С решительным разоблачением подделки выступил в печати А. С. Суворин. «Казалось, встретились совершенно неравные силы — академик Корш и журналист Суворин, — писал Б. В. Томашевский. — И, однако, победа осталась на стороне Суворина» [109, с. 195].
К этому эпизоду из прошлого мы обратились для того, чтобы честно предупредить читателей, что эрудиция, как бы она ни обольщала пас, — это не панацея от всех бед в печатном тексте, не сказочный «золотой ключик», надежно запирающий все двери, в которые норовит пробраться ошибка. Вместе с тем мы возражаем против того, чтобы слову «эрудит» придавался иронический оттенок и в эту графу снисходительно зачисляли каждого, кто использует свою начитанность и осведомленность, стремясь повлиять на судьбу будущей книги в смысле очищения ее от ошибок.
Не полезнее ли для книги, если автор, в меру необходимости, прибегает к толковой помощи если не эрудитов в полном значении этого слова, то по-своему компетентных и опытных лиц? Это ли не первый из резервов аккуратности при выпуске книги?!
В истории создания ряда классических произведений и научных открытий редко когда говорится о внутреннем развитии и переживаниях авторов, на что сетовал И. Ю. Крачковский в книге «Над арабскими рукописями», и почти ничего не сообщается о той помощи, которую получали авторы от своих прилежных сотрудников. Это плохо прежде всего в том отношении, что создает неправильную картину, будто автор так «силен», что никто не может до него подняться и тем более в чем-нибудь его поправить (помните, «Картину раз высматривал сапожник и в обуви ошибку указал...»?). Досадное заблуждение! Знакомясь с фактами и документами, видишь, что дело обстоит совсем иначе.
Даже авторы, являющиеся полными хозяевами своей книги, то есть выдвигающие новые идеи и располагающие материалами, которые знакомы им, как никому другому, не только не уклоняются от дружеской подмоги, а наоборот — всячески ее ищут. Гениальный мыслитель-материалист И. М. Сеченов с уважением относился к мнению своих коллег и жаждал их плодотворного содействия. Чтобы заранее иметь их замечания и облегчить себе дальнейшую работу, он выработал оригинальный прием, на целый век предвосхитивший вошедшие в современную практику «препринты».
Сеченов начинал писать свои труды... с конца, первым делом формулируя основные выводы по теме сочинения. Приступая к созданию знаменитой книги «Элементы мысли», он в марте 1875 года писал Д.И. Менделееву: «...прочтите резюме моей работы, которое Вы получите или от Бутлерова, или от Зинина, и ради самого господа напишите мне поскорее все, что имеете заметить против моих соображений и выводов, чтобы я успел принять к сведению все Ваши замечания при писании работы» [79, с. 220].
История сохранила факты, показывающие, что непосредственный процесс издания нелегок даже для столпов мировой науки, почему им и необходимы аккуратные и творчески равноправные помощники. Никто не рассказал об этом поучительнее и нагляднее, чем академик С. И. Вавилов в книге об Исааке Ньютоне.
Предпринимая в начале XVIII века новое издание «Математических начал натуральной философии», в которых были сформулированы три основных закона классической механики, стареющий Ньютон понимал, что одному ему не справиться. За помощью он обратился к талантливому питомцу Кембриджского университета Роджеру Котсу, который в двадцать семь лет уже был профессором математики. С.И. Вавилов пишет:
«Ньютон предполагал пересмотреть первое издание „Начал“, исправить ошибки, составить предисловие и этим закончить работу, поручив Котсу чтение корректур. В действительности работа сложилась совсем иначе. Коте оказался не только ученым корректором, но и чрезвычайно внимательным критиком, который работал с большим напряжением сил и заставил работать и старика Ньютона… Он перечитывал рукопись Ньютона от строки до строки, переделывая заново числовые расчеты, выслеживая ошибки. Он анализировал доказательства как по существу, так и по форме, нередко требуя от Ньютона объяснений… Котc заметил ошибочность и даже неточность некоторых доказательств второй части, касающихся движения тел в сопротивляющихся средах. Например, Ньютон допустил ошибку в первом издании „Начал“, утверждая, что струя воды из отверстия в сосуде поднимается до половины высоты уровня жидкости в сосуде, что обнаружилось при экспериментальной проверке в Королевском обществе в 1691 году. Котc, обратив внимание Ньютона на это, заставил старика экспериментировать, причем Ньютон сделал важное гидродинамическое открытие сжатия струи при вытекании. Это явление и объясняло расхождение опыта с расчетом.
Котсу, с согласия Ньютона, пришлось изменять целые страницы во второй части книги. Иногда Коте ошибался, и Ньютон его исправлял в свою очередь…» [20, с. 199] .
Этот яркий эпизод из творческой биографии классика мировой науки мало рассматривать лишь как замечательный образец продуктивного сотрудничества автора с редактором (приглашенный в качестве корректора, Коте выполнял, по существу, обязанности редактора). Можно было бы выбрать и более близкие к нашему времени примеры. Но вспомним то, о чем говорилось в первой главе, и согласимся, что Ньютон являл собой автора, который превыше всего ставил достоинство своего труда. Научная добросовестность, сознание ответственности пишущего перед читателями, точность передачи его мыслей в печати, аккуратность издания — все это отразилось в совместной работе Ньютона с Котсом.
Классические образцы интересны в том отношении, что показывают словно через увеличительное стекло, как выполняли свои авторские обязанности великие люди. Это ли не стимул для усиления ответственности тех из авторов, которые не вполне ясно себе представляют, до какой степени должны быть аккуратными, предусмотрительными и точными, когда берутся за перо или садятся за пишущую машинку.
Мы неоднократно замечали, что ряд авторов (если не большинство) даже не знает, что «Типовое положение о подготовке рукописи к изданию» (утверждено Госкомиздатом 31 августа 1967 года) обязывает их указывать на полях второго экземпляра рукописи или в специальном перечне источники всего фактического материала, в том числе и источники тех цитируемых текстов, ссылки на которые не сделаны в сносках или в самом тексте рукописи (п. 19 «Типового положения»).
Действующие в нашей стране законодательные акты по вопросам авторского права не предусматривают автоматически наступающей ответственности за несоблюдение обязательных норм литературной этики. Единственный документ, на который юристы могут ссылаться по этому поводу, — постановление Пленума Верховного Суда СССР от 19 декабря 1967 года, где в подпункте «в» пункта 6 разъясняется, в чем выражается недобросовестность автора при выполнении заказанной ему работы.
Существенное значение для нас имеет то, что высший судебный орган страны в своем постановлении нашел необходимым акцентировать внимание и на вопросах точности печатного текста. По квалификации указанного постановления, недобросовестность автора имеет место в тех случаях, когда он неправомерно использовал чужие произведения, представил свое ранее опубликованное произведение под видом нового, исказил факты в документальном произведении, включил в рукопись непроверенные данные, если он должен был их проверить (!), исказил оригинал при переводе и т.д.
Во всех случаях недобросовестность автора, дающая основание для расторжения договора, должна быть доказана по суду. Однако юрист В. Г. Камышев, рассматривая в своей книге «Издательский договор на литературные произведения» [51, с. 128-134] разнообразные авторские казусы, не приводит ни одного факта, когда бы подпункт «в» пункта 6 применялся в судебной практике. Неясность в этом актуальном для издательского дела вопросе (ее не отрицает и В. Г. Камышев) безусловно мешает повысить юридическую ответственность автора за недоброкачественное выполнение работы, включая требования, связанные с подготовкой рукописи к печати.
