Очнулся уже в машине.
– Охуеть можно! – он рассмеялся как сумасшедший, пытаясь найти портсигар в бардачке. Он специально его оставил в машине, и, как выяснилось, не зря. Часы на магнитоле показывали четыре утра.
Телефон выпал на соседнее сиденье, где совсем недавно раздвигал ноги его мальчик. Мэтт знал, он был таким хуевым человеком, что никому и в голову не приходило. Вот для чего была вся эта цирковая трагедия, жалкое подобие фарса.
– Сука, ёбаный ты святой кусок обосцанного говна в раздолбанной дюжиной чертей жопе Господа Бога, – он скорчился, ударившись лбом о руль. Было больно, но не больнее чем от осознания того, что он даже в таком состоянии мог общаться с какой-то недоделанной провидицей, а позвонить тому, кого он действительно полюбил, не мог.
– Мой мальчик, – сказал он номеру в телефоне. – Моя радость. Кровь моих нервов.
Палец смазал, но ткнул.
– Hallo, qui est-ce?
– Je t’aime, babe, – сказал он.
– Вы сошли с ума? Роуминг ведь, мистер Беллами! – Доминик мгновенно проснулся. – Я хочу спать с вами рядом, мистер Беллами, – шепнул он.
– Я наверное не переживу эту ночь, – Мэтт глотал слова через одно, но переговаривать не было времени. Ему будто приставили пистолет к виску. – Я очень пьяный.
– Я слышу, мой наставник. Надеюсь, вы дома.
– Дома, солнышко, – сказал он и закивал головой так, что поверил даже сам себе. – Ты просто стоишь… чтобы тебя любили вслух.
– Спасибо, – в трубке неловко замолчали. – Мне вставать через два часа.
– Спи хорошо, – Мэтт и сам засмущался. И чего он вдруг позвонил, быть пьяной скотиной – вовсе не выход, если причиняешь людям дискомфорт.
Он недоумевал ещё пару минут, в основном от того, что практически переночевал в машине, а ещё был в пяти часах от работы и почти двадцати километрах от дома. Он бы скорее умер, чем позвал кого-либо на помощь, а деньги на такси тратить не хотелось.
Открыв дверь, он оперся локтями на колени – брюки были безнадёжно испачканы – и закурил. Конечно, его вставило как в первый раз, но он терпеливо сидел и боролся с желанием отлить прямо на парковке – интуиция подсказывала, что в баре ему будут не рады. Чёрт знает как он вообще оттуда вышел.
Хотя еда бы ему не помешала. Или хотя бы горячий растворимый кофе.
Он решил проверить, сдержала ли дама своё обещание заплатить, и не обнаружил бумажника.
Украла, подумалось ему.
Мэттью рассмеялся, выронив сигаретку. Поднял её, всё ещё трясся от смеха и от холода тоже. Как какой-то психопат, он только что понял, что безнадёжно изменился и вернулся во все точки прошлого одновременно.
Ему было тошно.
Хорошо хоть телефон остался на месте.
Доминик позвонил через два часа, когда Мэттью спал на водительском сиденье.
– Как вы?
– Не лучше, – просипел Мэттью. Он уже чувствовал себя трезвым, но, осознав все свои похождения, чувствовал раскалывающий стыд. Как он мог позволить себе такое. Он промолчал.
Доминик вздохнул.
– Не пейте больше так, хорошо? Кто знает, что может случиться. Меня ведь нет рядом, чтобы бить всем рожи.
– Точно, – Мэттью обессилено улыбнулся. Было уже совсем светло.
– Я люблю вас, и мне нужно бежать.
– Напишите мне письмо, – сказал Мэттью и скорчил такую гримасу, что сам господь бог наверное испугался. – Я тоже вас.
Господи, почему так сложно.
– Обязательно. Bonne chance et bonne journée.
– Merci et exusez moi, ma joie.
Мэттью чуть не сдох от мысли о работе.
Проспав дома пару часов и едва сумев закинуть в себя пару тостов с сырным соусом, он надел серый костюм и кое-как выехал из ряда домов.
Как только Алекс увидел его помятое лицо, он буквально вскочил со стула.
– Когда я говорил «отдыхайте», я не имел в виду, участвуйте в уличных драках и дуйте травку. Хотя, может только второе… – Алекс хлопнул себя по лбу. – Неуместно. Садитесь, садитесь, дорогой. Вам нужно как можно больше чаю.
Мэттью был весьма ему благодарен за то, что он сообразил никак не касаться этой темы, не спрашивать, где и с кем Мэттью поставил себе синяк под глазом, и как так получилось, что он изрыгает огонь зелёного дракона верхом на белочке, несмотря на три раза почищенные зубы.
– Я вас прикрою, лягте поспите, – Алекс сел рядом и подпёр челюсть ладонью. Он даже погладил по плечу осторожно, будто трогал ежа, но мистеру Беллами было так всё равно.
– Это так недостойно.
– Вы забываетесь, мы люди, – сказал Алекс, с неким сожалением, – нам это свойственно. Иначе было бы скучно жить, верно?
Усмешка Алекса не порадовала, потому что, наверное Мэттью выглядел как тот самый кусок говна в заду божьем, который он упоминал так много раз, что это стало заклинанием.
После крепкого чая голова разошлась не на шутку, и хотелось просто снять её и положить на полку, рядом со всеми этими папками и лекциями, но в целом стало немного лучше.
После пары таблеток мистер Беллами почувствовал себя чуть лучше, и стоило ему только раскрыть широко глаза и снять очки, чтобы протереть их, дверь распахнулась.
– Guten Tag, – сказал пришедший, тряхнув головой. Он прикрыл за собой дверь. Он молчал.
Мистер Беллами почувствовал знакомое шоковое онемение в теле, медленно повесил на нос очки и посмотрел в лицо всем своим проблемам сразу.
– Неожиданно. Вы в гости?
– Это же тот самый стажёр мистера МакСтивена! – Алекс подорвался, приметив себе новую жертву общения.
– Так точно, – Эдвард улыбался через силу, и Алексу хватило пары секунд, чтобы сложить два и два.
– Потом поболтаем, мистер…
– Харрисон.
– Мистер Харрисон.
Мистер Беллами смотрел на него, и он смотрел в ответ, и Эдвард качнул головой.
– Можно мне сесть?
Он кивнул.
Мистеру Беллами хотелось задать кучу вопросов, например, какого чёрта вы творите, зачем вы здесь – ответ яснее ясного, работать пришёл, – и ещё много нецензурщины, которая по большей части относилась и к нему самому. Он нахмурился и пожалел об этом – синяк под глазом и ссадина на виске заболели одновременно, нанося сокрушительный удар по нервной системе.
– Вы неважно выглядите, мистер Беллами, – сказал он. Мэттью уже и забыл, какой он, Эдвард Харрисон. Его лояльная манера, совсем непохожая на манеру Доминика, то, как он говорил вещи, как выглядел при этом. И от этого Мэттью злился. – Простите.
– Ничего. Я хотел бы побыть один, если вы позволите, – сказал он.
Давай, покажи мне, как ты среагируешь на то, что твой чёртов принц на ебучем белом коне разваливается по частям, а не с надменным видом взвешивает твои шансы попасть в его постель.