И который молчит.

И эта тишина сдавливает меня со всех сторон, заставляет сжаться, сильнее опустив голову. Нет, мне вовсе хочется оторвать её, вырвать глаза, отрезать уши, чтобы не видеть и не слышать. Моргаю, тихо шмыгнув носом, но не плачу, наоборот эмоции резко сменили друг друга. Не чувствую себя настолько подавленной, чем до этого, поэтому спокойно сдерживаю равнодушие в глазах, мельком взглянув на ОʼБрайена, который уже курит вторую сигарету, вновь начиная дымить:

— Что ж, способность говорить подтверждена, — говорит как-то странно, изогнув брови. — Удивительно.

Сжимаю губы, вонзив короткие ногти в кожу ладоней, которые по-прежнему держу в карманах, но руки всё равно заметно дрожат, как и ноги.

— Какие ещё умения продемонстрируешь? — затягивает. — Или на сегодня хватит? — хмурит брови, явно оставаясь довольным той идеей, которая внезапно посетила его голову. — Может, ударишь меня?

Ненормальный.

Не странный. Он чокнутый.

Медленно перевожу на него свой взгляд, поворачивая опущенную голову. Смотрю. Прямо ему в глаза, не видя в них ничего. Абсолютно. ОʼБрайен издевается? Не знаю. Хочет высмеять меня? Черт, я не знаю! Я ничего не понимаю, и поэтому хочу бежать отсюда. От него. Подальше. Ведь он рехнулся. Мне не нравится то, что парень вынуждает меня делать. Специально доводит до ручки. Чтобы полюбоваться на реакцию? Понятия не имею.

Что тебе, черт побери, нужно от меня?

Стоп.

Поглощенная вновь возникшим молчанием я отворачиваю голову и ухожу. Да, не так быстро, как до этого, но делаю шаги в сторону задних ворот школы, чтобы покинуть территорию. Что я делаю? Чем занимаюсь? На что трачу свои силы? Быстрее. Быстрее перебираю ногами. Шаг за шагом. Выхожу к дороге. Не оборачиваюсь, вновь сбивается дыхание, но не торможу, чтобы успокоиться. Вместо этого бегу. Да, срываюсь. Несусь вперед по тротуару, не думая о том, куда держу путь. Просто бегу, не подтягивая сползающую с плеча лямку лифчика и ремень от рюкзака. Вдох за вдохом. Легкие должны уже лопнуть от такого количества поступающего кислорода, голова не идет кругом от переизбытка, но сердце в груди всё так же безумно колотится.

Птица, умеющая летать.

Но боящаяся высоты.

От цитирования строк из книги мне лишь хуже, поэтому ускоряюсь, перебегая дорогу в неположенном месте, отчего мне начинают сигналить автомобили, а водители выглядывают из окон, начиная плеваться ругательствами, ведь я заставила их притормозить. Пробегаю по торговой улице. Несусь к берегу. К океану. К пляжу. Толкаю людей, что толпами встают на пути. Бросаюсь в узкие улочки, не обращая внимания на мужчин в разорванных одеждах, что начинают противно шипеть «кис-кис» в спину. Громко и тревожно дышу через открытые губы, перебегая очередную дорогу, вот только здесь не часто машины встретишь, поэтому замедляю шаг где-то на середине, устремив взгляд в сторону темного горизонта. Сузив веки, медленно, покачиваясь, иду к спуску на каменный берег, нахожусь будто в полном бреду, но при этом чувствую себя комфортно. Ненормальная, ей-богу. Осторожно спускаюсь, натыкаясь на острые камни, но не торможу, продолжая свой бесцельный путь, игнорируя усталость, которая с новой силой навалилась на меня, сдавливая череп головы. Глубокий вдох. За ним выдох. Потираю металлический корпус зажигалки в кармане кофты, подбираюсь ближе к воде, утопая в стихийном шуме. В звуке прибоя, в крике чаек, вое ветра. Кое-как сажусь, согнув ноги в позе йога, и вытаскиваю зажигалку, потирая её пальцами бледных рук. Здесь спокойно. Здесь никого нет. Но светло. Такой бледный свет лишь раздражает глаза, поэтому приходится ненадолго прикрывать их, чтобы вновь устремить взгляд на темный океан, водная гладь приятно блестит, бросая водоросли на берег. Я поднимаю зажигалку, открыв крышечку, тем самым освобождаю огонек, который шатает в разные стороны от прохладного ветра. Смотрю на язык пламени, освобождая голову от каких-либо мыслей, чтобы как следует окунуться в окружение, но не выходит. Хмурю брови, когда перед глазами внезапно мелькает непонятная картина: серые стены, металлический стол и лампа, яркий белый свет которой слепит в глаза. Это произошло так быстро, что не успеваю ухватиться, мгновение — и ничего этого нет. Смотрю уже озадачено на огонек, сглотнув жидкости во рту. Эти непонятные «вспышки» происходят часто, но я так и не могу понять, что это. Дежавю? Если да, то очень необычное.

Вдруг запястья обеих рук начинают ныть. Я роняю зажигалку, грубыми движениями тру кожу рук, вновь ловя лишь мгновение. Холодный металл на руках. Он сдавливает запястья. И я думаю, что останутся синяки, но этот факт меня мало волнует. Холодный стул, холодный пол, которого касаюсь босыми ногами. И тяжелый, какой-то исковерканный мужской голос, который я прежде не слышала. Шепчет практически рядом. За спиной, но слов не разбираю. И вновь ничего. Берег, шум океана, крик чаек. Я верчу головой, оглядываясь, пока уже нежнее потираю кожу запястья правой руки, опустив на неё свой недоумевающий взгляд. На бледной коже кроме шрамов ничего нет.

Поднимаю голову, задумчиво уставившись перед собой.

Это ведь нормально, так?

***

Плач. Она всегда плакала тихо. Сидела в комнате, на кухне с запертой дверью, в ванной под шумом воды и слоем горячего пара. Она прятала от сына свои слезы, ждала, пока он уснет, и срывалась, но тихо, чтобы остаться незамеченной. Ведь он не должен думать, что мать сломалась. А думал ли он вообще о ней? Она не могла дать внятного и уверенного ответа. Знала, что сын злился, что винил её в произошедшем, но не подавал виду. Он даже не смотрел на неё. Холодная, моральная война, в которой она проигрывала каждый раз, когда оставалась одна дома. Никакой поддержки. Ты наедине с собой. И больше никого.

Она сражалась против себя.

И он всё видел. Он не спал, стоя у двери на кухню. Он заглядывал в её комнату ночью, прислушивался к шуму воды за дверью ванной. Он постоянно был рядом, но не показывал этого, не хотел, чтобы мать знала, что ему так же тяжело, что он так же страдает. Хотел казаться непоколебимым, но в тайне забивался в угол комнаты.

Дилан не хотел казаться хорошим для неё, чтобы мать не думала, что он простил. Он никогда не простит. Ни её, ни отца. Детская обида сильнее.

И в тот день он оставил её наедине со своими демонами, которые на сей раз забрали женщину. Целиком.

Стук в дверь. Тяжелая рука уже уставшего мужчины повторяет попытки вытащить сына из комнаты:

— Там гости внизу, спустишься? Познакомитесь?

Дилан лежит на холодном полу, с большим интересом наблюдает, как полоска света исчезает с потолка, ведь солнце за окном садится. Время близится к вечеру, и этому факту парень рад как никогда. Рыжий котенок впивает коготки в грудь ОʼБрайена, растягивая ткань черной футболки, но парень не останавливает его, прислушиваясь к громкому урчанию. Мужчина топчется за дверью, он действительно переживает, но не поздно ли спохватился?

Дилан поглядывает на часы, раздраженно вздыхает, ведь стрелки двигаются довольно медленно, время идет, не спеша, а вот желание покинуть дом не заставляет себя долго ждать, но стоит потерпеть, пока маленькая стрелка настигнет цифры три. Три часа ночи. Самое время для прогулки.

Кладет руки под голову. Пока остается только ждать. Громкая музыка доносится с первого этажа, заглушая разговоры и смех. ОʼБрайен не вставляет в уши наушники, он прикрывает глаза, в надежде проспать огромный промежуток времени, как рыжий котенок, который спокойно устраивается на его животе, выбирая удобную позу, после чего забавным образом укладывает мордочку и в ту же секунду начинает храпеть. Да, сопящий котенок.

— Засранец, — шепчет Дилан, глубоко вздохнув, и последний раз смотрит на часы, решая всё-таки попытаться уснуть.

***

От лица Эмили.

Может, я правда совсем рехнулась?

Стою напротив автомата с холодными напитками, растеряно читая названия на железных баночках разного цвета. За окнами торгового центра уже четыре утра, я прошлялась весь день, так и не заглянув домой, но никто не написал мне сообщения, чтобы узнать, где я нахожусь. Может, все так заняты? Или привыкли, что я сижу в комнате, поэтому не стали проверять? Можно предполагать довольно долго, но сейчас стоит задуматься над тем, что сегодня со мной явно что-то непонятное творится. Стою, с волнением разглядывая баночки. Кола, Спрайт. Я никогда не пила подобное, ведь это неполезно, но сейчас внимательно изучаю напитки, не зная, что выбрать. Разнообразие, верно? Украдкой оглядываюсь, изучая обстановку вокруг. Всё та же тишина, людей практически не видно, охранник умиротворенно спит на посту, а джаз играет тише, чем обычно. Набираюсь смелости, прежде чем коснуться кнопки с номером восемь, но отдергиваю руку, делая шаг в сторону, когда слышу знакомый звук, безжалостно режущий ушные перепонки. Нервно глотаю комки в горле, откашливаясь, и делаю вид, что покупаю латте, пока у автомата сбоку тормозит ОʼБрайен. Его на скейте слышно во всем магазине. Парень поправляет бейсболку, уверенно нажимая кнопку. Одну и ту же, постоянно. Берет колу в красной банке, после чего уезжает с миром. Начинает рыться в карманах, но ворчит, что-то пробубнив под нос, после чего расстегивает кофту, как-то жестко опустив рыжего котенка на белый пол. Я моргаю, взволнованно наблюдая за тем, как комок шерсти бродит под ногами ОʼБрайена, с интересом принюхиваясь к шумному автомату с напитками. И чихает. Довольно мило, так что мои губы дергаются в слабой улыбке. Котенок трясет головой, после чего почесывает лапой за ушком, края которого явно повреждены.