Сам Доминик не упускал возможности подышать в шею или вдруг обнять со спины, крепко-крепко прижавшись.
– Я думаю, мистер Ховард, – начал Мэттью, сам не зная, откуда это взялось, – что вы просто самовлюблённая сволочь, которой нужно, чтобы её хотели. Шах и мат.
– Да, я самовлюблённая сволочь, – промурлыкал Доминик, лёжа у него на плече.
– Давайте завтракать, опоздаем.
Попав в университет, они тут же разбежались в разные стороны, и Доминик даже не выходил покурить. Только жаловался по дороге домой, что, проводя так много времени с мистером Беллами, теряет все свои контакты, и сетовал на невыносимое желание общаться. Мэттью только диву давался – Доминик работал в кофейне, куда каждую смену заходят по полсотни человек уж точно, за исключением особо тихих дней, и ему было мало. Но Доминик отрицал эти намёки; работа ведь – это работа. Если бы его работой было заводить друзей, сказал он, это была бы лучшая работа в мире.
Под надзором Мэттью, Доминик составил себе чёткий план того, как он собирается посещать лекции и совмещать это с работой, чтобы облегчить обоим жизнь и десять раз не перезванивать, когда будут меняться планы. Были дни, когда он гарантированно забирал Доминика – вторник, четверг и пятница. В остальном же три недели секса, документов, курсовой и семестровых Доминика и ещё четырнадцати человек закончились удивлением Беллами. Он взял три выходных – они собирались поехать в пятницу, которая была весенним гос. выходным, посвятить три дня более личному осмотру Лондона и, наконец, добраться во вторник до Арены. Утром – поезд и дом, и выходной в среду, чтобы очнуться. Два практикума Доминик собирался нагло прогулять, и самое меньшее, что мог сделать мистер Беллами, это предупредить преподавателей, что ему может понадобиться его помощь в этот день. Вряд ли они, конечно, помнили его, но Шиван понимающе кивнула, и от одного этого на душе полегчало.
Выходной во вторник оказался нагло прерван. И откуда у Андерсона взялась привычка сообщать о совещании за три часа до него? Мистер Беллами только взял в руки швабру, чтобы прибраться, чихая от летающей повсюду шерсти (несмотря даже на то, что он сначала пропылесосил всё, что мог).
Мистер МакСтивен позвонил за двадцать минут до того, как заявиться самолично, потому что рассчитывал на то, что Беллами подвезёт его – ему что-то нужно было в рыболовном магазинчике, который был не так уж и далеко от дома мистера Беллами, а снова трястись в автобусе сорок минут ему не хотелось.
Забросив один единственный ковёр, который был в его доме, в угол, он спрятал швабру и прочие принадлежности, принимаясь медленно спешить. Нужно было успеть привести себя в порядок, ведь он совсем никуда не собирался выходить в этот вторник.
– Доброе утро, – мистер МакСтивен поколебался на пороге, будто впервые был в гостях у мистера Беллами. Тот чувствовал себя нелепо в рубашке, застёгнутой на все пуговицы, и домашних штанах.
– Чаю?
– Нет, спасибо.
– Присаживайтесь, – мистер Беллами убрал ежедневник Доминика со стола как раз вовремя, по пути собирая ещё и пару маек и рубашек. Уж мистер МакСтивен прекрасно изучил его гардероб за почти семь лет.
До этого Беллами задумывался только что пару раз, сколько же в окружающем вдруг появилось Доминика – особенно пустая пачка чипсов под диваном, которую мистер МакСтивен вертел в руках, разглядывая с любопытством, когда он спустился, полностью одетый.
– Может, всё-таки, выпьем? – спросил мистер МакСтивен, будто просил подать ему ручку.
– Ирландский кофе. Вкус есть…
– Запаха нет.
Они перекинулись улыбками.
– У вас-то выходной, – сказал МакСтивен.
Да уж, почти выходной. Мистеру Беллами очень хотелось к Доминику. Идея навестить его на работе почти не имела изъянов; к тому же, на совещании он должен был узнать то, что их обоих интересовало, хоть они никогда и не делились своими ожиданиями, будто боясь сглазить. План на день образовался сам собой, пока мистер МакСтивен сетовал на кипу бумажек, которую нужно было привести в порядок, и на то, что у него, в отличие от некоторых, не было постоянного в этом деле помощника (даже двух).
Не было никакого желания сидеть на совещании. Обычно его даже не посещали такие мысли – надо, и это не обсуждается. Иначе мистер Беллами рисковал начать вести затворнический образ жизни и вообще никуда не выходить (и на работу тоже). Общая депрессивность улетучивалась с каждым утекающим днём, и, даже не загадывая наперёд, его всё равно будоражил подступающий восторг, щипал за нервные окончания и мешал спать по ночам.
Но совещание никак нельзя было исключить из хронологии вторника. Как говорил Доминик, это нужно пережить.
Мистера МакСтивена почти невозможно было оторвать от кота - или кота от мистера МакСтивена. Мистер Беллами в душе не понимал, как этому мелкому чудищу удавалось покорять себе всех, а от него самого отпихиваться лапами. Пришлось приложить немало усилий, и волевых тоже, чтобы наконец загрузить себя в авто и двинуться туда, куда положено.
Приехали они как раз вовремя, и мистеру Беллами выпала особая честь с холодным интересом пронаблюдать Господа Бога всея университета, ректора Кейнтнберга, которого лично ему, мистеру Беллами, удавалось увидеть всего пару раз за год, в основном во время проверки протоколов.
Мистер Андерсон был как никогда серьёзен в его присутствии, но это его ни в коем разе не смущало, потому что даже за такой короткий срок как шесть лет ему случалось увидеть многое. Ректор в основном читал им лекции о том, как именно они должны, по мнению департамента образования, развивать студентов колледжа и прочее в том же духе, и на этот раз без этого не обошлось. Заняв удобные места, мистер Беллами и мистер МакСтивен продолжили хлестать свой ирландский кофе, пока Кейнтнберг «просвещал» всех и каждого в отдельности.
В целом, всё шло своим чередом – после был огромный конференц-зал и осторожно-равнодушные взгляды, выражения особой благодарности и разбор полётов.
– Мистер Беллами?
Один тон мистера Андерсона заставил подняться с места, словно ученику на уроке. После небольшого количества ликёра в кофе его преследовала паранойя.
– Миссис Шиван просит вас заместить её во время отъезда в июле, – можно было едва ли не телесно ощутить съехавшую с плеч всех присутствующих Джомолунгму.
Мистер Беллами хотел бы заикнуться про премию, но, конечно, не смел при всём рабочем составе.
– Прочие формальности обсудим позже. Пожалуйста, задержитесь.
– Это всё?
– И… да, спасибо за работу, которую вы проделали на методическом фронте, – он не успел договорить, присутствующие расщедрились на хлопки одобрения.
– Удивительно, – он засмущался, пробормотал под нос ещё что-то и сел.
– Благодаря необъятной работе мистера Беллами у нас появился прекрасный шанс осуществить обмен ещё и с парижским TEFL и швейцарским PH Zurich в следующем академическом году и, возможно, в будущих тоже.
Они уже давно сошлись с мистером МакСтивеном в своих разговорах на том, что попытки настигнуть хотя бы видимость уровня Кембриджа или Лондона Государственному Университету Плимута на пользу не шли. Несмотря на его прелестные характеристики и в сравнении с прочими отличный уровень подготовки молодых специалистов, глубоко «в душе» он так и оставался тем некогда простым техническим приютом для молодых людей, которым негде было больше получать образование. Углубляясь в прошлое. И все попытки показать себя с лучшей стороны вызывали усмешку у них обоих, но в тот конкретный момент не усмехался ни один из них.