Мэттью прекрасно понимал, что через пару часов они окажутся в Лондоне, пересядут на чудо-поезд и помчатся прямо в Париж, а он так и не выспался. Спать в поездах Мэттью не умел - было неудобно, неспокойно, вокруг люди.

Он наконец-то собрал вещи, проверил всё ещё раз и пошёл покурить.

«Удачной поездки» написал мистер Харрисон.

Почесав щеку, Мэттью даже не пытался написать что-либо в ответ. Том много раз ему говорил, что нельзя расставаться с людьми на плохой ноте, нужно всегда оставлять отношения хотя бы в состоянии нейтралитета. Мало ли что будет дальше, и этот человек может подвернуться когда-нибудь, помочь не сможет именно из-за таких расставаний с плохими воспоминаниями. Ещё больше испортить отношения с мистером Харрисоном было уже вряд ли возможно.

Год завернул по спирали и вернулся на то же место. Когда Доминик подошёл с заявлением, загадочно сказав, что у его друга проблемы. Этим другом явно был мистер Харрисон, но на то время Мэттью считал себя выше этого всего. Он проживал жизнь в себе и ему было хорошо.

«Выезжаю через полчаса. Увидимся днём» набрал Мэттью, не делая ни затяжки, пока Доминик не прочитает сообщение.

«!!!!!!»

Так в его стиле. Улыбка нашла свой болезненный путь на его лицо.

«JE T’ADORE, TU SAIS» и следом «JE T’ATTENDS»

«Je t’adore aussi, ma joie. Ç‘est difficile à croire nous allons être ensemble encore»

«Mais nous avons été ensemble depuis tout ce temps, n’est ce pas?»**

Мэттью не нашёлся что ещё ответить.

«Tu sais je t’aime»

«Oui. Tu sais que moi aussi»

«Abientôt, mon garçon»

«Abientôt, monsieur»***

~

Доминик грустил, глядя на расплывшиеся тут и там по асфальту лужицы. Он должен был ждать, пока Мэттью не разберётся с Лезго и ещё кем-то там, чтобы они случайно не увидели, как преподаватель и студент стоят прямо посреди улицы и…

Естественно, ни один из них не смог бы держать при себе руки. Даже Мэттью, если уж он столько раз за всё это время непринуждённо признавался в том, что скучает – этого от него было не добиться, так думал Доминик до разлуки.

И вот он в саду Вильман, сидел на лавочке и курил, кутаясь в свою новую байку. Роже так добродушно позволил ему взять два выходных, услышав, что к Доминику приезжает его любимый человек. Для Роже близкие люди были главным приоритетом, это было заметно с первых с ним разговоров.

Изредка сердце напоминало о себе, начинало стучать в грудь сильнее, пульс скакал, сигарета дрожала в пальцах – четвёртая. Они договорились встретиться в саду Вильман. Будто волей случая, два британца встретились в Париже. Париж, что о тебе думал Мэттью? Оставляешь ли ты его таким же обделённым?

Он ждал и ждал, и ожидание казалось уже невыносимым, а потом в наушниках снова звучали любимые биты, заставляя вслушаться в уже заученные давно тексты. Он слушал рэп просто, чтобы оставаться спокойным. Хрен знает, что он чувствовал на самом деле. На эмоциях, как на неизвестном наркотике, высоко в сером небе.

В новых кроссовках и байке.

Доминик сморщил нос и снова снял блокировку, гипнотизируя взглядом телефонную книжку. Звонить в третий раз было уже как-то слишком. Тем более, это не поторопило бы события.

Борясь с желанием искусать костяшки на правой руке до крови, Доминик вышел из сада и напоролся на кафе за первым же поворотом. «Кафе А» снаружи выглядело вполне по-свойски. Вообще, Доминик не так уж и часто бывал в десятом округе, но за этот час облазил весь Gare L’Est вдоль и поперёк, все дворики и прожилки улиц. Мэттью не говорил, где остановится, но Доминик подозревал, что в отеле, который так и назывался – hôtel près de la gare de l’Est. Просто и сердито. Четыре звезды.

Доминик ушёл в свои мысли, пиная воздух ногами. Зачем Мэттью одолжил у Тома денег? Кому ещё мог позвонить Доминик, пока коротал время до встречи с тем, по кому ныли все внутренности?

Он передумал сидеть в кафе – люди занимались своими делами, общались, и Доминику казалось, что его кислая мина не вписывается в обстановку.

Капучино с ягодным сиропом был лучшим его выбором за последнюю неделю. Доминик покурил ещё рядом с остановкой напротив отеля, хотя Мэттью наверняка не хотел бы, чтобы Доминик был там, где их могли увидеть. Это было странно. Хотя Лезго точно бы его узнал.

Внутренние метания подтолкнули его обратно, через улицу, к саду. Доминик обошёл сад ещё раз наискосок, совсем ушёл в себя от безделья, поэтому, привстав на носочки с новой сигаретой в зубах, на светофоре, он не понял что произошло, когда сердце упало куда-то на диафрагму.

Воздух врывался в грудь с тягучей болью, зелёный свет мигал дальше, но они не могли сдвинуться с места. Доминик сорвался уже в последнюю секунду, перебежал половину дороги и прыгнул на Мэттью, обхватывая его руками за шею, а ногами за бёдра. Они начали падать, но Доминик поспешил встать на ноги, чтобы не повалить их. Он задержал дыхание, зажмурился до звёзд в голове, а потом начал дышать, и дышать, и дышать.

– Любовь моя, – Доминик даже представить не мог, что Мэттью когда-нибудь скажет что-то столь избитое, глупое и неловкое вслух, ему, и он понял, что у него-то самого глаза на мокром месте от этого глубокого голоса.

Тут он заново понял всё и сразу: что его мужчина был лучше эшелонов Джесс, вешавшихся на всех и каждого, этот мужчина, понимающий его как никто, такой же, как он, но совсем другой, умный, рассудительный, молчаливый, идеальный.

– Je t’aime, je t’aime, je t’aime, je t… – шептал Доминик, пока не запутался язык.

Мэттью вдруг схватил его за плечи до боли и отстранил от себя, чтобы посмотреть в глаза, ворваться в них так глубоко, как возможно, и в его взгляде было столько непонятного, он был таким выразительным, что становилось страшно.

– Tu es très beau, – Мэттью улыбался. Будто через десятилетия боли, но улыбался так, что дух захватывало ещё больше.

– Merci, mon homme, – Доминик прижался к нему губами и поцеловал его этими словами. – On ne parle pas l’anglais.

Доминик мог чувствовать такое же бесчисленное количество сигарет, скуренных Мэттью перед встречей.

– On ne parle pas, ma joie,**** – сказал Мэттью, оторвавшись с громким влажным звуком. – Я пришёл так быстро, как смог.

– Ничего страшного, – Доминик не мог сдержать улыбку, которая была дурацкой, он был уверен. – Главное, что ты теперь здесь.

Обнявшись, они зачем-то пошли в парк. Не хотелось терять ни секунды его касаний, ни миллиметра, пока Доминик вдруг как заведённый пустился в рассказы о своих новых друзьях в студии, о Джесс, о Морисе, который впоследствии кормил его и поддерживал в нём жизнь с помощью халявной еды, о Марте и о Роже. Доминик сбивался и путался в показаниях, но никого это не волновало.

– А что нового в университете? – спросил он и понял, что на самом деле, он не хочет об этом знать. Ему было в тот миг так сильно плевать на Плимут, на чёртов Плимутский Университет, на всю Англию. Он был в Париже с человеком, которого не собирался отпускать ни за что в жизни. Остальное бесило. Терять время на обсуждение чего-то столь…