Рвано дышу, как и ОʼБрайен, который отводит рыжую от края, взглянув на меня хмуро, с осуждением и каплей острой злости, поэтому открываю рот, часто моргая, теряюсь, наконец, начиная осознавать, чего добивалась своими действиями.

Я хотела сбросить Джизи?

— Ты в своем уме?! — Дилан отпускает рыжую, делая шаг в мою сторону. — Тебе проблем охота набрать? Она ведь могла что-то себе сломать! — кричит на меня, стоя в шаге и смотря прямо в глаза. Я продолжаю хлопать ресницами, путаясь в самой себе. Нет. Я не хотела этого. Просто… Самооборона, Дилан. Я вовсе…

— Ты что чокнутая?! — Дилан затыкается, когда я резко реагирую, хотя до этого оставалась без движения. Толкаю его в грудь, использую для этого все свои силы, не жалею, так что парень отступает, сохраняя равновесие. Рву глотку тяжелым и хриплым дыханием, с ненавистью смотрю на ОʼБрайена, который выпрямляется, вскинув головой, чтобы взглянуть на меня, вот только выражение лица его уже иное, но не решаю уделить этому внимание. Просто срываюсь. Бегу к скамейке, хватая свой рюкзак, и мчусь прочь, по газону. Бегу. Опять. Пытаюсь затмить внезапно удвоившуюся боль в груди болью в ногах, пока продолжаю мчаться по дороге к воротам.

Внутри горит ярость. Я переполнена злостью, полна безумной обиды, которая сжимает когтями моё сердце, заставляя давиться слюной.

Мой гнев. Теперь мне не так легко определить, что именно вызывает у меня такие сильные отрицательные чувства.

От лица Дилана.

Ругаюсь про себя, прикусив кончик языка, и оборачиваюсь, когда Эмили исчезает с поля зрения. Смотрю на Джизи, которую обхаживают подруги:

— Что это, черт возьми, было? — сдерживаю тон голоса, хотя тот сорвал, пока кричал на Хоуп. Рыжая бросает взгляд на Томаса, сделав шаг в сторону от него, и меня выносит. Окончательно:

— Ты, блять, оглохла?!

Девушки переглядываются, и одна из них продолжает шептать:

— Джизи, зачем ты давила на неё? Сейчас ведь осень.

— Ну и что?! — внезапно кричит рыжая, заставив подруг отойти назад. Джизи тяжело дышит, бросая взгляд то на меня, то на Томаса. — Я не боюсь.

— Ты ведь нарочно выводила её, — Томас вдруг усмехается, сунув сигарету в рот, и расслабленно улыбается, качнув головой.

— Да, я не буду скрывать, — Джизи зло смотрит на меня. — Её должны забрать! — кричит, сжимая мокрые ладони в кулаки. — Я не позволю этим гребаным врачам держать её здесь! Её место там, где бродят такие же ненормальные! — её голос срывается, а раздраженно выдыхаю:

— Ты — медик? Ставишь всем диагнозы? — рычу, желая заткнуть Джизи, но она внезапно наступает на меня, ткнув пальцем в грудь:

— Замолкни! Ты ничего не знаешь! Тебя не было здесь в тот день! — пихает, но продолжаю стоять на месте. Рыжие волосы Джизи прилипают к её лицу, видимо, она вспотела от переполняющих её эмоций.

— Не твои друзья пострадали! Не ты прятался в шкафчиках! Ты не имеешь права вообще открывать рот и указывать, что мне делать! — Джизи указывает пальцем на одну из своих подруг. — Бекки наложили десять швов. Десять! — равнодушно, без всякой надменности наблюдаю за тем, как девушка начинает морально разрушаться передо мной. Её подруга что-то шепчет, но затыкается, отвернув голову.

— Но чего ты пыталась добиться только что? Она бы толкнула тебя, — Томас — единственный, кто ощущает себя уютно. Он кивает в сторону дна бассейна, втянув никотин в легкие:

— Не думаю, что полученные травмы помогли бы избавиться от неё, — внезапно замолкает, будто поняв очевидную истину. — Или же ты пытаешься спровоцировать её навредить тебе? — щурит веки, улыбаясь, а Джизи шипит на него, как змея:

— Я готова получить увечья, лишь бы эта ненормальная оказалась там, где ей место! И я, черт возьми, не остановлюсь, пока она не настрадается! — её голос пропитан чем-то большим, чем ярость. Джизи сходит с ума — так сильно ненавидит Эмили, хотя именно они раньше были лучшими друзьями.

Я отвожу взгляд в сторону, уходя в свои мысли, пока Джизи разворачивается, и уходит прочь, не откликаясь за зов своих подруг. Эмили Хоуп. Она сотворила что-то поистине ужасное, раз в таком, как мне удалось понять, жизнерадостном человеке, как Джизи, поселился такой ярый гнев, готовность пострадать самой, лишь бы убрать Эмили. Черт, что с этим городом вообще не так? Словно вокруг меня одни поехавшие кретины.

— Бывает же, — Томас бросает очередную сигарету в бассейн, сунув руки в карманы кофты, и поворачивается ко мне лицом. — Теперь-то ты понимаешь? Что тебе стоит это всё? Забей, и постарайся просто прекратить общение с Хоуп, а то она уже явно начинает привыкать к тебе.

Поднимаю на него глаза, глотнув скопившейся во рту воды. Томас пожимает плечами:

— Чего ты вообще увлекся этим? Знаешь, ты производишь впечатления человека, которому насрать на остальных, так с чего вдруг такой интерес?

Я, черт, не знаю.

Стучу пальцами по бедру, отворачиваюсь, и ухожу, оставляя русого парня без ответа. Он не спешит его получить, так что, кажется, продолжает спокойно курить, а вот меня распирает от неприятных ощущений внутри. Единственное, чего мне хочется, — это бежать. Как можно дальше, ненадолго прекратить думать о всем этом дерьме, но Томас прав, я не могу. И мне есть оправдание.

Я вижу в Эмили себя, тем, кем я был в детстве.

Я вижу в ней свою гребаную мать после развода.

Я действительно пытаюсь прекратить сравнивать эту чокнутую с собой, но каждый раз лишь больше убеждаюсь в том, что мы похожи.

И не могу не думать.

Выхожу за территорию школы, накинув на бейсболку капюшон от кофты. Роюсь в карманах, вынимая пачку сигарет и зажигалку. Вновь курю. Опять глотаю дым. Кашляю. Мысли идут своим ходом, мое сознание живет своей жизнью.

Повторяю в какой раз, что если бы Эмили с детства гнобили, если бы у всех просто было такое отношение к ней, потому что она странная, то это бы объяснило её поведение, объяснило бы даже то, что, возможно, она навредила кому-то, но нет. Всё не по штампам. Всё иначе. Они с Джизи были лучшими подругами. У Хоуп было много друзей, она преуспевала в учебе, была старостой и любимицей учителей, так, что пошло не так?

Она кого-то покалечила? Садистские наклонности пробудились в ребенке, который даже среднюю школу не закончил? Сразу вспоминаются её порезы на запястьях, выходит, она ещё и мазохистка? Господи, что за чертовщина? Осень и весна — время усиления всех заболеваний. Вот, почему все это часто повторяют, видя Эмили, с этим мне удалось разобраться, но, если речь идет о заболевании, то чем больна Хоуп? Сомневаюсь, что это какой-то физический недуг. Мне дали мало информации. И мое раздражение только растет, ведь мне явно что-то недоговаривают. Томас заикнулся про директора, так? После случившегося этот мужик позволяет Эмили продолжать учиться, и именно это злит всех вокруг? Поэтому к ней так относятся? Если даже это верно, то в чем, простите, смысл? Унижая, задевая её, учителя, ученики делают только хуже. Они будто не понимают, что сами подставляют себя, прикидываясь крысами перед кошкой. Будто…

Притормаживаю на перекрестке, опустив сигарету в руке. Смотрю на мчащиеся мимо автомобили, пытаясь построить версию.

Если только они все не пытаются избавиться от Хоуп.

Что за бредятина?

Если человек чем-то болен, ему нужна помощь. Вот и все. Тогда я, правда, не понимаю, почему Эмили не отправили туда, где ей могут помочь? Черт, пора прекращать думать, просто кури.

Затягиваю никотин в глотку.

Я не должен лезть не в свое дело.

Хмурюсь, внезапно опустив сигарету и прищурившись.

Но ведь большую часть времени Эмили ведет себя нормально. По крайней мере, пока находится в поле моего зрения. Думаю, если бы все вели себя с ней не как звери, то она бы правда пошла на поправку, разве не так?

И с чего Эмили тогда хлопает невинно ресницами и жалуется на отношение других к себе, если знает, что натворила?

Отхожу от дороги, прижимаясь спиной к каменной стене здания.

Или она не помнит?