– Как его забудешь! Заказываю пять тортов. Ваш ненаглядный мусье Беллами в воскресенье справил свой день рождения, а нас даже не пригласил.
Доминик чуть не прыснул, но сумел сдержаться, понадеявшись, что это можно счесть за подыгрывание шутке. Мистер МакСтивен выглядел необычайно свежо в своём, однако же, несменном костюме, пах любимыми сигаретами, на свисающем с его шеи полосатом шарфе поблёскивали капельки дождя.
– Чего пожелаете? – спросил Доминик и вдруг до того облюбовал свою роль, играть которую почти не возникало необходимости в последнее время, что ему захотелось повернуть время вспять и изменить события того рокового Сочельника.
Он работал бы в кофейне, не прогуливал бы пары и с затаённым обожанием смотрел бы на стройную фигуру мистера Беллами в старом сером костюме-тройке (сегодня он был в новом, чёрном).
Доминик следом рассудил, пока орудовал стаканчиками, что вряд ли удовольствие наблюдать его в таком обыкновенном ключе стало бы для него таким же желанным, ведь самые простые вещи в жизни мы ценим только после череды неудач, сердечных проблем и головных болей.
Скорее всего, он был бы уже нейтрален – мистер Беллами не раскрыл бы ни одной своей карты и не дал бы тем самым собой увлечься в столь сильной степени.
– На самом деле, – сказал мистер МакСтивен, подозвав Доминика присесть с ними за низкий столик. Доминик устроился напротив них обоих, на стуле, поправил свою белую рубашку, в которой, он мог поклясться, выглядел великолепно, и обратился весь во внимание, зная, что от мистера Беллами не укрылось то, как он положил ногу на ногу под столом. – Я пришёл с новостями.
Сделав комплимент напитку, приготовленному кофе-машиной (мистер МакСтивен почти не терпел кофе в любое другое время), он сказал:
– Всем нам известно, что ненаглядный трудящийся студент мистера Беллами, – выбираемые им фразы заставляли усомниться во всём, включая его понимание ситуации, – собирается представить себя парижскому TEFL. И я счёл своей обязанностью помочь вам обоим.
Доминика так и подмывало спросить, это ли была шутка, подразумевающая влюблённость преподавателя (студента?), или же манипулятивность последнего, или всё-таки открытый намёк на осведомлённость мистера МакСтивена? Но мистер Беллами был погружён в своё естественное спокойное состояние и потому был прекрасен, так что ни к чему было устраивать балаган – стоило просто задать ему вопрос, когда они останутся наедине.
– Я отправлял во Францию пятерых, прошли трое. У уважаемого и любимого нами всеми мистера Беллами не было ни одного такого прецедента, потому я и хочу рассказать вам кое-что, прежде чем вы…
– Подождите, то есть… то есть, – мистер Беллами улыбался, воплощая загадку в своей человеческой ипостаси. Доминик даже не успел понять, когда всё это произошло. – Я в программе?
– Да, – только и сказал мистер Беллами, снова замолчав. Теперь он медленно таял – в его глазах появился блеск.
– У него вот-вот случится припадок, видите? – мистер МакСтивен не упустил повод пошутить.
– Вовсе нет. Я само спокойствие, – сказал Беллами, но его голос дрогнул, возможно, удивив и его самого. Мэттью и сам не ожидал обычно, что способен вообще испытывать эмоции. Они накатывали на него так внезапно.
– Через неделю вам нужно будет провести урок и мероприятие в старшей школе, – снова начал говорить мистер МакСтивен.
– Как будто вы едете туда учить французов французскому, – прервал его мистер Беллами, фыркнув.
– Будет много народу, – продолжал мистер МакСтивен, но в голове у Доминика всё уже свершилось, и более того, закрутилось, завертелось, вскочило на цирковое колесо и полетело с горы.
Он пытался продумать, к кому лучше прильнуть в данной ситуации. Безусловно, мисс Кеннеди была бы рада оказать ему помощь, но, вспомнив своё предыдущее «минное поле образования», Доминик твёрдо решил – его первый учитель, которой он был как сын, обязательно поймёт его и успокоит, хотя тот факт, что Доминик волновался, был для него также невидим, как наличие эмоций для мистера Беллами.
– Второй шанс, если урок был не очень – а он почти всегда не очень, и к вам это мало имеет отношение – собеседование, и третий – экзамен по практике речи.
– Можно собирать вещи, в общем, – сказал Доминик и улыбнулся. Его отвлекли покинувшие кофейню молодые девушки, оставившие после себя стаканчики и мелкий мусор. Он покачал головой.
– Самое сложное тут – конкуренция. Зайдите как-нибудь к мистеру Капраносу, спросите, сколько в списке претендентов. Мест всего двадцать.
Доминику на секунду стало не по себе. Зря он собачился с Капраносом – он мог продвинуть его кандидатуру в первую десятку и тем самым выиграть приоритетность. Вряд ли он горел желанием, после того, как Доминик обернул свой стиль общения резким к нему краем.
Новые посетители отвлекли его, а мистер Беллами украдкой послал ему свой ясный, спокойный взгляд. Доминик, правда, не понял, что он хотел внушить, но неосязаемая глубина успокоила его. Он даже взбеленился заранее, решив добиться всего сам, безо всяких там Капраносов, а в случае поражения сохранить свою честь и отказаться от столь долгоиграющих мечтаний.
Приготовив девушке капучино, Доминик снова уселся напротив о чём-то смеющихся преподавателей.
– А знаете, кто ещё собирается побороться за место под парижским солнцем? – несмотря на вечно ровный тон, Доминик знал, что мистер Беллами готовит для него какую-то бесцеремонщину. – Кейт Честинг.
– Да чтоб её, – в сердцах сжав пустой стаканчик мистера Беллами, воскликнул Доминик. – Теперь-то я просто обязан.
– Поторопитесь, а то Капранос падёт перед её чарами раньше, – издевался он.
В глазах мистера МакСтивена блеснуло веселье, хорошо скрывшее понимание чего-то, что, возможно, даже Доминику было неизвестно.
– Ладно, пора бы нам возвращаться, – предложил мистер Беллами, не заметив неловкой заминки. – А вам – ходить на пары. Я не могу покрыть всё, это попросту некрасиво.
Пожав на прощанье руки обоим, Доминик, с новыми силами и полный невиданной решительности, вернулся за ноутбук.
В его голову закрались странные мысли. Только что он радовался наличию работы и места чтобы побыть самому собой отдельно от некоторых особо хладнокровных преподавателей, а после небольшого напоминания о расстановке приоритетов уже подумывал, не уйти ли с неё. Нужно было делать столь многое одновременно – экзамены были не за горой, скоро давать открытые уроки, готовиться к собеседованию. Получить лучшие результаты было тяжело, не потратив достаточно времени на простое присутствие в университете – чёрт бы с ними, с лекциями, но семинары и практикумы особенно были мозолью почти всех важных Доминику преподавателей.
Всё смешалось. У Доминика уже был опыт налегания на всё сразу, и приводило такое расточительство не всегда к наилучшим последствиям или даже результатам, и он мог бы пытаться успеть всё, но теперь у него возникал вопрос: а стоило ли?
Домой он прикатил не столько озадаченный, сколько окутанный неясным туманом хандры. Будущее блистало в голове надоедливой брошкой, мелкой крошью звёзд на расстоянии, которое было всё одним мутным вакуумом.
Мистера Беллами было нелегко найти, хотя он и сидел за своим столом, редактировал вопросы на один из семинаров по методике, то и дело пряча сопливый нос в кружке с травяным чаем. Доминик упал на кровать с ноутбуком, включил микстейп подающих надежды канадцев и прикрыл глаза.