После стакана воды из-под крана, Мэттью более-менее уверенно захлопал глазами.

– Вылез из постели, потому что надоело лежать. Что вы сделали со мной? – спросил он.

Доминик пожал плечами. Только через десять молчаливых минут Мэттью нагнулся к Доминику и взял его за подбородок пальцами, заставив посмотреть на себя.

– Эй.

Доминик никогда не был параноиком. Он вскочил и обнял Мэттью, схватил руками и долго не отпускал. Хотя Доминик и любил заправлять делами, Мэттью создавал странное ощущение собственного господства, будто и правда охранял что-то настолько важное внутри себя, что даже перед самим собой кривил душой. Доминик не мог знать этого наверняка, но в какой-то момент в нём открывался инсайт, и он думал и думал, и думал, выдумывая, наверное, половину неправильно, и пугая самого себя.

– Я не мастер утешений, но всё будет хорошо, мистер Ховард, – сказал он. Тихо и проникновенно даже.

Вот об этом Доминик и думал.

– Я не хочу работать. Я боюсь.

– Что?

– Я запутался, – Доминик чувствовал себя бессильным. Отчаявшимся и отчаянным.

– Опять же, я не мастер, но вы кажется в депрессии.

– Наверное, вы правы, – сказал Доминик и усмехнулся. Ему было горько, а потом стало смешно. – Я только что думал о вас как о каком-то члене куклукс клана.

– Это как? – Мэттью сел на стул, и Доминик тут же уселся на него сверху, схватив холодные пальцы в захват своих горячих ладоней.

– Вы страшный человек.

– Я в курсе.

– О чём вы думаете, когда молчите?

Мэттью хмыкнул.

– О том же, о чём и вы. О том, что нужно приготовить на ужин, или что скоро платить за воду. А о чём я должен думать?

Доминик вдруг сильно расслабился и даже зевнул.

– Это уже не важно.

– Вы уже вышли из депрессии? Поешьте ещё.

Доминику снова захотелось избить его подушкой, но таковой под рукой не оказалось.

– Ваши дамские истерики делают мою жизнь светлее, – сказал Мэттью. Он помолчал и добавил: – Я подумал, что вам понравится это услышать.

– Зачёт вам по человеческому общению.

– А теперь собирайтесь на работу, потому что если через пять минут вы не оденетесь, то опоздаете наверняка.

– Даже если меня подвезут? – Доминик сощурил глаза и чмокнул Мэттью, на что тот начал отфыркиваться.

– Бесстыжее создание.

– С вами иначе нельзя, – Доминик снова прижался губами к его, да так и сидел ещё долго, слушая чужое дыхание, которое ни на секунду не сбилось. – Чем займётесь?

– Буду смотреть видео.

– Я вас понял, – усмешка Доминика явно не понравилась Мэттью, и он свёл брови вместе. – Имитируете любовь, значит. Просто представьте, что я алкоголик и написал пару сотен песен о сексе.

– Хотите услышать некоторые размышления?

Доминик каждый раз удивлялся этому вопросу. Конечно, он хотел. Он умолял об этом и молился богу перед сном, хоть бы мистер Беллами впустил его в свою голову.

– Фанатизм это одержимость, следовательно, если фанатизм приравнять к любви, то моё восприятие вас это она и есть. Странно, но это так – я держу вас, и я бы не смог…

Он замолчал.

– Что?

Тишина.

– Пожалуйста?

– Если вас не будет, я сойду с ума. Наверное.

– Не сойдёте. У вас слишком большой ум, сойти с него, наверное, очень трудно.

Одно касание губами превратилось в мейк-аут сессию. Доминик охнул, когда его схватили за бедро и скользнули между ног.

– А теперь пора одеваться, – сказал он, смешно нахмурившись, и всё в мире для Доминика остановилось, даже время.

Уже в машине, после пяти минут отборного нытья, Мэттью сказал:

– Потерпите. Надо работать. Вас просто засосало в рутину, а вы её не любите.

– Не люблю.

– А вы подумайте о том, сколько денег у вас будет, чтобы покупать вино в Париже в первую же неделю. Или ухватить свежий банан в лавке.

Доминик улыбнулся и отвернулся, чтобы посмотреть в окно.

– Высадите меня поблизости, чтобы никто не видел. Я понял недавно, что вокруг полно зевак, а что нам с вами делать в выходной вместе?

– Мы друзья, что в этом такого.

– Нет, мы с Крисом друзья, – сказал Доминик, отрицательно качая головой. – Et vous êtes mon professeur, mon maître.

Мэттью пожал плечами, едва ли соглашаясь.

Они были просто хорошими знакомыми, это максимум, что они могли себе позволить. Не вдаваясь в подробности, конечно же.

Доминик всё-таки не удержался от короткого поцелуя и с совершенно иным настроем приступил к работе, начав воспринимать её, по совету Мэттью, естественным занятием, которое к тому же приносило прибыль.

Свалив всю работу на Кэтлин, которая ещё должна была ему за прошлый раз, когда задержала своими разговорами, Доминик совсем не по-мужски уходил на перекур, а в остальное время просто пробивал заказы в кассу.

В конце дня, что сказать, было настолько скучно, что Доминик готов был убить человека.

Читающееся в глазах Мэттью «побыл бы ты на моём месте» добило его окончательно. Мог бы и не заезжать, если уж так устал.

Да, Доминик слушал глупую музыку про любовь, молодость и танцы, смеялся с чего угодно, но это не делало его нежелательным дополнением в чьей-то жизни.

Его глухая обида продержалась от силы полчаса, когда он отказался от ужина и уселся на стул, который отнёс на балкон.

– Что-то не так? – спросил Мэттью, просунув голову из-за двери.

– Всё так.

Доминик прикрыл глаза и втянул в себя дымок самой гейской песни про любовь в мире.

Мэттью вышел через пару минут и накинул на плечи свою старую байку. Он был холодным, но согретая им байка вовсе нет. К тому же его поступки мешали Доминику даже злиться.

– Мне нравится эта песня, – сказал он и кивнул головой по привычке, как делал, когда одобрял что угодно. – Возвращайтесь на экзамены. Осталась всего неделя.

– Скучаете?

– Скучаю, если угодно.

Доминик вздохнул. Он был таким идиотом, что позволил себе… всё это.

– Люблю.

– Докажи.

Доминик хотел бы отпустить сарказм по поводу того, что что-то вообще могло вылететь из его маленького рта столь быстро, но не успел. С ума сойти. С ума сойти, он больной на голову, на душу и на всё остальное тоже. Телефон так и остался похрипывать на балконе, пока Доминик жмурился и сжимал руки в кулаки. Он не мог ни сидеть, ни лежать, и это было чем-то между, пока Мэттью просил его одними только жестами сделать всё самому в этот раз.

Господь, внутри него всё-таки был ад.

Не бывало рая, лучшего, чем это пекло.

– С ума сойти, – сказал Доминик и снова засопел. Мэттью всегда смеялся с него, когда они менялись, потому что Доминик был настолько сосредоточен на происходящем, что даже не стонал. В этот раз на его лице не было и намёка на улыбку.