«БОЛЬШОЙ ПРОВАЛ : )» написал Доминик в придачу.

«х)»

Как обычно, даже смайл казался в его исполнении холодным набором знаков и букв. Дальше - молчание. Доминик будто приставал к незнакомцу в интернете.

Так не пойдёт.

«Скайп?»

«Ок»

Когда Доминик увидел заспанную, мятую алкашку и кота, уткнувшегося в шею, он и сам чуть не заурчал.

– Привет, я…

В дверь заглянул Картер.

– Доминик, у тебя есть ж…

– Ferme la porte, ‘s te plaît. Je suis très occupé.

– Наглая морда, – заключил ирландец и повиновался.

– Te remercie, – вздохнул Доминик.

Он извинился и пожал плечами.

– Весело тебе там, – Мэттью даже изобразил улыбку.

– Всё ещё болтаю на французском со своими любимыми ирландцами, – сказал Доминик и сощурился от удовольствия.

Этого общего интереса, в частности, любви поболтать на французском, у них обоих всё ещё было не занимать. За исключением любви к людям, пожалуй.

Доминик не мог понять, что делает Мэттью таким опечаленным, а если бы мог, он бы определённо дал бы по лицу этому чему-то.

Мэттью, как обычно, отказывался жаловаться, значит, ситуация была сносной.

– Ко мне очень многие подкатывают яйца, – вздохнул Доминик в подушку. – И сиськи.

Покачав головой, Мэттью выдал:

– Ведь есть же к чему подкатывать.

– Вам, мистер Беллами, просто повезло, что Плимут – маленький городок.

– Соглашусь, иначе у меня не было бы и шанса.

Доминик хотел бы посмеяться над шуткой, но даже улыбнуться нормально не смог. В груди томилось странное чувство разочарования - дали бы ему шанс поправить дела Мэттью, он бы сделал что угодно, чтобы исправить ситуацию.

– Почему ты один? – спросил Мэттью. – Никому не мешаешь спать?

– Мой сосед всё время ночует у своей дамы, – Доминик улыбнулся. – Одно удовольствие – моюсь в душе сколько влезет. После столь бурной половой жизни, – наконец-то чувствуя себя вправе нагло и широко усмехнуться, Доминик повиновался порыву, – привычка мыться в душе по десять тысяч раз на день оказывается даже бесполезной, когда никто не пытается забраться ко мне в штаны.

– Это я-то пытаюсь? – усмехнулся Мэттью, будто попав в кривое зеркало.

– Ты-то, – утвердил Доминик и хихикнул в подушку, которую прижимал крепко к груди. – По чему ты скучаешь сильнее всего?

– По тому, что некому доедать то, что стоит в холодильнике трое суток.

Доминик якобы злобно зарычал, наслаждаясь едва ли не насильно вызванной улыбкой на бледном лице, которое хотелось расцеловать.

– А ты?

– А я скучаю по… – Доминик чуть не сболтнул ерунды, но не было порядочного способа выразить эту мысль, какие бы ни использовались слова. – Я бы не изменил вам, даже если бы этого хотел. В моём восприятии ни один парнишка с улицы с богатым папашей-владельцем-сети-кафе не сравнится с вами, мистер Беллами.

Откинув голову вбок и якобы случайно предоставив наилучший обзор своей шеи, Доминик не переставал усмехаться.

– Я дожил до того, что меня это возбуждает, подумать только, – Мэттью улыбнулся.

Принц вдруг проснулся и драпанул по плечу, спрыгивая куда-то в сторону. Это было больно, но Мэттью не издал ни единого звука, только слегка поморщился. Так он когда-то терпел и Доминика, вечно надоедающего и пристающего, без единого возражения, зная, что ничего больше поделать нельзя.

– И как много всё-таки изменилось за этот год, – вздохнул Доминик.

– Интересно, мы доживём до вирта когда-нибудь? – спросил Мэттью. Будто невзначай.

– Это намёк? – Доминик облизнул верхнюю губу. Губы высыхали с преступной скоростью. Осень была в самом расцвете.

– Как тебе угодно, – Мэттью пожал плечами. Даже избавившись от деликатного обращения, его способ выражать мысли заставлял желать сближения.

– Я слишком устал, чтобы заниматься чем-то подобным. Работаю, как волк.

– Да и я тоже. Но раньше нам это не мешало, – Мэттью даже выдал добровольное подобие ухмылки.

Доминик ненавидел его в тот момент. Он хотел, чтобы Мэттью был… это слово было запретом, табу для него. Он хотел от Мэттью решительности и хозяйского отношения, но Мэттью, даже скажи ему Доминик, что он подался в проститутки, среагировал бы точно так же, как и всегда.

Было преступным желать чего-то невыполнимого, несвойственного, от человека, с характером которого ты уже примирился, которого полюбил всем сердцем.

– Вы вообще можете быть инициативным?

– Это оскорбление?

– Я просто спрашиваю, – Доминик потянулся, не отвечая на такой запрос. Прямое приглашение в ссору, которым ещё год назад Доминик так часто пользовался, падая в каждую ловушку, приготовленную Мэттью. Невыносимый. – Хочу клубничный милкшейк.

– Я уже говорил, – он зевнул. – Я был инициативным, и это оставило мне множество воспоминаний, которых я по сей день стыжусь. Кстати, у меня, наверное, через месяц будет сюрприз для вас. Может, дольше.

– Я не буду допытываться, клянусь! – Доминик разгадал мысли Мэттью правильно, потому что тот совсем уж необычно для себя заулыбался, чем омолодил себя лет эдак на десять разом.

– От души спасибо. Я буду стараться.

Различные варианты крутились в голове у Доминика, но он предпочёл отвлечься на ещё какую-то болтовню, стараясь не задевать тему университета и работы Мэттью, потому что это вводило его в какой-то усталый ступор и убивало всякое желание разговаривать.

– Люблю вас. Пойду спать.

– И я вас, мистер Ховард. Удачи на работе.

– Вам того же, мистер Беллами, сэр.

Он усмехнулся и, подождите, подмигнул. Доминик и сам сморгнул остатки сна. Из-за этого простого, такого невероятного мимического усилия Мэттью, он валялся без сна в свой выходной аж до пяти часов утра.

Устав ворочаться с боку на бок, он проигнорировал пришедшего Пита, который хотел только переодеться и отправиться на учёбу, и тут же вырубился.

Каждый день возвращая его в тот короткий разговор с Мэттью, Джессика намеренно приносила ему пару жестянок с пивом и усаживалась почесать языком. Перед его лекциями, которые случались не чаще двух раз в неделю, она оказывалась рядом и теребила шнурки, свешивающиеся с капюшона его серой байки, сводя всё в невинную шутку.

В конце концов, так было принято, заигрывать с друзьями в шутку. Вне зависимости от местоположения.

Он уже знал по именам всех её бывших, иногда проводил ночи на матрасе в её комнате, когда Пит приводил свою девушку – Доминик не мог смотреть на них. Эта парочка была не тем, что выдержал бы даже самый отъявленный романтик-гетерофил.

Доминик был спокоен, но не мог не чувствовать себя изнасилованным, когда они мычали друг другу в рот какие-то песни и прерывались, чтобы сказать нечто вроде «работай языком».

Джесс хихикала в ответ на такие жалобы и улыбалась.