В этот вечер всё-таки он был слишком взбудоражен всем происходящим, насколько он мог быть взбудоражен чем-то вообще, и пережив столь важное признание тяжело было недооценить мир и комфорт образовавшейся ситуации. Доминик лишь заметил шёпотом на ухо, сразу после его повторного пробуждения: «я же говорил, что всё будет хорошо».

Композиция стола дополнилась чистыми столовыми приборами, и под тягучий рок-н-ролльный мотив, весьма необычная «семья», которую они все составляли, расположилась за столом – Марина и Мэри «во главе» стола, а Доминик и мистер Беллами по бокам.

Марине почему-то никак не терпелось втянуть его в разговор, но к металлу в её голосе было привыкнуть нелегко. Он не раздражал ни в коей мере, лишь настораживал, и каждый раз оставалось только раздумывать о том, откуда вообще берутся такие голоса. Представьте себе холодный блеск серого, отполированного металла – вот такой искристый блеск исходил от каждой напряжённой гласной, произносимой этим голосом.

– Я тоже неважно отношусь к розовым винам. Поэтому сорт Совиньон Блан показался мне самым подходящим, к тому же – Мэри его большая поклонница.

– Я не сильна в винах, но некоторое понятие имею. Это, на самом деле, был наш первый разговор.

– Она вдруг замолчала, – начала Марина тоном, которым обычно рассказывают самые добрые шутки, будто интригуя слушателя. Мэри в это время принялась раскладывать всем еду. – Я подумала, что чем-то обидела, сказала что-то не то, а всего-то… всего-то! Она не могла признаться, что плохо разбирается в винах, потому и замолчала.

Доминик захихикал вместе с ней. Она была решительной женщиной, одна на добрую тысячу. Мэттью никогда бы не смог встать сам, поднимая бокал, и толкнуть тост. Это для него и был потолок смелости, на самом деле. Обратить на себя внимание всегда было болезненным делом, даже если это было жизненно необходимо.

– Я не хозяйка, – Мэри усмехнулась, опустив голову – ей было на самом деле не до их с Домиником разборок. Нет, это выражение было некорректным. В высшей мере. Мэттью удивился. Мысль пришла раньше, чем он понял – всё вместе и это в частности. – Но я беру на себя ответственность произнести первое слово за этим столом вечером.

Они начинали совершенно новый путь тем вечером – поднимали голову на испускающую волны позитивной инициативы Марину и будто смотрели в новое, счастливое будущее, и даже Мэттью отказывался от своего скепсиса, пока смотрел и слушал, утопая в моменте, как в воде. Реальность происходящего кружила голову. Редко когда он жил в такие моменты.

– Я очень рада познакомиться с тем, кто, может быть, – она ухмыльнулась, дёрнув бровями, чем бескрайне смутила Мэттью, – а может и нет, – это прозвучало довольно угрожающе, «попробуй только, только попробуй», – присоединится к нам ещё не раз, и надолго.

Любой скепсис отступал при виде взявшей Мэри за руку леди, которая мягко жестикулировала свободной рукой, в которой переливалось, играя бликами лампы, вино. Не чудесная ли и странная до крайности сцена – влюблённая мать и гадко хихикающий рядом со своим увлечением сын, шепчущий одними губами «прощай, консерватизм». Даже ничего не выпив, от этой шутки хотелось смеяться куда больше положенного любыми приличиями. И все они были так рады, если не в полной мере счастливы, в тот миг, за тем столом, по-домашнему богато накрытым.

– Я очень рада, что не смогла оттолкнуть эту прекрасную леди, мисс Мэри Ховард, – Доминик уже не знал, куда деть свою улыбку – она не вмещалась на лице. Мэттью размяк душой, глядя на обеих, и нежное соучастие сжимало его грудь изнутри. – И я постараюсь сделать так, чтобы наш весьма странный союз – не притворяйтесь, вы двое, что вы тут ни при чём – продолжил своё существование как можно дольше. За будущее!

Мэттью отпивал играющее как минимум тремя различными тонами вино, завидуя попутно людям, которые умели выражать свои мысли не только по делу. Ему удалось побороть возникающий позыв всё омрачить, который возникал каждый раз, когда что-то выворачивалось хорошей стороной, ведь у каждого айсберга была своя подводная глыба, убивающая после всё самое лучшее.

Доминик произнёс тост после Мэри, которая долго, растрогавшись, пыталась родить какую-то дельную мысль, а после, с намёком блеснув влажными глазами, заключила, что выпить нужно единственно и обязательно за любовь и ни за что более.

– Мне сорок пять, и я верю в любовь, – пробормотала она, усаживаясь на место.

– Вряд ли есть какие-то особые ограничения веры для разных возрастных категорий, дорогая, – усмехнулась в бокал Марина.

Молодой мистер Ховард же был предельно краток и ясен. Он пожелал примерно того же, о чём старался не думать Мэттью – чтобы как можно больше было безнаказанного добра в жизни. Наверное, за всё время нахождения рядом с мистером Беллами, Доминик привык смотреть на вещи по-разному. Это вселило чувство гордости за него, и Мэттью, так быстро захмелевший, поднялся.

– Спасибо за гостеприимство, прежде всего, – он ещё раз понюхал играющее новыми красками, отстоявшееся вино в бокале и тяжело вздохнул.

– Никто не ждёт от вас речи в стиле Оскара, мистер Беллами.

– Молчите, мистер Ховард, – точно так же учтиво ответил он, заставив дам захихикать. – Потому что никогда прежде я так сильно не рассчитывал на понимание, как этим вечером. Спасибо за настоящее милосердие. Как ориентированный внутрь, так и на одно лишь прошлое, я хочу поднять этот бокал за всё то, что мы пережили, что нашли и что потеряли. Потому что, – он хотел продолжить, но запоздало оборвал себя. – Ладно уж, и за недалёкое прошлое. Этот день подарил мне куда больше, чем я ожидал получить…

– О, Мэттью, это мелочи. Каждый человек заслуживает прощения, и ведь мы тут все прекрасно понимаем, как взрослые люди, что…

Доминик шикнул, приложив палец к губам. Мэттью прочистил горло. Неловко.

– И за это тоже.

Этим он вызвал добродушный смех, всё поправив.

– И, за искренность, конечно же. Ну, – он замялся, не в состоянии объединить всё это в одно и сделать вывод.

– За нас, – Доминик поднялся тоже. – Потому как мы – прекрасные люди. И самое реальное тому доказательство – то, что мы сидим здесь, за таким прекрасным столом в этот вечер.

Спасённый тост был заеден и запит ещё множество раз, и, пока Мэри и Марина о чем-то там шушукались между собой, Мэттью уже начал напевать любимую песню себе под нос. Лукавый взгляд Доминика согнал его с места. Доминик хотел покурить, но мистер Беллами потянул его за джемпер сзади, и он, на счастье, попал прямо в его руки.

– Не надо сейчас курить. Вы же не хотите блевать?

– Я не буду, – Доминик упрямился, но когда Мэттью повернул его подбородок к себе и крепко поцеловал, он развернулся в руках и попытался углубить поцелуй. – Другое дело. Уединимся?

– Пожалуй, – Мэттью усмехнулся, направляясь на второй этаж и поглядывая на Доминика, спотыкающегося позади, с беспокойством. – Только не в постель.

– А куда? – Доминик уже открыл дверь и чуть не упал прямо в комнату.

– Что вы там говорили про чердак и кассеты?

– О, мистер Беллами, – Доминик расплылся в улыбке. – Это чудесная идея.

Не в курсе, навело ли нахождение того небольшого послания воспоминания на Доминика, Мэттью захихикал под нос. Это подождёт.