– Чтоб ты знал, Ховард, я хочу тебя выебать, даже когда ты этого не хочешь. Чтобы ты передумал и молился на меня, молился, чтобы я перестал делать это с тобой.
Он откинул голову на постель, как и тогда, и позволил воспоминаниям затопить сознание. Ховард был хрено́вым пассивом, но его щедрое «бери» восполняло все недостатки до упора. Он хотел, чтобы было, как хочет он, и эти варианты оказывались самыми желанными и точными. У него была чарующая задница, крепкие плечи и хитрый, изворотливый ум, который он не мог скрыть. Который блестел в его глазах, и только ленивый мог не увидеть, не понять.
Мэттью на самом деле был не готов отпускать Доминика. Пойти наперекор собственным решениям он тоже не собирался. Поэтому оставалось лишь одно – он сжал пальцы на головке – позволить судьбе нести его в своём потоке. А уж он выхватит, что ему нужно.
Он представлял себе, хотя и находил жалкими фантазии, как бы трахал его снова и снова, и весь мир бы содрогался от его радости. Мало бы не показалось.
Под конец косяка Беллами наплевал на приход, вытерся майкой и завалился спать, даже не открыв на ночь окно. Следующий день ожидал его с горсткой папок и студентов, которые обязательно будут рады его видеть. А он будет рад отвлечься. Основная масса уже улеглась, и ему совсем не хотелось возвращаться к чувству потерянности.
Он нашёл себе новую книжку для чтения с самого утра – новостная сводка осточертела. Королева завела твиттер, Кейт беременна – кого ебёт? Мистер Беллами в последние полчаса решил побриться, в наушниках божественное диско, и всё снова возвращалось на круги своя. Больше не к кому было прислушиваться, и он мог спокойно хоть умереть с резинками в ушах – никому не было до него дела. Но на работе его ждало кое-что получше.
– Я буду твоим оператором, детка, я контролирую всё, – протянул он тихо, прежде чем покинуть салон авто и отправиться прямиком в знакомое здание.
Ошивающиеся в курилке уже ко второй паре ребята поздоровались почти что всё, каждый счёл своим долгом безответно обеспокоиться о его делах, и мистер Беллами наслаждался соответствующим ситуации важным кивком головы и ответным «здравствуйте».
Мистер МакСтивен совершенно урезал свои сеансы перекуров, чего обычно не позволял себе. Точнее, ничему не позволял нарушать свой режим курения. В голове ещё звучала давнишняя мелодия, но мистер Беллами даже не задержался на остром уколе воспоминаний, которые просились войти, но разрешения уж точно получить не могли.
У его стола сидел Крис, рядом стояла Келли и держала его за плечо. Мистер Беллами почувствовал себя так, будто зашёл на заседание суда, который вершили над ним и начали делать это заранее, не дожидаясь его появления.
– Вы с первой партией уроков?
– Да, – Келли вскинула голову. Крис был в целом угрюм.
Мистер Беллами скинул пальто и тут же уселся перед ними, принимая плотные папки с планами-конспектами в руки и листая их. Он пробежался глазами по соответствию тем уроков планированию, составленному в начале папки, несколько раз одобрительно кивнул. И чувствовал себя не в положении в чём-то упрекать Келли и Криса, которые всё ещё делали вид, что ничего не произошло.
Доминику больше некуда было идти. Мистер Беллами знал это.
Пока он не угробил отношения ещё и с ними.
Он усмехнулся.
– Вы в порядке, мистер Беллами? – спросила Келли. Её беспокойный взгляд бегал по его лицу. Он кивнул.
– В полном.
– Это хорошо, – буркнул Крис.
– Ваши зачётки, господа.
Он расписался с немалой гордостью. Крис и Келли были одними из его самых первых студентов в университете, как и Эдвард, когда на него спихнули немецкий язык, а он не нашёл смелости вставить свои пожелания. Хотя не хотелось бы ему знать Ховарда так долго. Можно было рехнуться.
– Я отправлю к вам Шиван, но вряд ли она будет сильно покровительствовать, – он прочистил горло. В груди боролись между собой довольство и недоумение. Неужели они не собирались… лезть в его дела?
Он посмотрел на две добрые кивающие головы. Нет, не собирались.
– Вы – образцовые студенты. Клянусь божьей матерью Марией.
– Не стоит похвал, – Келли странно улыбнулась. – Ну, мы пойдём. Электронная копия у нас есть.
– Хорошего дня, – сказал Крис, поднявшись, и на этом они покинули мистера Беллами, тихо прикрыв за собой дверь.
Были ли они на его стороне? Считали ли, что Доминик сам виноват?
Мистер Беллами оказался озадачен тем, что, к его же удивлению, он не считал больше Доминика во всём виноватым. Корни всей этой ситуации росли из глубокого прошлого. Семь месяцев были большим сроком. Если бы Доминик не начал напрашиваться, а мистер Беллами не начал его стимулировать, то ничего бы так и не произошло. Хотя…
Он с досадой оборвал себя в своих же размышлениях. Нужно было немедленно приниматься за работу, чтобы успеть ещё пару студентов, прежде чем прочесть первую за две недели лекцию.
Капранос хорошо поработал с третьим курсом. Просто прекрасно. Мистер Беллами совсем не находил пробелов в их владении материалом. Он поставил себе на заметку при случае похвалить Алекса, который был более чем рад получать похвалу, хоть и относился к ней шутя, в ответ чаще усмехаясь.
Но даже любимая работа не могла заменить ему вечерний приём «лекарств». Он успел только подумать о том, что было бы прискорбно впасть в зависимость, прежде чем не поверил сам себе – день пролетел в один миг, а в руке оказался косяк.
Мэттью знал, что в наушниках его голову будут разрывать импульсы и объёмные фигуры, которые воплотит в жизнь музыка. Он также знал, что голос в голове заменит ему собственные мысли.
Он оправил свой чёрный костюм. Стены казались какими-то пожелтелыми и старыми, когда он касался их пальцами, на ощупь выискивая путь к свету. На столе лежала ручка, руки сами принялись что-то выводить на испачканном листе. Он надел своё пальто и шёл, шёл так далеко, как позволяли ноги. Он подошёл к дому, который имел поразительную схожесть с его собственным. Пальто казалось нелепо большим, когда он запахивался плотнее.
В доме был он. В облегающих трико, с какой-то тряпкой через плечи. Лёг, манил к себе. Мэттью сходил с ума. Он нащупал на плече крест, а позолоченная цепочка на шее обернулась удавкой. Доминик подзывал пальцем и улыбался, у него были большие-большие глаза.
С каждым ударом пульса в челюсть он расстёгивал одну пуговицу. Тень накрыла его, когда Доминик поднялся и подошёл – за его спиной была икона.
– Сделай меня своей Марией, – он смеялся.
Ничего не стоило запечатлеть на его губах цепкий поцелуй. Головой завладела смута, он чуть не потерял сознание, а когда попробовал потереть лицо, то не смог. На месте лица был уродливый скрещённый клюв.
И где-то сверху, в голове, кто-то шептал: «грешник, грешник, грешник».
Мэттью распахнул глаза и содрал с себя наушники. Единственным, что он слышал, было его же громкое дыхание и шелестящая из наушников песня. Постель была всё такой же мягкой. Он метнул взгляд на пепельницу, в которой лежал истлевший косяк, затем ощупал свой нос и в тихой истерике рассмеялся.