В какой-то момент Мэттью начал что-то ему рассказывать, но слова ускользали из зоны понимания, сбиваясь в клубки.

– Когда у вас выходные? – одеяло рядом опустилось, и следом за рукой в волосах на грудь закрался кот.

– Послезавтра.

– Нужно поесть и спать, – сказал он и лёг на бок поперёк кровати. Доминик оперся головой о его живот, выдохнув. – Я посмотрю курсовую.

– Ладно.

Мэттью сопел ещё пару минут где-то сверху, тоже наверное задумавшись о своём, а потом решил покинуть Доминика, напоследок наказав не спать, пока не поест.

Разговора за столом избежать было можно, и сегодняшний вечер был из разряда тех, когда Доминика вообще раздражала сама мысль об изъяснении. Его не устраивали любые слова, и он ненавидел тот факт, что Мэттью не мог просто прочитать его мысли и избавить его от необходимости раскрывать рот. Мысли и так тяготили его. Возможно, много думать ему было и в самом деле вредно.

Плотный ужин и чай вернули ему нейтральное настроение, и он всё-таки поделился своими соображениями.

– Я не хочу увольняться, но мне нужно работать на рейтинг и готовить уроки. А я… расползаюсь. Самое время, – в конце он совсем скатился в ворчание.

Мэттью почти никогда не говорил телом, но волшебный фантом его пальцев на плечах объяснялся только его собственным недоумением. По нему всегда было видно, когда он готов был идти на контакт – он замирал в эти мгновения особенно резко.

– Я не призываю вас расслабиться, но забейте на уроки. Просто забейте. И на собеседование тоже. Впечатлёны они не будут, это формальность и для них, и для нас. Что важно, так это результаты и практика речи. Всё как всегда – вы работаете на зачётку, зачётка работает на вас.

Он медленно подгребал к себе посуду, пока говорил.

– Работу бросать не обязательно – столько свободного времени вам точно не нужно, а деньги никогда не помешают. Вы позволяете на себе ездить.

– Я не…

– Позволяете. Рвение похвально, особенно там, где к этому не относятся как к данному. Вы студент, у вас есть свои права. Будьте более бдительны, если не здоровье, так университет не потерпит долгого отсутствия.

Доминик поднял голову. Смотреть ему в глаза, когда он, казалось бы, практически отчитывает, было диким удовольствием. Доминик вцепился в его глаза, и голова тут же прояснилась, будто облака разогнали огромным феном и ослепило солнце. Он никогда раньше не был так сильно зависим от одного человека, и от этого по позвоночнику бежали мурашки.

Он слишком устал, а крайности в настроении сравнительно недавно стало сложно контролировать. Хотелось сжать его в объятьях и попробовать вдавить в себя, вдруг они всё-таки сольются в одно и больше никогда не пойдут разными путями. Доминик прекрасно понимал всё, и недосказанное желание Мэттью оставить его рядом на последний год, и свою больную зависимость тоже.

Они внезапно (для него) перешли к той стадии, когда после помытой посуды следовала совместная вечерняя чистка зубов под однотонный мотив, а потом неотъемлемая часть погружения в сон – дыхание на щеке.

На следующий день церемониал повторялся заново – кофе, чистка зубов, пары, работа, лёгкий упрёк с оттенком вечера в голубых глазах. И ещё через день – с небольшими изменениями. Две переменные – пары и работа – могли чередоваться или заменять друг друга. Апогей, как результат порхающего стиля жизни, настиг Доминика внезапно – он вдруг понял, что миссис Краулиц перед ним с наимилейшим видом выводит в протокол заглавную букву его имени.

– Я не имею права даже слушать вас, мой милый, – она издала полный неведомой даже римлянам печали, будто сама только что потерпела поражение всей жизни, а в глазах её было целое ничто. – Рейтинг я не смогу изменить.

Я не ходил на лекции при условии, что буду писать конспект. Двуличная вы сволочь.

Доминик сжал зубы и улыбнулся, пытаясь выглядеть как можно более понимающим. Не факт, что ему это удавалось.

– Я понимаю.

Он просидел ещё минут пять, пока отвечали на семинаре другие, а после скользнул за дверь с сумкой.

– Пошла ты, – сказал он себе под нос и направился на улицу. Идеально скрученная сигарета в другое время порадовала бы одним своим видом, но в таком состоянии ничто не могло ему помочь. Доминик ненавидел терпеть поражения.

Именно сейчас, когда ему жизненно важно было иметь идеальный диплом, его били по голове обухом и поливали холодной водой из ведра одновременно. Он достал телефон, чтобы набрать мистера Беллами, но вовремя вспомнил, что у того тоже есть занятия, поэтому набросился на первую же встречную знакомую. Ею оказалась, на счастье, его старая знакомая, Кейс, которая некогда продалась ему за пончик на паре у МакСтивена. Она умела пересказывать слушки, ничего не скажешь. Жаль она не догадывалась тогда, да и сейчас, насколько мистер Беллами на самом деле их все превзошёл.

Он сходу начал жаловаться на незадачливого преподавателя, считавшего себя вправе говорить одно сегодня, а завтра делать совершенно противоположное, и, получив несколько каверзных историй в поддержку, узнал, что точно такая же ситуация приключилась и с Кэс на прошлой неделе. Она тоже вынуждена была работать, правда, по иным причинам, и, направляясь в кафетерий, они вовсю обсуждали всех особо насоливших на студенческие раны.

– Ой, – она вдруг понизила тон, – тише. Мистер Беллами идёт.

– М? – Доминик завертел головой.

– Ты уже и забыл, как он выглядит, наверное, – она хихикнула. – Мистер Беллами не любит, когда кого-то обсуждают. Недавно МакСтивен нажаловался, они-то смеялись, – Кейс всё шептала, даже когда от пролетевшего мимо Мэттью остался лишь шлейф парфюма. – Но Райдеру потом досталось по почкам. Адская двоица.

– Я так много работаю, что совсем не в курсе, что пропускаю.

Доминик обмозговал сказанное ею только через добрых полчаса и чуть не рассмеялся в голос. Забудешь ты, как он выглядит, конечно. Такого доктора наук.

Когда Доминик нашёл мистера Беллами в одиночестве в лаборантской, им за мгновение овладела былая злоба.

– Вот, – он плюхнулся на стул и протянул бумажку едва понимающему что происходит мистеру Беллами. – Овца.

– Не ругайтесь, – сказал он с присущей ему холодностью, просматривая все результаты. – В целом, почти идеально.

– Да вы шутите, – Доминик глубоко вдохнул и засунул ладони между колен, нервными рывками потирая рифлёную ткань джинс чтобы успокоиться. – Что теперь делать?

– Хорошо хоть зачётная, – сказал Мэттью и хмыкнул совсем невесело.

Взбесновавшемуся снова Доминику было непросто успокоиться – он редко когда так злился. Брал пример с некоторых, пытаясь подавлять ненужные эмоции. Он даже не мог вспомнить, когда в последний раз злился по-настоящему. То ли когда пинал какого-то дебила в живот, то ли когда хлопал дверью и уходил к Крису и Келли.

– А теперь новость, – сказал Мэттью и усмехнулся.

– Смешно? Давайте, пошутите охуенно. Самое время.

– Так, – взгляд исподлобья охладил его. – Кто-то сейчас договорится.

– Прошу прощения, мистер Беллами, – сказал Доминик, кривляясь.