Пицца оказалась не такой уж дорогой, и Мэттью подумал, что хуже пиццы, чем в Британии, не существует, поэтому не пожалел денег. Он знал, что ему не помешало бы ещё раз просмотреть свой доклад, что больше времени не будет. Он слукавил, когда сказал, что у них был весь вечер и вся ночь. Но он чувствовал себя настолько живым, насколько это возможно. Будто только что скурил хороший косяк.

Доминик задремал, и вот так просто сидеть рядом с ним было бесценно. Спокойно, удобно. Мэттью давно не чувствовал себя настолько защищённым от всего на свете, как в те скоротечные пятнадцать минут, пока их не потревожили стуком в дверь.

Явно уставший до предела Доминик подскочил так, будто ему только что приснился кошмар. Он окинул взглядом Мэттью, с ног до головы, и сказал:

– Я уж подумал, что мне всё это приснилось.

– Я снился тебе? – спросил Мэттью, отправляясь к двери.

– Честно – нет, – чуть громче сказал он вслед.

Поблагодарив девушку, оставившую за дверью вкусно пахнущий поднос, он уловил взглядом тёмную фигуру, вышедшую из-за угла, но дверь вовремя закрыть не получилось. Лезго в ту же секунду оказался рядом, успел пофлиртовать с девушкой, которая смылась, как только на неё перестали смотреть.

– Не хотите прогуляться, мистер Беллами? – Лезго подмигнул. – Гетман уже куда-то смылся, думаю, до вечера его ждать не придётся.

– Вы ведь хотели заглянуть к своей сестре.

– Она занята сегодня, – он развёл руками, – работает. Сочельник, а она работает. Безумие.

– Извините, я всё ещё не могу отойти от поездки, – мистер Беллами намеренно потёр красные оттого, что недавно в них попало мыло, глаза.

– О, тогда отдыхайте, мистер Беллами. Если что, – он ткнул себя в грудь указательным пальцем, – только позвоните.

– Обязательно, спасибо, – мистер Беллами выдавил из себя улыбку, тут же закрыл дверь на замок и отправился к Доминику, который прятался за дверным проходом, видимо, возомнив себя шпионом.

– О, этот голос я узнаю из тысячи, – расслабленно рассмеялся Доминик. – Les joies de café.

– Не смешите меня, – Мэттью обнял его на пару секунд за плечи.

Он остывал и медленно возвращался в своё обычное состояние, хотя кое-где кровь ещё бурлила. Мэттью думал, что будет холодным и неотзывчивым, он боялся этого больше всего, но рядом с Домиником он в очередной раз забывал про что угодно другое.

Только когда Доминик смылся покурить, а Мэттью остался наедине со своим докладом, на него навалилось всё возможное моральное неудобство.

Доминик видел в нём перемены к лучшему, а на самом деле Мэттью самым подлым образом обманул его доверие.

Мэттью очень постарался выкинуть эти мысли из головы и заняться докладом, чтобы через полчаса у них было так много времени на развлечения, сколько Доминик заслуживает.

Но после перекура Доминик был навязчив, как кот, крался где-то за спиной, рассматривал интерьер, а после начал дышать в спину, в шею, обхватывать руками, и кто был Мэттью, чтобы отвлечься. Поэтому он не отвлекался – тело показало чудеса похотливости, когда он кончил в третий раз. Во всех конечностях и где-то в груди разлилась слабость, столь характерное последствие оргазма, и двигаться совсем не хотелось.

Охладив голову немного, Мэттью успокоился, а вот Доминик наоборот. Это было в его стиле.

– Я даже не приготовил тебе ничего в подарок, – сказал вдруг Доминик прямо на ухо, оглаживая раскрытыми ладонями грудь Мэттью через майку.

– Я тоже. Мой главный подарок – то, что ты находишься здесь, – сказал Мэттью. Такое высказывание было сродни признанию в любви. – Мы так долго к этому шли.

– Я думал, то, что ты здесь, это подарок.

– Может и так, – Мэттью слабо улыбнулся сам себе.

Он думал, что будет утопать в рефлексии, закрываться в себе, вспоминать о своём же промахе каждый раз, когда взгляд наткнётся на соблазнительную и просто чертовски подтянутую фигуру Доминика, но в этом он удивил сам себя. Никаких сожалений, никакого стыда – было бы кощунством думать о чём-то подобном, даже о себе самом, в то время как Доминик был рядом. Ощупывал торс и гладил по животу.

– Ты ужасно похудел, любовь моя, – пробормотал он, будто это было чем-то плохим.

– Мне так лень готовить, когда тебя нет дома.

Доминик остался доволен ответом и начал покрывать его шею поцелуями. Мэттью охранял то, что он только что неосознанно окрестил «их домом», он не пустил туда мистера Харрисона, как и не пустил его в своё сердце. Мистер Беллами знал, что он был дурак, и тело его было дурак.

Сердце, фыркнул он про себя. Как будто у него было сердце.

Доминик был его сердцем, c’est ca.

– Ты такой умный, ты и так будешь на высоте, – шептал Доминик, как какой-нибудь змей-искуситель.

– Когда я был маленьким, – сказал Мэттью, умудряясь в то же время читать и понимать то, что сам же написал, – я отправлял Санте письмо, зная, что родители его прочтут, прежде чем положить в почтовый ящик. Я никогда не верил в Санту.

– Как? – Доминик даже отвлёкся от своего занятия (облапывания), и Мэттью мог видеть в тусклом экране, как округлились его губы.

– Это всегда казалось мне странным. Тем более как мог Санта существовать в каждом большом магазине одновременно? Не говоря уже о том, что он живёт в холоде с оленями и эльфами. Эльфы не существуют, это знает каждый ребёнок, так почему должен существовать Санта Клаус? А летающие олени? А количество детей на планете, которым под ёлки нужно принести подарки?

Доминик тихонько засмеялся, уткнувшись носом в плечо Мэттью.

– В общем, каждое Рождество я ходил по магазинам и составлял список из семи позиций, в которых я писал то, что присмотрел себе. И получал стабильно четыре-пять из указанных семи.

– Я не имею понятия, почему люблю тебя ещё больше от этого, – сказал Доминик с наигранной укоризной. – Мама подарила мне ночную рубашку с Бэтменом. Я так её хотел. То есть, я нашёл её в своём подарке, но после вспомнил, что за месяц до этого нашёл точно такую же в старом шкафу, уж не знаю, что я там вообще искал. – Доминик длинно выдохнул, щекоча дыханием кожу. – Конечно, я сильно удивился, почему мама не отдала её мне сразу же, но потом до меня дошло, что Санты нет. Тем более, я выдумывал себе такие подарки, которых не может существовать в природе. Я придумал мобильный телефон до того, как это сделал Сименс.

Мэттью посмеялся в нос, исправляя очередную неточность, а после сохранил документ и закрыл крышку макбука. К чёрту.

– Пока я курил, мне позвонил Роже. Он сказал, что вся студия ждёт «ma jolie copine réguliere», и что у них куча планов на то, как провести Рождество.

– Я научил тебя скрывать от людей вещи, – сказал Мэттью и покачал головой, не сопротивляясь, когда Доминик залез к нему на колени и обнял за шею. – Это нехорошо.

– Им не было дела, пока ты не приехал. Знаешь, – он понизил голос, – я бы завёл тебя в общагу и целовался бы с тобой на каждом углу, чтобы все видели. И никто больше не залазил голышом ко мне в постель, пока я сплю.

Спустя пару поцелуев, Мэттью оторвался, чтобы дёрнуть уголком губ и сказать:

– Как будто я могу быть чьим-то поводом для гордости.

– Ты вообще видел себя?

– Нет, – сказал Мэттью, вскинув подбородок.