех сторон.

Давится, прижав ладонь ко рту, чтобы та поглотила его кашель, и сжимает глаза, чувствуя, как глотка рвется от боли и жжения.

«Мам?»

«Беги прочь!»

Его тошнит, так что приходится подняться на ватные ноги и подойти к раковине, чтобы как следует проплеваться.

Мальчики всегда собираются в компании.

И их целью становится тот, кто не способен постоять за себя.

Дилан крутит ручки крана, набирая в ладони холодной воды, и обливает лицо, сильно надавив пальцами на сжатые веки.

Его тошнит от увиденного. Ему нельзя такое видеть.

Он должен быть сильным, но вот ирония — парень не может видеть насилие, не переносит его в любом проявлении, из-за чего теряет контроль над эмоциями.

***

«Мам?» — мальчик заглядывает в комнату, откуда слышит странный шум. Он толкает дверь ладонью — и та со скрипом поддается, раскрываясь и демонстрируя ту картину, которая навсегда отпечатается в его сознание.