– Чего вам?

– Я не хочу больше учить. Я устал.

– А я нет?

Мэттью никогда не пытался действовать на нервы или принижать чью-то результативность. Он и правда почти не появлялся дома, и Доминик никогда бы и в жизни не подумал, сколько усилий совершают экзаменаторы. Даже работающий и учащийся Доминик не видел его днями.

– Вы знаете эту историю. Всё то же, у всех. Когда ученик становится другом. Я устал тратить энергию.

– И все они такие пирожочки, когда видят слабости в нашей осаде, а потом предают нас при первой же возможности ради шанса понравиться тупым одногодкам из других групп, – Мистер Беллами приоткрыл один глаз и вздохнул, его дыхание было мятным от пасты.

– Конечно я знаю, и вы, мой мистер Ховард. Способный студент, прущий на таран, шепчущий на ухо первой же знакомой, что мистер Беллами одинок и на самом деле не так уж и колок, этот Доминик Ховард, поглядывающий на то, как неважно он паркуется и застёгивает пальто не на те пуговицы.

– Нет, не правда, – воспротивился Доминик. А потом вспомнил, как перемывал косточки под столом, с Эдвардом, как издевался над всеми пищащими комками, которые едва доживали до бакалавра и ходили в университет, казалось, только по одной причине – поглазеть на преподавателей.

– Я совершил ужасную ошибку, допустив дружбу со своими первыми подопечными. Кристофер и Эдвард. Один нашёл себе подругу, с которой мне пришлось дружить тоже, а второй…

– Я в курсе, – сказал Доминик и подумал, что сказано это было как-то грубо. – Извините, мне очень нужен совет.

– Не будьте никому другом. Дети – хитрые, дети предатели. Между дружелюбием и дружбой есть одна большая разница – первое вас ни к чему не обязывает. С какой-то стороны вам вообще должно быть на них плевать. Это заставляет их тянуться за нами. Некоторым, – и Доминик учуял, что Мэттью говорит про себя, – это даётся нелегко, их это утруждает, а другие, вы, мистер Ховард, созданы чтобы быть образцом и можете нести это бремя.

После столь серьёзных философствований Мэттью сладко зевнул.

– Вы – самый что ни на есть пример для подражания, – шепнул Доминик, поглаживая его плечо большим пальцем через одеяло.

– Поддаваться нельзя. Мне всегда было легко ставить заслуженные отметки, особенно там, где устный ответ не ограничивался критериями оценивания. Я за справедливость. У меня всегда есть свои критерии.

– Мгм, – с удовольствием протянул Доминик, будто это он был старше на десять лет и слушал детскую болтовню.

– Вы поддавались всегда, я видел. Это ваша плата за эмоциональную чувствительность. Ученик решит, что вы его предали, но вежливость напомнит ему, что вообще-то вы ему ничего не должны. Это он вам должен.

– Это тяжело. Мне очень тяжело. Я там всех знаю.

– На это я и рассчитывал, Доминик. Не надо бояться. Je te promets que tout ira bien.

– Я не боюсь.

– Bien sûr que non, ma joie.

– Je vous aime très fort, – Доминик сказал это так тихо. И теперь он боялся.

– Rappelle-toi ce que je t’ai dit, rappelle-toi mes conseils. Bonne nuit. [*]

Он отвернулся и не проронил ни звука, ни вздоха. Только задышал спокойно и вдруг уснул.

Доминик не чувствовал себя обделённым и не хотел ответных признаний. Но ему было так страшно открываться, показывать руку, быть честным вслух.

Он думал о своём уроке, пока засыпал, и уже ничего не боялся. Он помнил все советы, он помнил. Все до единого.

Утром того самого дня мистер Беллами открыл рот, чтобы, наверное, спросить, как у Доминика настроение, но увидел перед собой нехитрый салат из цуккини и запечённую картошку в аппетитной корочке. Доминик танцевал перед столом в наушниках, притоптывая ногой, и подмигнул Мэттью. Тот не спросил, со скольки утра Доминик этим занимается. С пяти.

Доминик вздохнул и присел на стул, сдёргивая наушники.

– Доброе утро, мистер Беллами. Завтрак подан.

Мэттью молчал, изредка делая комплименты стряпне. Его молчание скорее было задумчивым, чем грубым. Он был красив по особенному с этими морщинками мыслей меж бровей, с сонными глазами, но совсем не вялой челюстью. В целом, ему было очень хорошо, пока он раздумывал о своём, с аппетитом жуя свой завтрак.

– Как мы поедем?

Доминик хотел задать вопрос, но после и сам всё сообразил.

– Я на велосипеде.

– С другой стороны. почему я не могу вас просто подвезти. Там никого кроме Алекса и Андерсона из знакомых не…

– Декан? Какого чёрта, – Доминик отодвинулся вместе со стулом от стола, гадко шкрябнув ножками по полу.

– Ma joie, – Мэттью потёр лицо рукой и так и остался сидеть с ладонью на губах. – Среди всех претендентов вы, и я, не хочу показаться самодовольным глупцом…

– Ну?

– Мы ему нравимся, говоря вашими словами, мистер Хо…

– Да ладно! – Доминик хлопнул себя по колену. Присутствие декана на уроке, вот вам и новости. Как будто ему больше нечем заняться, только и делает, что на уроки ходит.

– Мне нужно чаще спрашивать у вас, как дела на работе.

– Возможно.

Они помолчали.

– Волнуетесь? Не волнуйтесь. Вы прекрасны.

– Вы просто влюбились, мистер Беллами, – пошутил Доминик.

– Да, сам себя не похвалишь, конечно, – сказал Мэттью и улыбнулся. – То ли дело полгода назад, вы готовы были плашмя валяться у меня в ногах за любое хорошее слово.

– Неправда, неправда, – Доминик показал ему язык.

– И всё же. Помните защиту бакалавра?

Да, Доминик помнил. Декан улыбался как отец родной, мешал рецензенту задавать вопросы и открыто намекал на то, что студент сейчас должен посвятить десять минут описанию своих достоинств.

– Он за нас. Любой студент на обмене это деньги. Нам ведь тоже кого-нибудь пришлют. Да и репутация…

– Все думают о чём угодно, но не о качестве урока.

Мистер Беллами пожал плечами.

– Как будто это новость для вас. Готовьтесь не облажаться по обычным пунктам, по правильному использованию ТСО в частности, и не забудьте про рефлексию.

– Да, да, да, – Доминик и не старался стереть улыбку с лица. – Я наполовину магистр. Я в курсе.

Словив скептичный взгляд, Доминик допил свой чай и поднялся, чтобы сделать Мэттью кофе.

После часов борьбы с дремотой, нависшей, как тучи над землёй, Доминик благодарил всех возможных божеств за то, что у мистера Беллами есть водительские права, авто и желание его везти. Он уже устал думать о том, кто придёт и какими они будут, и будут ли они говорить по-французски или по-английски, и какие у них будут претензии, какие лица. Как его встретят его любимые дети, и…

– Это кто вам рассказал-то? – вдруг вырвалось у Доминика. Как он не думал об этом раньше? Мистера Беллами не было с ним в первый год работы, это точно.

Рука его замерла на руле, но он не изменился в лице. Помолчав немного, Мэттью криво усмехнулся.

– Келли.

– Я так и знал, – сказал Доминик, с одной стороны отдав честь своей догадливости, с другой – совершенно не удивляясь. Кто ещё мог?

– Они будут в шоке. Но у вас будет час чтобы разогнаться.

– Господи, мистер Беллами, – едва слышно выдохнул Доминик.

– О, я забыл сказать?

Доминик улыбнулся и отвернулся к окну. А может, он и правда забыл. За две недели ни слова?